ДНЕВНИК ЖЮЛИ Z.

Есть истории, которые пишутся в одно мгновение.
Другие - только по прошествии времени.
Иногда нужно время, чтобы понять то, что мы пережили...

Перевод Евгении Веселовой специально для www.placefm.ru.

Публикация здесь стала возможна только с полного согласия автора перевода и администрации сайта PlaceFM

Содержание:

Пролог

Часть 1. Эпоха серебряного микрофона

Часть 2. А потом была "Belle"

Часть 3.  6000 миль к северу, почаль моя

Часть 4. От "коридора жизни" до "если я все преодолею"

Часть 5. Мы назначили друг другу свидание...

ПРОЛОГ

Я никогда бы не поверила, что голос, который мне уже принадлежал, но еще не был всей моей жизнью, обретет значимость благодаря Флёр-дё-Лис. 18 сентября 1998 г. публика, как по волшебству, впустила нас в свои сердца, и это изменило наши жизни. В то время никто из нас не имел ни четких планов на дальнейшую карьеру, ни каких-то особенных амбиций. Всё, что у нас было - наши голоса и одно общее желание: петь.

3650 дней спустя я все еще вспоминаю о той последней секунде премьеры "Собора Парижской Богоматери". Тот уникальный момент, мы все несём его в себе и попрошествии десяти лет. Иногда мы отрицаем это, потому что знаем, - первая любовь неповторима. Нам понадобилось десять лет, чтобы посмотреть глазами тех, кто мы есть сейчас, на то, какими мы были тогда, и согласиться обсуждать то, какими мы стали.

Сегодня Франции хорошо известны наши имена: Элен Сегара, Патрик Фьори, Гару, Брюно Пельтье, Даниэль Лавуа, Люк Мервиль и Жюли Зенатти. Мы родились благодаря сумасшедшей мечте Ришара Коччианте и Люка Пламондона, и, возможно, мы забыли об этом...

Но я, следует сказать, сильно сомневаюсь в том, что всё позабыла. Моя память непредсказуема; она избирательна, как фильм, смонтированный наугад. Она выбрасывает на поверхность образы, эмоции, давно канувшие в Лету. Все они туманны, размыты. В моей голове - миллиарды прекрасных воспоминаний, у некоторых из них даже нет лица, но они часто овевают меня, подобно ароматам... Эта книга для меня - как вкус первых плодов лета.

ЧАСТЬ 1. ЭПОХА СЕРЕБРЯНОГО МИКРОФОНА.

Париж, Монмартр, майский вечер 2009 г., 23:00

Я одна в своей квартире. Сегодня солнце спряталось на целый день, но меня беспокоит не это, а совсем другое. Вокруг меня маленький бардак. Фотографии, статьи, письма, разложенные в хронологическом порядке, и мой "дневник". В последнее время я стала немного дотошной! Передо мной двести девственно чистых листов бумаги, на которых меня попросили написать волшебную сказку под названием "Собор Парижской Богоматери". Внезапно я задумываюсь, не будет ли с моей стороны несколько... неприлично говорить о "них", есть ли у меня, именно у меня, право рассказывать историю, которая принадлежит, прежде всего, только нам...

Я жду "музу прошлого" уже несколько вечеров, и, думаю, самое время помочь ей добраться до меня. Я все еще спрашиваю себя, почему дала на это согласие... Вызов? Просто захотелось? Да, я умею писать песни, но уложить на бумагу историю такого масштаба, это совершенно другое дело! О, да ну и черт с ним, будь что будет, я готова! В любом случае, эта тема мне очень по душе, и уже в течение долгого времени крутится у меня в голове. Мне было всего шестнадцать, когда началась авантюра под названием "Собор Парижской Богоматери".

Мы все пришли в этот мир всего лишь на время. Но мы навсегда - актеры этой истории, нашей истории. Возвращение в прошлое - жизненно важно, чтобы придать свежести настоящему. Мы увековечили наших персонажей на CD десять лет назад, но, чтобы продолжать двигаться вперед, нужно всегда напоминать себе о том, кем мы были "тогда". Открыть коробки, чтобы лучше рассортировать то, что внутри, снова воскрешать в памяти людей, которых любишь, меня немного смущает это всё, по правде говоря: белые листы, которые надо исписать, старые раны, которые надо потревожить, личная жизнь, которую надо немного приоткрыть - это всё не так просто... Но мне кажется, нам это необходимо.

В самом деле, сколько времени мы уже не виделись?

Париж, 20 округ, 10 октября 2008 г., 20:45

Я сегодня сбилась с ног: этот вечер - великий вечер. По радио Кристоф Маэ поёт во всю мощь "Нас влечет друг к другу", а я никак не могу найти место, где припарковаться. Париж с ума меня сводит! Наплевать, паркуюсь на углу улицы Пиренеев. Наверняка оштрафуют, как обычно. Пересекаю три улицы, почти бегу, чтобы не слишком опоздать. Откуда это чувство легкой тоски? Разве мы плохо расстались? Найдут ли они, что я изменилась? И потом, кто они для меня? Коллеги, друзья, моё прошлое? Уже без десяти девять. Кто знает? Возможно, я просто боюсь, что со своими нынешними статусами "знаменитостей" мы стали чужими друг другу...

В моей жизни слишком рано появилась скверная привычка подвергать сомнениям все подарки судьбы, отказываться от них. Десять лет назад я так яростно боролась за каждую минуту своей подростковой жизни, что какая-то часть меня была просто "наблюдателем" того, как рождалась история "Собора Парижской Богоматери". Я не участвовала в начале промо вместе с другими членами труппы, я жила вместе с ними лишь время от времени, и я продолжала хранить тесную связь с площадью Клиши, с лицеем, с хип-хоп вечеринками... Только это и было у меня в голове.

Париж, авеню Республики, 1992 год

Одни играют в футбол со своими отцами, другие - в шахматы, или ходят с ними на рыбалку. Я со своим - пою. Стоя рядом с пианино, я пою слова, написанные другими, ничего особенного... Это - проявление любви, которая связывает нашу семью. Это словно собственный способ вести беседу. Петь - для меня было всегда удовольствием, но не целью всей жизни. Сейчас я понимаю, что именно такое отношение помогло мне сохранить голову на плечах, хотя, признаться, иногда мешает мне полностью наслаждаться своей профессией. Есть в популярности некая непристойность, вам не кажется?

Мне было двенадцать или тринадцать, когда музыка стала важной частью моей жизни. Я пою с раннего детства, и даже записывала несколько песен. Похоже, у меня есть талант, всем нравятся голосистые малышки, во всем этом есть что-то от ярмарочного балагана... Вкратце, я была на каникулах с семьей в "Клаб Мед". Однажды вечером я пела в караоке что-то типа: "позволь самовыражаться артисту внутри тебя" - это довольно смешно! До этого я редко пела на публику, но это меня ничуть не пугает, я думаю, что мне это понравится. Короче... Я увлеклась. Люди, сидевшие передо мной, имели довольный вид, кажется, они были даже поражены моим выступлением. Я знала, что хорошо пою, отец мне это не раз говорил, а в этом возрасте мнение отца - все равно что мнение целого мира... После исполнения "Я всегда буду любить тебя" моей любимой певицы Уитни Хьюстон, незнакомый мужчина подсел за столик моих родителей. Он завел с ними какой-то "взрослый разговор" на тему меня.

Несколько дней спустя родители, немного смущаясь, спросили меня, не хотела бы я записать диск... я ответила "да", и раз-два - я уже в Лондоне, с Джерри Дё Во, готовлюсь записать первый сингл! Он разговаривает со мной по-английски, просит меня петь с "breath", ну да! Придыхание, нет вопросов, ребята! Лондон очарователен, но семьдесят два часа на сильном ветру не слишком располагают к долгим прогулкам. Вспоминая это сейчас, думаю, что та маленькая девочка, с мамой, незаметной в углу студии, умиляла всё это сборище, и даже в какой-то мере впечатляла его. Это было забавно. Джерри носил солнечные очки, потому что дневной свет причинял боль его глазам. Я же не могла справиться с ощущением, что всё это слишком "взрослое" для меня: мне это не нравилось. Для некоторых людей музыка - это нечто священное, почти религия - но я к ним не относилась, по крайней мере, в то время. Все эти истории выбора музыкального стиля, запись дисков, обязательства, встречи - именно это отталкивает меня. Я довольно быстро принимаю решение: не хочу быть певицей. Это не воодушевляет меня. К моей радости, контракт расторгнут, и музыка вновь занимает свое скромное место в нашей гостиной: пианино, мои родители, сестра и я. Определенно, такой я люблю её больше.

Париж, улица Шапталь, 1994 год

Некоторое время спустя, жизнь внезапно становится веселее. Мы переезжаем в девятый округ. У меня появляется собственная комната, настоящий пушистый кролик, и вот, под аккомпанемент "Гангстерского рая" Кулио, я начинаю новый учебный год в 4 классе новой школы. Лицей Жюль-Ферри, а вот и я! Именно там я встречаю тех, кто и по сей день - часть моей жизни, "пять пальцев руки", как Джулия нас именует.

Соссо, Анаис, Виви и я - в гостиной у Джулии, на шестом этаже, из окна которой открывается панорама на предмет нашего подросткового обожания: "Локо"! Ночная дискотека, в то время будоражившая умы всех девушек на севере Парижа. Нам четырнадцать, и "Господь дал нам веру" - наш гимн. Наши кумиры - "Офелечка" (Ophelaille, прозвище Офелии Винтер (Ophelie Winter - прим.пер.)) и "Беверли Хиллз". Бренда и Брендон - часть нашей тусовки, но это наш Большой Девичий Секрет. Мы встречаемся с парнями и потихоньку подкрашиваем губы. Мы же не какие-нибудь отсталые!

Я продолжаю петь то тут, то там, иногда обращаю на себя внимание, но шоу-бизнес меня абсолютно не привлекает. Меня даже немного смущает этот голос, "слишком большой" для меня. Я не мечтаю ни о телеэфирах, ни о дисках, ни о клипах.

Помню, после моего второго студийного опыта, записи саундтрека к мультфильму канала FR3, я категорична со своей матерью: "Петь мне очень нравится, но это - не профессия!". Я всегда стояла на своём. Этот лейтмотив был тем же самым, с раннего детства: "Петь - да, стать певицей - никогда! Надо будет заучивать тексты, это слишком тяжело!". Одни скажут, что я крепко стояла ногами на земле, другие - что я сочетала в себе свинский характер с ослиным упрямством. Добро пожаловать на мою ферму!

Я была подростком, когда она вошла в мою жизнь - женщина, уже долгое время наблюдающая за мной, Даниель Молько. Она знала раньше меня, что пение однажды станет чем-то неизмеримо большим, чем семейное развлечение...

Когда сейчас я обо всем этом думаю, мне кажется, что мое восхождение на Олимп - следствие череды случайностей. Судьба? В любом случае, несмотря на мою тогдашнюю неприязнь к этой профессии, несмотря на всю мою нерешительность, желание других решало за меня. Первое появление Даниель (Молько) относится к очень давним временам. Однажды, солнечным утром, дама из соседней квартиры позвонила в нашу дверь. Я открыла.

- Здравствуйте, мадмуазель. Я хотела бы узнать, чьё это пение я слышу каждое воскресенье?

Помню, я посмотрела на неё большими круглыми глазами и ответила: "Ну, моё...".

Моя мать присоединилась к нам на лестничной клетке, и я воспользовалась этим, чтобы ускользнуть. Я вернулась к отцу и Плуму, нашему ньюфаундленду, который прятался под пианино каждый раз, когда я открывала рот. Услышала, как мама пригласила Даниель войти. Запах кофе разлился по всей квартире: мама предложила соседке чашечку. Они расположились в гостиной. Мой отец продолжал играть на пианино. Я чувствовала, что Даниель не спускает с меня глаз. Сама я на неё не смотрела. Как бы там ни было, присутствие слушателей никогда меня не смущало, к тому же, я была у себя дома. Эти маленькие музыкальные встречи - моменты особенной душевной близости между отцом и мной...

Пьер, мой папа, присоединился к "женскому сообществу". Он занял место напротив моей матери, Бабетт, которую мы называем "Королева-Мать". Я поняла, что они будут говорить обо мне, поэтому покинула комнату и отправилась подурачиться с моей старшей сестрой, Ванессой.

Из своей комнаты я слышала обрывки беседы. Я слышала, что мне придется показать, на что я способна. Эта женщина, очевидно, профессионал в музыке, и она хотела бы...чтобы я пела. Но я же не хочу работать певицей, то есть, хочу, но исключительно в рамках нашей гостиной по воскресеньям, с папой... Даниель предложила моим родителям взять меня с собой на "Франкофоли дё ля Рошелль". Она - арт-директор фестиваля. И она хотела бы показать мне мир "живой" музыки.

В течение нескольких последующих месяцев я побываю на концертах, познакомлюсь с артистами, увижу, как "творят" музыканты. Даниель одержима идеей открыть для меня мир музыки и удовольствие жить в нём. Она убеждена: мой голос - бриллиант, нужно только найти для него правильную огранку. Перед тем, как переступить порог нашей квартиры, она поцеловала меня в лоб и улыбнулась... Даниель вошла в мою жизнь.

Париж, улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 20.55

И вот, спустя шестнадцать лет, она всё еще рядом! Это с её помощью я организую этот "вечер встреч". Это у неё в доме мы все встречаемся.

Я вижу свое отражение в магазинной витрине. Я похудела, и это заметно. Я перекроила мои джинсы с бахромой, теперь их край стелется до самой земли, закрывая мой двенадцатисантиметровый каблук. Так что если я и дальше буду так бежать - рискую собирать себя с земли по кусочкам. Ходули в качестве обуви? Почему бы и нет, в честь большого праздника: это минимум, что можешь сделать для себя любимой, когда твой рост метр пятьдесят пять. Тем не менее, я замедляю шаг, цепляя на ходу несколько листьев, не устоявших перед осенью и позволивших своим прожилкам покраснеть раньше, чем на улицы Парижа вышли дворники с метлами. Я словно упала в бутылку с мускусом, кажется, будто кто-то даже оборачивается и принюхивается вслед. Я приближаюсь к нашему званому ужину, в котором определенно есть что-то от первого любовного свидания. О чёрт, да я волнуюсь!

Ну вот, стою перед дверью, набираю код. Контрольная проверка: моя броня непроницаема, и мои воспоминания тоже. В этот вечер мне понадобится прикасаться к душам, а не к телам, и слушать больше, чем чувствовать. Останавливаюсь перед тем, как позвонить в дверь. В конце концов, решаю вместо торжественного входа в парадную дверь пройти через офис, примыкающий к квартире. Небольшая швартовка на знакомой территории должна снизить нервное напряжение и успокоить меня. Тогда, в прошлом, Даниель Молько была моим менеджером, теперь она - мой друг. Делаю глубокий вдох. И, нарядная, с букетом цветов наперевес, - всё ради этой встречи, - устремляюсь вперед. Я потихоньку вхожу в кабинет Даниель через стеклянную дверь, оставленную открытой. Без двух минут девять вечера, пространство офиса слабо освещено экранами невыключенных компьютеров.

Крадусь на цыпочках, чтобы меня не было слышно. Вижу несколько моих золотых дисков, горделиво красующихся на белых стенах, прохожу вдоль них к приоткрытой двери, ведущей в гостиную. Слышу смех... Сквозь щель в двери вижу Даниель. Молько хозяйничает у плиты. Когда она выходит с кухни, чтобы присоединиться к остальным, слышен нежный перезвон занавеси из жемчужинок, отделяющей территорию нашего сегодняшнего "шеф-повара" от остальной квартиры. Этим вечером она поставила маленькие тарелки в большие, чувствую завораживающий запах специй и клементин (фрукт-гибрид мандарина и померанца - прим.пер.). Я люблю такие моменты неопределенности...

Слышу голоса Брюно Пельтье, Даниэля Лавуа, Люка Мервиля и того, кто называет меня своим "маленьким цветочком", мсье Люка Пламондона. Они все (или почти все) здесь, - свидетели начала моей взрослой жизни. Элен, Гару и Патрик, кажется, еще не пришли. Хорошо знать, что ты не единственная опоздавшая! Не будет только Ришара Коччианте - но этим вечером мы будем столько говорить о нём, что, уверена, у него будут гореть уши.

Я хочу продлить немного этот украденный у всех момент, спрятавшись за дверью. Даниель (Молько) возвращается на кухню. Она кажется очень довольной, помешивая свое тушеное мясо с овощами. У себя на кухне или за кулисами театра, она - надежный тыл для других: великодушная, незаметная, мудрая...

Этим вечером будет смех, и будут слезы; некоторые проделали долгий путь сюда, другие лишь короткую перебежку. Черт побери, это наша годовщина, в конце-то концов!

Начало 1995 г.

Незаметными и мудрыми действиями, так и начинался тот год. Даниель старалась оторвать маленького подростка от площади Клиши. Нелегкая задача, но Даниель знала, как за неё взяться. Не знаю, почему, но мне кажется, что я родилась "бунтаркой", и этот протест против всего мира часто переворачивал мою жизнь. В нашем доме музыка смягчала нравы... и эту мою ярость. Практически, все мои хорошие воспоминания начинаются с музыкальных нот, с хорошо прописанных партитур. Всё остальное - только наброски, следы, фрагменты, и даже, иногда, пустота. У меня ужасно плохая память на повседневные события, но с того дня, как музыка стала моей жизнью, я помню всё, не теряя ни крупицы. В то время Даниель меня "приручала"; она подталкивала меня к музыке. Раньше меня она поняла, что это - моё лекарство, бальзам, который смягчит и успокоит мою душу.

В первые дни осени 1995 года, немного спустя после помпезного возвращения на эстраду мадам Дион, мне предложили участвовать в "Евровидении". Мне пятнадцать, профессионального опыта - ноль, и у меня имеются сильные сомнения. В первый раз я серьезно задумываюсь о пении как о профессии. Все знают, что такое Евровидение, но я также знаю, как далеко мы от тех двух вечеров, что я провела в студии, записывая песню для "Старлы и волшебных украшений", мультфильма, выпущенного каналом FR3. Я отдаю себе отчет в том, что этот конкурс может стать для меня открытой дверью в будущее, которое уже начинает передо мной вырисовываться, но перспектива меня пугает... В моей сумке Eastpak - учебники английского, итальянского и испанского, а в голове - одно твердое убеждение: ни за что не покидать ни маленький сквер на площади Адольф-Макс, ни улицу Мансарт, где мы все встречаемся субботними вечерами дома у моего лучшего друга Вартана, чтобы потом обязательно "зависнуть" в "Макдональдсе" на площади Клиши.

Так что я беру телефон и впервые прошу совета у Даниель Молько. Она соглашается пойти со мной и моим отцом на встречу в офис FR3, чтобы поговорить о моем возможном участии в конкурсе. Я не хочу сойти за дебютантку, которая приходит в сопровождении папочки, возлагающего все свои чаяния на свою малышку, - именно так обычно говорят люди за твоей спиной!

Я хочу, чтобы со мной был профессионал. Сегодня я должна буду принять серьезное решение, и на этот раз - и речи нет об отступлении! Огромный офис в гигантской башне, и вот мы здесь, чтобы еще раз поговорить о моём будущем. Это ужасно напоминает беседу со специалистом по профориентации. Мой отец не очень-то сдерживается в обсуждении данного предложения. Я, напротив, открываю рот только чтобы сказать: "Если песня мне понравится, я сделаю это". Мне удалось произнести эти несколько слов с большим апломбом, и я гордилась этим. Может, это кому-то покажется странным, но я не из тех людей, которые прыгают до потолка от счастья, когда понимают, что их "хотят". Другие в лепешку бы расшиблись, чтобы быть на моём месте, но для меня "быть знаменитостью" - не главная цель жизни. Если совсем уж честно, мне было трудно сказать даже это, так как я находила конкурс устаревшим! Я жила в ритмах Тонтона Давида и Принцессы Эрики, я не обладала ни тщеславием ярмарочного осла, ни волей к победе скаковой лошади, так что подобные международные конкурсы меня мало затрагивали, надо признаться. Даниель это прекрасно поняла. Несколько дней спустя после той встречи она сделала нечто невероятное: прямо на улице Шапталь, в гостиной моих родителей, она устроила мне встречу с Давидом и Эрикой! ВреднаяДаниель. Она знала, что встреча лицом к лицу с моими любимыми артистами может помочь мне принять серьезное решение относительно карьеры, и это решение будет только моим. После двух часов разговоров, за тарелкой пасты, приготовленной мамой, я решаю: самое важное - это делать то, что глубоко затрагивает твою душу! Я пою не для того, чтобы стать певицей, я пою ради того, чтобы петь. Вот так разом все прояснилось.

Несколько дней спустя, верная принятому решению, я иду к композитору, послушать ту знаменитую песню, с которой должна представлять Францию. Я вежливо слушаю. Все вокруг погружены в обсуждение, в то время как у меня одно-единственное желание: сбежать отсюда и пойти пить кофе с подружками, чтобы они рассказали мне то, что я пропустила сегодня. В глубине души я уже все решила: я не буду петь эту песню, и плевать, пусть меня будут называть "девочка-не-хочу-и-не-буду". Даниель понимает, что нужно быть тонким стратегом, чтобы привести маленькое упрямое создание женского пола - меня - к осознанию своего "дара" и желанию применять его. Она одержима мыслью, что пение когда-нибудь станет для меня жизненной необходимостью. Но на тот момент она единственная в этом убеждена. Тогда она заключает договор с моими родителями: "К совершеннолетию у Жюли будет контракт и любимая работа".

Она познакомила меня с Филиппом Альбаре, режиссером и основателем музыкальной школы "Chantier des Halles", в Париже! Пока Джулия, Анаис и остальные нежатся в постели, отходя от наших сумасшедших пятничных вечеров, я каждое утро по субботам хожу петь с музыкантами в Шантье. Быть частью "группы" - откровение для меня: я чувствую себя как рыба в воде! Это похоже на игру, не преследующую никаких целей, я легко вживаюсь в неё.

Ля Рошелль, июль 1996 г.

Даниель (Молько), как обычно, работает на "Франкофоли", и в этом году в моих ушах звучат "Daran et les Chaises", "NTM" и Франсис Кабрель... по правде, вживую! Этот июль, - и я, с моим VIP-пропуском и мамой, на всех мостовых города. Обожаю это. Хочу еще. Однажды вечером, Даниель даже заставила меня подняться на сцену во время демонтажа, ту самую сцену, где накануне на моих глазах выступали "Secteur A". Темнота и звездный свет... Я совершенно не помню, что сказала в тот момент. Наверно, какую-нибудь глупость, как обычно. Может, из скромности, или чтобы не давать повода Даниель: этот "голос" - не случайность. Там, в полном одиночестве, на пустой сцене, мне было хорошо. Я не представляла себе публику, но чувствовала себя звездой...

Париж, улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 21.00

Я всё еще таюсь за дверью, отделяющей офис от квартиры Даниель (Молько). Она кричит своим гостям: "Я позвоню Жюли на мобильный, узнаю, где она есть". Как в бульварном романе, я отскакиваю, чтобы переключить мобильник на бесшумный режим, выпячиваю грудь, облизываю губы - чтобы торжественно войти. Этим вечером у нас Жюли в стиле Вуди Алена! Последний взгляд из моего укрытия, и я вижу Люка Пламондона, приближающегося к Даниэле. Как же давно я не видела его большой, почти по-женски элегантный, силуэт! Эти двое знакомы с незапамятных времен. Люк наклоняется. Говорит что-то на ушко Даниель. Я не слышу, что именно, но она хохочет от души. Всё те же заговорщики, как десять лет назад, как всегда! Мне так нравится, что именно их в этот вечер я вижу первыми: мою Дану и того, кого я называю моим "музыкальным папой".

Ля Рошелль, июль 1996 г.

В моей голове - всё еще образы Пасси и "Arsenik" в трансе на огромной сцене... Назавтра, после концерта Франсиса Кабреля, Даниель взяла меня за руку и затащила за кулисы. Там находился некий господин в темных очках, с белоснежной шевелюрой. У него теплый голос с акцентом, который, пока еще, мне абсолютно незнаком. Он нравится мне, я чувствую, что он очень деликатен. Рядом с ним я чувствую себя "в своей тарелке", и при этом гораздо меньшим "живчиком", чем обычно. Этот день выдался очень жарким. Моё тело источает больше жара, чем ядерный взрыв: накануне мы с мамой и Каро пошли на пляж, понежиться в океанских волнах. Разумеется, я уснула под ласковым дуновением ветерка, и солнце коварно спалило мне всю кожу. В результате, сегодня вечером со спины я похожу на маленького молочного поросенка, которого к тому же передержали в духовке. Ну да, в то время я была... ээ... несколько в теле и "под властью бушующих гормонов", как говорят.. Забудем. Минуты две я разговариваю с Люком Пламондоном, о котором в то время не знала ничего, кроме имени. И, даю слово, нахожу его весьма симпатичным.

В тот момент и началась эта история, хотя я об этом даже и не подозревала. Даниель хорошо подготовила свой коварный ход. Она знает, что Люк ищет актеров для своего нового мюзикла, премьера которого должна состояться через год с небольшим... За несколько месяцев до этого, в Монреале, у Даниель (Молько) случилась встреча с некой Мадам Мину - ясновидящей. Женщина среднего возраста, эксцентричная, говорящая с ясно различимым квебекским акцентом, она умеет предсказывать будущее. Во время сеанса гадания, в полном трансе, с закрытыми глазами, словно бы "одержимая духами", Мадам Мину вдруг бросает Даниель резким тоном: "А он что здесь делает, рядом с тобой, Пламондон с лилиями?" И всё. Это явление, видимо, прервало транс. Мадам Мину добавила только: "Этот человек будет очень важен в вашей жизни, Даниель". "Пламондон? С лилиями? Ну конечно...- подумала про себя Даниель. - Всё ясно, она определенно "дури" накурилась..."

Вскоре после того, как Молько представила меня Пламондону, она, без моего ведома, отправила мою кассету его ассистенту Мадлен, маленькой кругленькой добродушной женщине. На кассете я исполняю "Моя история" из "Отверженных" и "Зен" Зази. Эти две песни были из числа записанных "на скорую руку" в студии во время моей "учебы", и, на мой взгляд, абсолютно не относились к тем, что вызывают любовь с первого прослушивания, ну да ладно... Что там на самом деле произошло после того, как кассета была отправлена? Я не знаю. Музыка - это таинственная вселенная, где открываются двери и теряются души. Единственное, в чем я уверена - что я была в надежных руках прекрасной женщины, которая с непоколебимой уверенностью еврейской мамаши, готовой на всё ради дитятка, решила, что я овладею этой профессией, чего бы это ни стоило и какими бы средствами ни достигалось.

Лето подходит к концу, и там, за кулисами, начинается подготовка "Собора Парижской Богоматери".

Париж, где-то в окрестностях площади Клиши, сентябрь 1996 г.

Я, в тот момент, даже не подозреваю, что такой проект существует. Я встречаюсь с подружками. Начало учебного года, второй курс, и все это кажется неизмеримо важнее, чем пение.

На нашей родной улице Дуэ, рядом с лицеем, есть немного унылый бар под названием "Ремонтник", на углу улицы Фонтэн и перекрестка, ведущего к моему дому. Там, за одной чашкой кофе на шестерых, мы сидим и делимся планами на дальнейшую жизнь. Алис, Тиф, Жюли Ко, Андреа и Орели. Нам шестнадцать, и, разумеется, весь мир принадлежит нам. Разве что школьные трудности немного портят нам жизнь... Мы говорим обо всём и ни о чём, в основном, несем чепуху. Мы часто повторяем, что вскоре нам придется расстаться. И это нам абсолютно не нравится. Мы ведь все - частички единого целого. Я - как бы "ядро" этой компании цветущих молодых девушек. В шестнадцать лет я являю собой типичный экземпляр благополучной девочки из хорошей семьи, немного задиристой, и я ревностно защищаю свой маленький мирок. Я люблю музыку. Я пою "Боже мой" Эдит Пиаф, "Прощание секс-символа" и песни Уитни Хьюстон под аккомпанемент моего отца. Иногда мои подруги тоже слушают звучание этого голоса, - кажется странным, что он исходит из такого маленького тела.

Даниель в это время вовсю продвигает меня в офисе Пламондона.

Но слышит в ответ, что мой голос не понравился Люку. Она настаивает, говорит Мадлен, что это невозможно, что он наверняка просто ошибся кассетой, нельзя поверить, что он не хочет меня видеть. Где-то в параллельном мире, на площади Клиши, пролетают мои счастливые дни. В нашей дружной компании появляется новенькая: Найма из Севрана. Мы ходим на хип-хоп вечеринки во всякие невероятные места в окрестностях "Парижска" (в оригинале - Paname, фамильярное название Парижа - прим.пер.), мы даже покупаем себе проездной Оранж до второй зоны... Вот оно, начало свободной жизни! Мы занимаемся брейк-дансом в школе танцев "Cite Veron". У нас есть полное "обмундирование": сбалансированные кроссовки Vuarnet, дутые куртки Lady Soul, штаны Carharrt или джинсы в клетку. О да, мы - королевы улиц! Мы даже сделали для себя пятницу выходным днем, так как уроки биологии в колледже нас абсолютно не привлекают. Мы развлекаемся вовсю. Барбра Стрейзанд покинула мои наушники, чтобы уступить место Мэри Джей Бладж.. "911", культовый альбом для меня!

Музыка становится неотъемлемой частью моего подросткового самовыражения. Ритуальный вопрос между двумя новыми знакомыми: "Ты что слушаешь?" - и даже разговаривать не стоит с теми, кто носит длинные волосы и слушает тяжелый рок! Это - эра миксов, ставших привычными, часов, проведенных за прослушиванием радиопередач Дока и Дифула. Мы открываем для себя рэп. Мы - смешанное поколение, и нам это нравится! Мой лицей, Жюль-Ферри - центр вселенной, и это меня полностью устраивает.

Булонь-Бильянкур, весна 1997 г., как-то в четверг.

Однажды в полдень, благодаря неоспоримой и несомненной уверенности моей Даниель, - вот она я, в её "Твинго", мы едем в направлении Artistic Palace, знаменитой студии звукозаписи, расположенной в Булонь-Бильянкур. И не имею ни малейшего представления, что именно мы там собираемся делать. Я готова взорваться, потому что вскоре у меня назначена встреча с девчонками в "Ремонтнике", и я ни за что на свете не хочу пропускать собрание "сплетниц" (Gossip Girls - Жюли называет сейчас так своих подружек того времени, сравнивая их с героями "Gossip Girl" - американского молодежного телесериала, вышедшего на экраны в 2007 году- прим.пер.) Я вопрошаю неприятным тоном, выражающим предельное разочарование: "А, так мы снова повидаемся с Люком Пламондоном? Ок, но что конкретно мы будем делать? Я буду петь, или что? В чем смысл?" Даниель явно предпочитает не отвечать мне прямо. Немного позже я пойму, почему. Пока же, в ожидании, она прилагает все свое немалое терпение, чтобы успокоить фурию на пассажирском сиденье. Она спокойно ведет машину.

По прибытию я немного не в себе, и я не скрываю этого. Мы входим в большую студию. Мадлен, ассистент Пламондона, стоит, облокотившись на стойку. Она представляет нам Кати Коччьянте, элегантную даму в приталенном костюме, на высоких каблуках, с волосами, собранными в пучок. Она похожа на итальянскую матрону. У неё цепкий холодный взгляд. Я сажусь подальше от неё, но чувствую из своего угла, что она наблюдает за мной. Я делаю вид, что не замечаю этого, стараясь не покраснеть. Я не разговариваю с ней, не улыбаюсь ей. Я здесь - и одновременно абстрагируюсь от реальности, как всегда, когда мне требуется привести эмоции в порядок, - неплохое качество для людей, находящихся в центре внимания, но все же.. Я выпрямилась на своем сиденье, как гвардеец в карауле у парадных ворот. В другом углу студии Мадлен, сконфуженная, цедит сквозь зубы, обращаясь к Даниель: "Послушай, мне очень жаль, но Люк не хочет её видеть, ему не нравится её кассета". Я слышу это краем уха, но меня это не слишком расстраивает. Кажется, я даже вздохнула с облегчением. Круто, тем раньше уйдем из этой западни, которая все больше и больше похожа на прослушивание. Мне не страшно, мне просто хочется сбежать.

Но внезапно Люк выходит из студии. Он, кажется, пришел в некоторое замешательство, увидев меня, спрятавшуюся за спину Даниель. Я думаю про себя, что, должно быть, Молько действительно не занимать храбрости, раз она осмеливается ставить его в подобное положение. Искренне восхищаюсь людьми, которые способны, как она, ради достижения цели переступить через собственные убеждения.

Я слушаю, как Даниель снова и снова повторяет Пламондону, что он наверняка ошибся кассетой, что её юная подопечная - большая редкость, у неё уникальный голос. Она вцепилась в него мертвой хваткой. Когда все взгляды обращаются ко мне, на мгновение я чувствую себя Лукасом, объектом эротических фантазий всех девчонок моего колледжа. Бред какой-то...

Чтобы закончить с этим и наконец быть оставленным в покое, Люк всё же предлагает мне попробовать спеть. Мне впихивают аудиоплейер в одну руку, листки с текстами в другую, и выдворяют в холодную комнату, где слышится только жужжание машин. Там, удобно устроив зад на черной кожаной кушетке, я утопаю в сладком звучании голоса мсье Коччьянте. Я рассеянно прослушиваю три песни по два раза каждую. Я ничего не понимаю, никогда не слышала этих песен и, едва начинаю спрашивать себя, что мне с ними, собственно, делать, дверь снова открывается.

Альберто, маленький мужчинка с пышными усами, в очках, с заметным итальянским акцентом, послан за мной, чтобы препроводить в огромную комнату с роялем посередине. Вау! Человек небольшого роста, кучерявый, сидит, опустив руки на клавиши. Повсюду дерево, на стенах, на потолке, много музыкальных инструментов; есть даже микрофон, укрытый ширмами. В тот момент я была впечатлена. Я чувствовала себя игрушечной балеринкой в музыкальной шкатулке. Мой взгляд блуждал по всей комнате, пока не остановился на огромной стеклянной стене, за которой толпились люди - как в зоопарке!

Я робко приближаюсь к человечку за роялем: это сам Ришар Коччьянте! И я включаюсь в игру. Он начинает играть, а я - петь. Не останавливаясь, он пристально смотрит на меня. Я чувствую себя как на витрине, и это меня подстегивает. Никогда бы не смогла объяснить, почему так случилось, но в тот момент время для меня остановилось. Предоставленная самой себе, я переживаю волшебный момент. Я наслаждаюсь! В конце концов, я забываю о том, где я нахожусь. Забываю также о тех, других, которые за стеклом, и слышат всё, что здесь происходит. Ришар играет всё громче и громче, инстинктивно она начинает подпевать мне. Вскоре, Люк присоединяется к нам в комнате. Он облокачивается на пианино. Вместе с нами, очень естественно, он напевает мотивы, которые вскоре станут "Bohemienne", "La monture" и "Ave Maria paien". Забавная деталь: я вспоминаю теперь, что "Bohemienne" изначально задумывалась как трио между Фебом, Эсмеральдой и Флёр-де-Лис. Обстановка становится более непринужденной. Даже Кати улыбается! Мы поем дюжину песен, которые я не знаю. Никто мне ничего не говорит, просто смотрят, как я получаю удовольствие. Я уже не та же самая, что два часа назад, я осознаю это. Я вся сияю, моё лицо расслаблено, мое тело совершает движения в такт пианино. Я чувствую себя как дома. Даниель и Мадлен довольны, и явно испытывают облегчение. Альберто потрясён. А я блаженствую... Этот голос, "слишком большой для меня", наконец нашел отзвук в сердцах великих людей. Меня услышали!

Конец того дня для меня немного размыт, но я вспоминаю свою мать. Она рядом с машиной, напротив студии. Ждет возвращения своей маленькой забияки. Люк Пламондон вприпрыжку пересекает улицу и на ходу бросает ей: "А Вы, почему Вы не вошли?" Она отвечает ему просто: "Мне там не место". Тогда он спрашивает её, можно ли отослать меня к Альберто Византину, чтобы проработать песни. Так и начался мой путь в музыкальном мире - с Альберто в качестве опоры, этим невероятным человеком, моим ненаглядным репетитором!

Несколько блондиночек с ангельскими личиками уже прошли перед его глазами, я не первая, - но мне кажется, что он меня искренне полюбил. Он верит в меня. Это в его квартире, на улице Шато-Ландон, каждую среду, в компании его жены и Элоизы, его четырехлетней дочери, я впервые начинаю работать "по-взрослому"...

Мне шестнадцать. В моих ушах звучат голоса Фионы Эппл, Шолы Амы, Eternal и Тони Брекстон, пока поезд мчит меня в метро... Вскоре я возвращаюсь в Булонь записать песни: "Vivre", "La monture", "Ave Maria paien" (моя любимая). Я уже знаю, для чего я здесь: "Собор Парижской Богоматери", мюзикл. Кажется, меня пробуют на две женские роли романа Гюго. Мне смешно! И одновременно я довольна, что нахожусь тут. Чем больше я смотрю на людей, участвующих в кастинге - высоких, темноволосых, разных, незнакомых - тем больше меня это забавляет.

Париж, площадь Гюстав-Тудуз, июль 1997 г.

Я обедаю с родителями под деревьями. Это - начало длинных каникул, и через два часа я собираю чемоданы! Направление - мыс Ферре, в компании Алис... Год прошел спокойно, и я чудесно проводила время.

Звонит мобильный отца, некоторое время он беседует, и, в заключение, восклицает: "А, великолепно, вторая женская роль!" Спокойным голосом, - но торжественно и не скрывая гордости, - он объявляет мне минуту спустя: "Это была Даниель Молько. Ты выбрана на роль Флёр-де-Лис". Не помню, как именно я отреагировала, помню только, что когда назавтра поезд уносил меня в Бордо, в моей сумке, помимо прочего, были тексты, кассета и песни, над которыми мне предстояло работать целое лето!

Таким образом, мой голос будет звучать на концепт-альбоме "Собор Парижской Богоматери". Доставила ли мне удовольствие эта новость? Честно говоря, не знаю. У меня просто было предчувствие, что если я соглашусь, это навсегда перевернет мою спокойную жизнь, сосредоточенную на площади Клиши. Я так не хотела ничего менять... И кроме того, для моего поколения мюзиклы - прошлый век. Мы любим Генсбура, шепчущий голос Аксель Ред и французский рэп, который в то время набирает силу. Нам не нравятся ни демонстрации возможностей голоса, ни слащавый романтизм! Бронетанк по имени Селин Дион совсем скоро ворвется во Францию на носу своего огромного корабля (имеется в виду песня из "Титаника" и клип со знаменитой сценой из фильма - прим.пер.), но красивые голоса - ещё не в моде, впрочем, совсем как сейчас.

Все окружающие меня люди помнят, как я постоянно от всего отказывалась, но, странным образом, никто из них, включая меня саму, не помнят, почему я согласилась на "Собор"! Мне понравились песни, это правда. Люк обаятелен, Ришар - страстный, Даниель задала себе кучу хлопот, чтобы добиться этого для меня. Все эти люди безгранично любят свою работу, своё искусство. Кажется, они до последней капли отдают себя постановке этого спектакля, даже не задумываясь, к чему это приведет. Возможно, поэтому я и сказала "да". Я почувствовала себя близкой им по духу.

Но на тот момент всего этого слишком много для моей бедной головы: я уезжаю на каникулы... Я - первая француженка, прошедшая кастинг. В Канаде, напротив, кастинг идет в полную силу. Уже выбраны четверо певцов, все - квебекцы, с их еще непривычным для Франции акцентом. Ах, мои квебекцы...

Париж, улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 21.05

Я выхожу из моего укрытия, открываю дверь. Поворачиваю голову, сканируя взглядом комнату. Прежде чем кто-либо меня увидит, на манер Бриджит Бардо, вешаю на лицо самую ослепительную свою улыбку, стараясь не свалиться. Руки перегружены цветами, вечерняя сумочка норовит выскользнуть из пальцев. В зоне моей видимости - Люк, который меня еще не заметил.

Он, со своей подтянутой фигурой и неизменным пиратским лихим завитком возле уха, - там, в центре гостиной, рядом сДаниель (Молько), у массивного деревянного стола, наверняка вытащенного из старья, сданного в утиль где-нибудь между авеню Республики и Ля Рошелью (Даниель переехала из Парижа в Ля Рошель).

Он выглядит а-ля Лени Кравитц, и ему идёт. Еще одну минуту остаюсь незамеченной, - и эти родные голоса пробуждают во мне волну воспоминаний. Внезапно я решаюсь. И, сделав шаг вперед, сталкиваюсь лоб в лоб с первым из них. Моё сердце ускоряет ритм в объятиях Клопена, и я теряюсь в волнах его нежности, моего брата с эбеновой кожей. Глаза в глаза, я запечатлеваю его образ в памяти... Глава Двора Чудес видит Флёр-де-Лис расцветшей женщиной, так сказать... Девять роз кроваво-красного цвета в моих руках, и он застенчиво говорит: "Ты просто красавица, "сестренка"..." У входа в гостиную Люк, Брюно и Даниэль (Лавуа) что-то обсуждают. Они все трое так элегантны. Едва я приближаюсь к ним, как порыв радости, возбуждения буквально бросает нас друг к другу. Мы душим друг друга в объятиях, как это прекрасно!! Я позволяю себе потеряться в восклицаниях - "как я счастлива, давно не виделись, как мне вас недоставало".

Обращаю внимание на Даниель- она не участвует в этой бурной встрече, но у неё слёзы на глазах, и вовсе не оттого, что она резала лук на кухне! Она знает, как важен для меня этот момент. После стольких попыток, окончившихся провалом, это 10 октября 2008 года настоящий подарок. Она - привилегированный свидетель той сумасшедшей авантюры, которая накрепко привязала нас друг к другу.

Десять лет назад некоторые из нас пересекли океан ради того проекта; другие пересекли страну, а я - всего лишь проехалась по 6 линии, спрашивая себя, надолго ли всё это... Этим вечером каждый вспоминает о своём...

Где-то между Парижем и Бордо, август 1997 г.

В поезде, который уносит меня к югу и морю, я слушаю макет "La monture". Моя подруга Алис - напротив меня. Пейзажи мелькают за окном - я в нигде, я между двумя разными местами, между двумя временами, я раздвоилась. Внезапно я спрашиваю себя, кто они, те квебекские певцы, о которых я пока не знаю ничего, кроме имен. Пельтье, Лавуа, Гару и Мервиль - они уже ангажированы. Нужно сказать, два наших дорогих безумца, Пламондон и Коччьянте, немало потрудились для того, чтобы поставить этот спектакль. Началось все с того, что в один прекрасный день Ришар пришёл к Люку с написанной им музыкой и причудливой идеей поставить мюзикл по какому-нибудь произведению классической французской литературы. Вначале он даже видел себя исполнителем роли одного из персонажей. Немного истории. Пламондон увлечен идеей, он пишет слова на музыку Коччьянте, пока Ришар, сидя за пианино, один за другим воссоздает семь персонажей бессмертного романа Гюго.

Однажды вечером, в 1995 году, в пустынном парижском клубе состоялась встреча: они и приглашенный ими продюсер Шарль Талар. Вначале Талар не слишком воодушевлен идеей, о которой ему рассказали по телефону. Этим вечером Ришар, в одиночестве, сидя за пианино, срывает куш. Он играет и поет все песни, воплощается во все персонажи. Шарль - единственный зритель. После двух часов прослушивания живого концерта семерых певцов в одном голосе, он взмахивает своей волшебной палочкой, - вернее, своей волшебной сигарой, - и произносит: "Я покупаю это". Он тут же звонит по телефону и бронирует Дворец Конгрессов, но "только на четыре месяца и только половину зала", - то есть, максимум две тысячи мест на один спектакль.

Житейская история с капелькой волшебства - таково ремесло шоумена. Я хочу сказать, тому, кто мечтает добиться успеха в этой профессии, недостаточно просто дожидаться часами своего шанса предстать перед жюри. Нужно еще встретить парочку-другую добрых фей на своем пути...

Вот так и произошло, что в 1995 году либретто наших двух деятелей стало проектом "НДДП". И с гордостью носит это имя. Все злые языки, которых полным-полно в этом мире, судачили, судачат и будут судачить о том, что "успех был предопределен". Однако если мы заглянем немного в прошлое, то увидим - мюзиклы никогда не были исконно французским жанром, никогда не были близки нашей культуре. Даже первая версия "Стармании" с Франс Галь и Даниэлем Балавуаном продержалась в Париже всего неделю. Говоря конкретно, "Проект "Собор Парижской Богоматери"" - нечто чужеродное, а мы, его участники, - подопытные кролики. Проект, появившийся раньше "Ведьмы из Блэр"!

Вот так, замешанная на недоразумениях и случайностях, сдобренная некоторой толикой безумия, началась эта авантюра. Все благодаря проницательности продюсеров, Шарля Талара и Виктора Боша, которые сделали ставку на то, что этот корабль будет держаться на плаву - единственные поверившие в это. Возможно, они предчувствовали что-то, предугадали еще не высказанные желания публики. Браво, Мадам Мину!

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 21.15

Раздается сигнал плиты.

Никто из присутствующих не в курсе, что я была одним из инициаторов этого ужина. Каждый знает, кто сегодня придёт, но впервые никто из нас не знает, почему все согласились прийти. У этого мгновения - кисло-сладкий вкус нашего прошлого, нашего дебюта, и только это имеет значение. В квартире жарко, Даниель (Молько) открывает наружную застекленную дверь, ведущую в сад. Все занимают места в гостиной. Дождь прекратился. Этим вечером стоит приятная погода, из двери в сад веет лёгкий свежий ветерок.

Удобно устроившись, Брюно рассказывает мне, что он только что приехал, и уже завтра у него обратный самолет, что касается Даниэля, то у него вчера был концерт в пригороде Парижа (07 окт 2008, Concert a Arcueil (France) Salle Jean Vilar - прим. адм.сайта ). Люк (Мервиль) меряет шагами расстояние из гостиной в столовую. Он не находит себе места, борется то ли с разницей часовых поясов, то ли со звуком наших приглушенных голосов. С того места, где он находится, он не может слышать всё, о чём мы разговариваем, но время от времени прислушивается и вставляет какие-нибудь реплики. Мне кажется, Люк не любит тишины. За кулисами "Собора" его пение проникало сквозь стены. Словно чтобы воссоздать свою родину здесь, в тысячах миль от дома, он пел под собственный аккомпанемент на гитаре, пение было его лекарством от стресса, от страха, от плохой энергетики, пел, и солнце освещало эту новую историю с еще не состоявшейся судьбой. Он всегда опекал меня, как это делал бы кто-то старше и разумней меня. И этим вечером он снова рядом, - этот мудрец, в котором я так нуждалась...

Сидя рядом с Люком (Пламондоном), напротив Даниэля и Брюно, я зову Люка присесть с нами, когда раздается дверной звонок.

Наш великан Гару, стройный, одетый тоже во все черное, с бутылкой в руке, бросает нам свое неизменное "Эй, банда, как дела?". Я вскакиваю со своего кресла и повисаю у него на шее. Едва он успевает поставить свою бутылку виски, как Пламондон уже достает стаканы. Брюно и Даниэль приближаются к двери, и наступает момент всеобщего нежничанья. Даниэль, Брюно, оба Люка, Гару и я обнимаемся и застываем так. Ни единого слова не слетает с наших губ, пока Гару не ворчит: "Ну, хватит, а то я сейчас заплaчу". Ну а у меня, как обычно, в этот момент уже тушь потекла!

Монреаль, 1997 г.

От Флёр-дё-Лис до Квазимодо, прослушивания шли плоховато. Уши Люка так привыкли к голосу его неизменного компаньона (Коччьянте), что он упорно ищет семерых исполнителей с похожим тембром: хрипловато-надрывным. Вот так одно небольшое недоразумение может изменить жизнь - вот так наш неподражаемый Гару делает свои первые па в этом танце.

Однажды февральским вечером 1997 года, в одном из баров Шебрука, что расположен в нескольких часах пути от Монреаля, подруга Пламондона тянет его в Ликор Стор на концерт группы "Неприкасаемые" (Les Intouchables). Острый слух Люка моментально поражен голосом молодого человека, изображающего не то Джо Кокера, не то Отиса Реддинга - этот голос, несмотря на молодость его обладателя, словно бы "растрескался от времени". Это "любовь с первого прослушивания". Пламондон берет юного Пьера под свое крыло, а точнее - через три дня засовывает его в салон самолета на Париж.

В Артистик Палас Гару, как он сам велит себя называть, в долю секунды очаровывает всех до единого, но никто понятия не имеет, какую роль дать этому вокальному феномену. Какой образ он мог бы воплотить на сцене? Совершенно ясно, что он не похож на принца из волшебных сказок, - но едва он начинает петь, становится так прекрасен, что чувства окружающих приходят в полное смятение. В то время для меня Пьер (Гару) - парень из Квебека во всём своём блеске. Высокий, крепкий, в пестрой рубашке, с немного наивным взглядом ребенка и этим его удивительным, "сорванным", голосом, который никого не оставляет равнодушным, а меня так и подавно. Этот голос, впрочем, иногда мне словно бы причиняет боль... Таков парадокс его тембра. Искусственно перекроить его телосложение, нагрузить его горбом и дать роль самого уродливого персонажа спектакля было гениальной идеей.. Если бы Гару сыграл какого-нибудь лощеного красавчика, без сомнения, ему бы не стать тем, кем он является сейчас, не затронуть настолько сердца французов.. несмотря на прекрасные голубые глаза.

Улица Пиренеев, 10 октября 2008, 21.17

Мы готовимся приняться за аперитив, Патрик еще не приехал, Люк спрашивает, что нового. Даниель (Молько) рассказывает, что Патрик не ответил на е-мейл с приглашением, поэтому она передала ему сообщение через его менеджера.

Сидя за столом, мы поддразниваем друг друга, разглядываем друг друга, словно ища, что в нас изменилось за эти годы. Брюно остриг волосы; это сделало его лицо мягче. У Гару здоровый цвет лица, живой взгляд и всё те же очаровательные быстрые улыбочки, которые заставляют вас чувствовать себя особенными, когда он адресует их персонально вам. Мой дорогой Даниэль - он сегодня "глава" этого вечера! Он одет в чёрное, что делает его настоящим денди и подчеркивает белоснежную шевелюру. Его лицо гладкое, как у ребенка. Он выглядит невероятно молодо. Все окружающие того же мнения. Не знаю, оттого ли это, что он больше не носит сутану, но этим вечером его мужская привлекательность особенно очевидна. Я впечатлена, даже более чем. Этот Лавуа, - он словно хорошее вино, что с годами становится только лучше.

Монреаль, 1997 г.

Даниэль Лавуа, извините за столь смелое высказывание, буквально продался этому спектаклю! Даниэль и Люк (Пламондон) знают друг друга уже очень много лет. Даниэль даже участвовал в мюзикле "Санд и романтики", написанном Люком в соавторстве сКатрин Лара несколькими годами ранее. В проекте "Собор Парижской Богоматери" Лавуа с того момента, как Пламондон задумался о роли Фролло. Этих двоих связывают долгие годы дружбы и взаимного уважения. Даниэль будет священником из Нотр Дам - никого другого на эту роль даже не пробовали.

Немного спустя, однажды я услышала имя некоего Брюно Пельтье. Люк хорошо знает его, так как он играл в "Стармании". В версии с Моран. Я смутно припоминаю, что видела его в роли Джонни Рокфора на сцене парижского Театра Могадор, кажется, в 95-м. Странное совпадение?

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 21.20

Я беру за руку Люка Пламондона. Я смотрю на него. Внешне он не изменился. По-прежнему прячет глаза за очками с затемненными стеклами, но я все также могу прочитать по губам его робкое удовольствие оттого, что он видит здесь всех нас, - ну, или почти всех. Время словно застыло на эти несколько минут. Мы проникаемся радостью встречи. Мы молчим, затем снова смотрим друг на друга...

Булонь-Бильянкур, студия Artistic Palace, май 1997 г.

Еще один благодатный момент воцаряется, когда трое мужчин, отобранных для "Собора", собравшись около рояля, напевают "Belle". Брюно Пельтье, Даниэль Лавуа и Гару создают такой альянс, невозможно поверить, что это в первый раз... Их голоса сливаются в величественном и мощном аккорде, преодолевающем стены студии Артистик Пэлас, к великому удовольствию Люка. Говорят даже, что магия слияния этих трех голосов задрала планку требований к следующим кандидатам на кастинге слишком высоко...

Между Парижем и Бордо, август 1997 г.

Я так далека от всего этого, в поезде, который мчит меня навстречу каникулам. Я слушаю в наушниках "La Monture", где разбираю слова: "Развяжи мой пояс, войди в меня, грязный развратник..." Когда я, не отдавая в том себе отчета, начинаю напевать песню вслух, Алис, сидящая напротив, бросает на меня удивленный взгляд, и затем разражается хохотом. Даме с двумя детьми, путешествующей рядом с нами, напротив, совсем не смешно. Алис: "И ты будешь это произносить?". Я: "Эээ.. вообще-то я буду это петь". Алис: "Серьезно? И к кому же ты обращаешься с подобными словами?" Я: "К моему жениху". Алис: "И кто он, парень, играющий твоего жениха? Он хоть красивый?". Я: "Понятия не имею, я его всего один раз и видела. Он старый, ему вроде уже двадцать восемь!". Алис: "А, ну да.. староват! А как его зовут?". Я: "Кажется, Патрик...".

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 21.22

Он появляется через ту же дверь, что и я, и все как один оборачиваются на звук его голоса... Его певучего голоса: "Ох, извините меня, весь день занят на промоушне, едва закончил..." Я не слишком соображаю, как вести себя с ним. Чувствую себя немного неловко... Встать навстречу, остаться сидеть, что делать?... Гару украдкой наблюдает за мной, так, словно хотел бы подсказать мне, как правильно воспользоваться инструкцией по эксплуатации собственных эмоций. В конце концов, Даниель, наша хозяйка, спешит навстречу Патрику. Один за другим все поднимаются, не зная, будет ли уместным продолжать горячие объятия! Этим вечером тестостерон в большой цене! Встреча проходит в такой теплой обстановке, что все, не стесняясь, и так ведут себя как девчонки, однако, когда появляется Корсиканец, все начинается сначала! Наконец, Патрик подходит ко мне. Я уже стою. Пронзает меня взглядом, в своей обычной манере, и произносит, низким голосом, в котором чувствуются нотки смущения: "Здравствуй, Жюли". Во время этого крайне сдержанного приветствия Патрик принимает первый бокал шампанского и уходит присесть на пуф, стоящий немного в отдалении, возле низкого столика... Ну что ж... И такими тоже бывают встречи...

Булонь-Бильянкур, студия Artistic Palace, апрель 1997 г., четверг

Некий Патрик Фьори только что прошел прослушивание. У него есть рекомендации профессионалов. Он рассказывает моей матери, что выступал на Евровидении, что только что приехал в Париж... Бла-бла-бла... Несмотря на столь интересные детали биографии, я не слушаю, отстраняюсь. Я погружена в стихи Мюссэ, годовой экзамен по французскому на носу! Однако его южный акцент помимо воли проникает в мои уши. Артистик Пэлас разделен на несколько студий. В соседней Мишель Фюган записывает свой новый альбом. Я так люблю его песню "Крепость" (Forteresse), что, заметив его, высовываю нос из-за книги, чтобы он меня заметил. "Добрый день", любезно говорит он мне, и заготовленный комплимент стыдливо застревает у меня в горле... Он там пребывает и поныне.

Таким образом, я присутствую на пробах Патрика. Не помню, по какой причине, но в тот день я и моя мать были там. Странная парочка, он и я, сидим на канапе перед пультом. Люк неподалеку. На первый взгляд, он не в восторге от островитянина.

Во главе списка претендентов на роль - высокий мускулистый блондин. "Я заглянул под её цыганский наряд..." - местечко-то, кажется, уже занято! Высокому корсиканцу не остается ничего другого, как держаться. Но, в тот самый день, благодаря своему голосу, - я бы сказала, экстраординарному, - Патрик получает второй шанс. На этот раз его миссия - исполнить "Dechire". Нелегкая задача! Нет, серьезно, Ришар, признайся, ты ведь написал эту вещь, будучи абсолютно безумен! Песня, больше половины которой основана на резкой смене тональностей - гарантированный несчастный случай для любого кандидата. Только очень тренированный тенор может справиться с этими колебаниями. Тенор - вот что нужно для этой песни. Альберто, репетитор по вокалу, это знает.

Итак, несколько дней спустя Патрик снова объявляется в том же самом месте, но на этот раз уже чувствуя себя более уверенно на знакомой территории. Он легко влезает в кольчугу шевалье Феба. С большой непринужденностью преодолевает "Belle" и "Ces diamants-la". Впереди штурм северного склона Эвереста: "Dechire". Усталость и стресс дают о себе знать. Кроме того, Патрику приходится издеваться над собой на глазах Люка, всё еще не убеждённого, настаивающего на персонаже нордической внешности, а-ля Икеа, он видит именно такой типаж на эту роль, а никак не разбойника с корсиканских гор. Патрик ломается. Ничего у него больше не выходит, он плохо слышит сам себя. В конце концов, его голос ослабевает. Это настоящая трагедия. Он покидает студию, Альберто смотрит вслед, бессильный помочь.

Почти сразу вслед за этим, продюсеры поручают Альберто возобновить кастинг на роль Феба. Он категорически отказывается. Как он сам рассказал мне однажды, субботним днем, уже в мае 2009 года, сидя у меня дома за чашечкой кофе с лимонным пирогом, - в тот день он совершил то, что никогда не осмелился бы сделать при нормальных обстоятельствах. Сразу после ухода Патрика он сел в свою маленькую машинку и вернулся к себе домой, чтобы извлечь на свет божий кассету с пробами, помеченную "Фьори, март 1997", на которой, по его словам, была запечатлена "идеальная "Dechire"". "Словно почтальон", говорил Альберто, он сделал круг по Парижу, обойдя поочередно квартиры Пламондона, Коччьянте и Шарля Талара, чтобы всем им представить доказательство того, что "проект "Собор Парижской Богоматери" нашёл своего Феба. Вот так исполнитель "Мамы Корсики" превратился в "Патрииииииика" из "Нотр Дам".

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 21.30

В этот момент я на кухне, пришла выпить воды и немного помочь Даниель (Молько). Гару предлагает мне пропустить стаканчик. Я отвечаю: "Как обычно, - будьте добры, стопку водки!" Я уже в поисках стаканов для крепких напитков, когда слова "прости, моя Джулай (Julie - July, "июль" по-английски, игра слов, прозвище, данное мне Люком Мервилем, позже подхваченное всеми остальными - прим.автора), я принёс только виски" выбивают у меня почву из-под ног. Раздосадованная, отвечаю "Плохо, плохо. Весь вечер я в 25 сантиметрах от своего прошлого, за это стоило бы выпить немного горячительного!" Когда мы чокаемся, нас снова охватывает это странное ощущение, удивление от того, что мы все здесь, все вместе, однако Люк, в шутку изображающий репетицию, заставляет нас заметить, что Элен всё еще не пришла!

Булонь Бильянкур, Artistic palace, октябрь 1997 г.

Когда мы записывали концепт-альбом, Элен ещё не участвовала в проекте. На тот момент отбор участников был окончен, и сыграть роль Эсмеральды предстояло Ноа! Я, загорелая, возвращаюсь с каникул, имея перед собой тройную цель: сбросить три килограмма, получить диплом бакалавра по французскому и записать "La monture", песню о...потере девственности! Мать, как обычно, сопровождает меня, мы едем в семейном "Гольфе"; между двумя учебниками по биологии лист бумаги, присланный по факсу несколькими днями ранее, напоминает о том, что я не выполнила своё "домашнее задание" как певица...Ничего страшного, убеждаю я сама себя, как-нибудь да выкручусь, я ведь одарённая девочка! Итак, по дороге я повторяю свой текст, и внезапно осознаю, что маленькая Флёр-дё-Лис хотела бы...чтобы её лишили девственности. Несколько странная ситуация, находиться при этом в машине, в нескольких сантиметрах от своей матери. Смущенная, но делая вид, что ничего особенного не происходит, я напеваю песню, избегая строк класса Х*

Когда мы приезжаем в студию, там уже все в сборе: Люк Пламондон, Ришар и Кати Коччьянте, Шарль Талар, Мишель Масон и Виктoр Бош. Виктор, которому я дала прозвище Вики, - один из трех продюсеров этой авантюры. Он родом из Лиона, я его обожаю! В тот день я, - в длинной юбке, - и моя мать, удобно устраиваемся на кушетке в глубине комнаты. В воздухе как будто бы пахнет пылью. Я понемногу начинаю привыкать к этому месту. В конце концов, я уже больше года шатаюсь сюда!

Меня просят занять место у микрофона. Пюпитр в центре зала только и ждет, что мою эротическую поэму, чтобы заставить дрожать огромное пространство этой комнаты, где я чувствую себя немного потерянной.

Я начинаю петь. Мой голос с каждой нотой становится всё более женственным, все более решительным. К огромному удивлению присутствующих, я вношу в исполнение ту нотку чувственности, которую никто не осмеливался просить меня изобразить. Заканчиваю выступление, все выражают бурное одобрение, и Люк, украдкой, склоняется к моей матери, сидящей на канапе, и спрашивает её негромко: "Вас не беспокоит, что она поёт песню с подобными словами?" Смеясь, она отвечает: "О, Вы знаете, Жюли начала петь "Прощание секс-символа" когда ей было восемь. Мы просто заменили слова "на кого мастурбируют" на "за которую соперничают"**, чтобы не шокировать уши окружающих. И потом, вы же знаете, Жюли сама сказала, что Флёр-дё-Лис - это её персонаж, не она сама".

Странное совпадение... Ангелочек, каким я была в то время, не был ли развращен в конечном итоге словами мсье Пламондона? Нет, не думаю. Люк приоткрыл дверь в чувственность и желание, но только для моего голоса, - или, скорее, он подарил и голосу, и мне слова, достойные нашей чувственности! Десять лет спустя после того разговора Пламондона и моей матери, вот она я, в студии, в процессе записи песни под названием "Нежная трава"...со всеми нюансами, которые подразумевает эта песня, как часть мечты!

* "освободи меня от моего пояса, войди в меня, развратник" - строки из "La monture". Буквой Х принято обозначать продукцию эротического и порнографического содержания.

** "Une image de magazine Sur qui on ejacule" - строкииз "Les adieux d'un sex-symbol"", "Starmania", МишельБерже

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 21.45

Мне нужно сделать передышку. Избыток эмоций снижает остроту ощущений. Скрываюсь на пару минут, сумочка под мышкой. По дороге в ванную комнату, быстрый взгляд в зеркало. "Ну вот, моя девочка, ты и выросла, стала женщиной, признайся себе в этом прямо". Отработанным движением подрисовываю контур век подводкой для глаз. Я научилась, я теперь умею это делать. Это меня успокаивает. Слышу смех неподалеку. И мгновенно чувствую себя отдаленной, словно бы чужой самой себе.

Они все знали меня, начиная с первых шагов моей профессиональной жизни - но что видят они перед собой сейчас? Некоторое время я стою, глядя в глаза собственному отражению. Это как некое "дежа вю". Момента наедине с собой перед тем, как начать петь. За десять лет я столько раз вот так стояла перед зеркалом. Я привыкла к тому, что нужно иметь свой "имидж" - слово, постоянно звучащее в кругу людей, причастных моей профессии. Самым трудным для меня было тогда самоопределиться как артисту - в том возрасте, когда люди еще не могут самоопределиться даже просто как личность...

Канны, МИДЕМ, 18 января 1998 г., 17.45

Я "подвываю", крутясь перед зеркалом в маленькой гримерной Дворца фестивалей. Смена декораций: площадь Клиши уступила место набережной Круазетт. Задача дня: представить либретто "Собора Парижской Богоматери" всемирной звукозаписывающей индустрии: MIDEM* В первый раз нас собрали всех вместе, и в первый раз мы будем петь все, одни за другими. Я, в своей обычной вздорной манере, повторяю всем, кто может меня услышать, что и речи быть не может о том, что я появлюсь на сцене, выряженная как не пойми кто, что я хочу МОИ серьги, а не этот ужас, который мне навязывают... и что если не будет по-моему, у меня ничего не выйдет! Мне терпеливо и вежливо объясняют, что я не единственная на свете, и что мои драгоценные уши не будут в центре внимания, но без толку, я остаюсь глуха.

Немного раньше, где-то около полудня, я побывала на примерке костюмов в отеле Карлтон. Там я встретилась с Ноа. Все куда-то спешили, метались..

14 часов: репетиция во Дворце фестивалей, встреча с "коллегами"... Мы еще не знакомы, мы разглядываем друг друга, отмечаем детали, словно "принюхиваемся"... Короткая, очень напряженная репетиция, выходит ужасно, хуже не придумаешь... Мы не знаем, как будем выступать на сцене. Пламондон упирается, предлагает различные выходы, но ничего не получается. Наконец он высказывается за групповое выступление, за командный дух в стиле Чемпионата мира по футболу 1998 года! Сидя на стульчиках, как школьники, все вместе, на сцене, мы ждем своей очереди выступать. В наших "шпаргалках" и наших головах одно: восемь песен, восемь всего и на всех. Процесс пошел, одни из нас поют, другие слушают... Беспокойство сгущается за кулисами. Шарль, один из продюсеров, курит уже десятую сигарету. Гару, в свою очередь, курит одну пачку Players за другой, а Фьори, наш вечный "душа компании", пытается шутить. Пельтье вступает в соревнование будто прославленный спортсмен, господин Лавуа, напротив, предельно сосредоточенный, погружается в свой образ загадочного священника.

Я, посреди всего этого, приклеилась к зеркалу, одолеваемая паническим страхом: мне кажется, что я плохо выгляжу. В то время моя внешность внушала мне сильное беспокойство... Признаюсь, я всегда питала большую слабость к шоколаду, моё тело до сих пор об этом напоминает, и Даниэль Лавуа тоже не упускает случая напомнить... Уже почти 18.30, я на грани нервного срыва. Все взгляды обращены ко мне. И тут, разумеется, я устраиваю полноценную истерику Большой Звезды. Вспоминаю, и мои коллеги тому свидетели, как была одержима идеей того, что моя голова- центр вселенной! "У меня гораздо более тонкий вкус, чем у этого стилиста! Нет, ну, в самом деле, ведь мои серьги намного красивее!" В конечном итоге, это производит эффект удара ниже пояса по терпению остальных. Даниэль Лавуа выходит из себя: "Она когда-нибудь заткнется?? Я двадцать лет ждал того, чтобы быть здесь, а эта соплячка только и делает, что орёт!" Интонация задана. Но меня это не охлаждает. Всё тем же "разъяренным животным", я выскакиваю на сцену, охваченная гневом... В первый раз три минуты "La Monture" изливаются из меня бесконтрольно. Я первая более чем изумлена этим. Эта песня уносит меня далеко от закомплексованного подростка, каким я была. У меня больше нет ни воспоминаний, ни страха, ни давящего чувства долга. Уходя со сцены, я будто под наркозом. Мсье Лавуа тут же перехватывает меня на лету, сразу после моего ухода со сцены, сжимает мои плечи и произносит: "Это было отвратительно!"

Я разворачиваюсь, готовая наброситься на него, со словами: "Отвратительно?? Да этот канадец, успокоится он когда-нибудь??" Но его искренняя улыбка мгновенно обезоруживает меня. Его проницательные глаза буквально сияют, разглядывая меня. Я понимаю, что это просто недоразумение... Так произошло моё первое столкновение с квебекским жаргоном. То, что во Франции обозначает "отвратительно", - похоже, это комплимент, или просто из тех случаев, когда поведение говорит иное, чем слова. Я же, как обычно, не умнее быка, видящего перед собой только красную тряпку! Этот момент - ни что иное, как мгновение признания. Мсье Лавуа только что простил капризную девчонку ради того, чтобы поздравить артиста, чей талант только что раскрылся... какой же я была стервой!

В своё оправдание, расскажу, что перед этим только что провела день в компании воплощения "породистой" красоты: Ноа! Рядом с ней, я никогда не чувствую себя по-настоящему женственной. Она производит на меня огромное впечатление. Я нахожу её до ужаса изысканной. Я наблюдаю за ней краешком глаза, как девчонка в присутствии Настоящей Принцессы. В своём корсете и черной пачке, она потрясающе красива. Её черные волосы волнами спускаются до самых ягодиц, кожа гладкая, а акцент, одновременно мягкий и сильный, напоминает, как мне кажется, её характер. Ноа для меня - живое воплощение гламура! Я вовсе не завистлива, но как можно нормально существовать рядом с такой женщиной? Я не особо понимаю. Моё единственное желание - спеть вместе с ней. Ну что ж! Поскольку она Эсмеральда, а я Флёр-дё-Лис, и мы делим на двоих одного мужчину и к тому же одни подмостки, я спрашиваю Люка, не хочет ли он написать песню-дуэт для "этих двух женщин". Так появляется на свет "Он прекрасен как солнце" (Il est beau comme le soleil).

Итак, мы только что пережили первые моменты на сцене вместе. Мы еще не знаем, куда нас все это заведет. Плотно сидя рядом, как луковицы на веревочке, в этом гигантском зале, мы только что испытали первые эмоции от выступления с этим репертуаром. Как множество других, эта авантюра начинается с пустого места. Рождение спектакля было таким глупым, без торжественности, без лиризма, - так, как часто начинаются самые прекрасные истории...Несколько дней спустя, "Собор Парижской Богоматери" начинает свою публичную жизнь, и тогда же наша Эсмеральда делает нам ручкой!

*MIDEM - Marche International du Disque et de l'Edition Musicale, Всемирная выставка-ярмарка Звукозаписи и Дисков, проходящая с 1967 года ежегодно во Дворце фестивалей в Каннах, в которой принимают участие крупнейшие звукозаписывающие компании, такие, как Universal, Sony BMG, EMI или Warner. В её рамках проходят презентации и подписываются контракты с артистами - прим.пер.)

Франция, февраль-март 1998 г.

Концепт-альбом "Собор Парижской Богоматери" поступает в продажу после довольно благосклонного приема на МИДЕМ. Еще толком неизвестно, будет ли публика заинтересована такого рода историей, поживем-увидим. Ноа покинула "поле боя" по причинам, о которых я расскажу позднее, и, таким образом, единственное более-менее известное имя в нашем мюзикле - Даниэль Лавуа. Заранее прошу у тебя прощения, мой Дан, но во Франции ты не был вторым Джонни Халлидэем, - так что проект такого масштаба, вытягиваемый на одних твоих плечах, был тяжелым бременем. Будущее не казалось нам таким уж розовым, а "Vivre" постоянно получала комментарии типа "ах, красиво, ничего не скажешь, но не слишком-то вписывается в формат радиовещания..." Ну и, в конце концов, кому понравится наша Эсме, когда она от нас благополучно сбежала? Да никто! - таково моё мнение в тот момент.

Акт 1, сцена 2. И - "Belle", как ответ сложившейся ситуации, тайный козырь продюсеров! Первое выступление нашего шокирующего (но, по правде говоря, еще не зачаровывающего) мужского трио состоялось во время церемонии "Музыкальных Побед" (Victoires de la Musique): Квазимодо, "мейд ин Квебек", пай-мальчик и шалун; шевалье, в котором нет ничего романтического, если следовать классической линии романа - у Патрика ничего общего с белокурым, кудрявым, как девчонка, красавчиком; и священник, который больше похож на пацифиста, чем на одержимого похотью. Сразу вспоминался его знаменитый шедевр, с текстом, говорящим много о личности этого человека: "Они любят друг друга, как дети, перед лицом угроз и больших потрясений"* Короче говоря, смотрелись они не слишком выигрышно! Но их три голоса, слившись вместе, создали три минуты волшебства в телеэфире этим вечером. Аудитория была растрогана.

Несмотря на абсолютный вокальный талант нашего трио, от публики эта музыка всё еще очень далеко... "Belle" на радио - всё равно что Жерар Миллер** в психоанализе. Чего мы только не наслушались - что "Belle" - песня без припева, что Даниэль Лавуа слишком старый для аудитории некоторых радиостанций и что его партию песни, наверно, надо вырезать... Вкратце: болтают много и ни о чём, как обычно и бывает в нашей профессии, когда партия ещё не сыграна...

В это время альбом, наконец, начинает завоевывать публику, поначалу принявшую его, скажем так, сдержанно. Как по волшебству - но, прежде всего, благодаря Рене Орьо, нашему пресс-атташе с хорошо подвешенным языком, - первыми "не устояли" телеканалы. В конечном итоге, именно благодаря сюжету Лорана Бойера на канале М6, снятому в знаменитом зале Pavillon Baltard, сингл "Belle", наше "трио подопытных", сразу после выхода взорвал все хит-парады и побил рекорды продаж. Сумасшедший успех, продлившийся до января 1999 г. - если память не подводит меня, было продано более 1,7 миллиона дисков. Немного спустя, концепт-альбом тоже обосновывается на верхних строчках в рейтингах продаж. Даже несмотря на сбежавшую Эсмеральду, "Собор Парижской Богоматери" начинает набирать обороты. Я в это время возвращаюсь с лыжного курорта, у меня роман. И одновременно на нашем горизонте появляется Элен Сегара, чей дуэт с Бочелли "Vivo per lei" - на волне успеха.

*текст самой известной песни Даниэля Лавуа "Ils s'aiment"

** Жерар Миллер - французский актер и сценарист; но есть и другой Жерар Миллер - директор кафедры психоанализа в Парижском университете...

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 21.50

Я оставляю в покое свое отражение в зеркале. Никто особенно сильно этим не обеспокоен, но Элен - "Цыганка", как мы её прозвали, - еще не пришла. И вот, спустя несколько секунд, кого-то взбудораживает звонок в дверь... "Ну наконец, вот и она!" - бормочет Люк, со стаканом в руке, себе под нос. Всеобщий подъем, и вот мы, ввосьмером, приветствуем её поцелуями и душим в объятиях. Гару предлагает коллективное объятие. Мы снова стоим, прижавшись, голова к голове, сплетенные в круг, руки сверху, руки снизу. Мы сильно сжимаем друг друга, единые посреди гостиной, словно хоккейная команда на льду, пока я, со своими габаритами вездехода, не начинаю задыхаться и не говорю себе, что еще десять секунд, и я останусь тут навсегда!

Забавно, что я подумала именно это. Вот уже десять лет, как мы встречаемся на разных телеканалах, и никогда не говорим о нашем прошлом, за исключением случаев, когда двое из нас приглашены одновременно на одно и то же шоу... 22 сентября. День рождения моей сестры. В доме родителей - праздничный пятничный вечер, на телеэкране в гостиной - наш приятель Никос и его старакадемики. Элен и Гару - главные гости сегодняшней программы. Каждый занят свои делом, но, инстинктивно, оказавшись рядом, они начинают оба напевать "Belle". Я здесь, перед телевизором, смотрю на них. Они такие трогательные. И тут публика поёт куплет наизусть. Сама Элен забывает слова, но все эти подростки в студии, все как один, чудесным образом поют песню. Я поражена. Десять лет прошло - а эти дети помнят и поют её, будто бы она появилась только вчера... Хороший вкус у их родителей! Ещё тогда, наблюдая за этим с позиции простой зрительницы, я подумала, что хотела бы, чтобы кто-нибудь рассказал мне эту историю.

Но в приватной обстановке, и особенно этим вечером, все мы как-то по-особому застенчивы. В движениях, в глазах каждого из нас я улавливаю, я чувствую это странное нечто, сплотившее нас. Эту связь, которая делает из нас (теперь уже - навсегда) труппу "Собора Парижской Богоматери".

Это - сродни семье!

Десять лет и несколько недель назад всё только начиналось...

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 21.55

Элен наконец оставляет своё пальто и свою большую сумку, и, хитро глядя на меня, произносит: "А, моя маленькая свинка, ты ведь так и не похудела?" - и тут же, поворачиваясь на каблуках к Люку и Патрику, смеясь: "Люк, у тебя что, в аэропорту полшевелюры украли? А ты, Корсиканец, гляжу, немного живот отрастил, а?" Ну и, чтобы достойно завершить сеанс критики, обращается к Даниэлю: "А твоя любезная женушка, где она?" Элен здесь - теперь я могу это подтвердить. И она в прекрасной форме!

Элен. Блистательная женщина, однажды прибывшая в Париж, чтобы исполнить свои мечты. Её встреча с Орландо, знаменитым братом Далиды, станет решающей в её жизни и карьере. Больше как отец, чем как просто продюсер, он поведет её по извилистым путям мира музыки...

Элен - солнечный свет и огненный темперамент. Именно это Люк почувствовал в ней десять лет назад...

Между Парижем и Римом, февраль 1997 г.

После звонка старинного друга, Ришара Коччьянте, в самом начале этой авантюры, Альберто занялся кастингом в "Собор Парижской Богоматери". Он рассказал мне, что повесил объявление в помещениях Франс 3 о том, чтобы кандидаты посылали ему кассеты со своими записями. Его почтовый ящик неделями оставался пустым. Мюзиклы явно не в моде в Париже в этом году! Никого они не интересуют! Как же мы прогрессировали с тех пор!

Ришар представлял свою Эсмеральду девушкой "итальянского" типа: с характерной внешностью, изысканную, темпераментную и искреннюю, - но здесь, в Париже, Джины Лоллобриджиды не бегают по улицам.

Едва в Париже начались пробы, некая Элен Сегара, певица "Я люблю вас, прощайте", прошла кастинг у Альберто, появившись у него в сопровождении друга, Венсана, несколькими днями раньше, чем я. Несмотря на то, что её хрустальный голос очаровывает Альберто, Элен - не то, что нужно авторам... на тот момент. Несколько месяцев спустя появляется Ноа, сразу забравшая главный приз.

Ноа - израильская певица, о которой в тот момент начала говорить вся Франция. Пресса обожает её. Она воплощение свободы и послание мира. Эта женщина воплотила в себе историю своей страны. Её имидж - женщина, излучающая силу, уверенность в себе, мужество, честность, немного бунтарка. Очарованная идеей проекта, покоренная силой убеждения Люка и Ришара, она соглашается исполнять роль Эсмеральды. Немного времени спустя после записи в студии концепт-альбома, она понимает, что французский язык слишком сложен для неё, так что, после МИДЕМ, откланивается и уходит со сцены.

Её жизнь - в другом месте...

Таким образом, в январе 1998 года кастинг возвращается на начальную стадию - настоящий кошмар для продюсеров, дополнительная головная боль. Переслушиваются заново все кассеты с пробами. Шарль вспоминает об одной миниатюрной брюнетке с тигриным темпераментом, которую он приметил во время прослушиваний: Нурит. На их первой встрече, казалось бы, всё очевидно. В маленькой студии Артистик Палас, между двумя перегородками, босая, с уверенными движениями, она поёт "Bohemienne"" на собственный завораживающий, манер, по-восточному виляя бедрами перед столом "жюри". Шарль, немного отстраненный, как обычно, меряет шагами комнату. Вдруг он резко перестает нарезать круги по студии, смотрит на неё и бросает своё знаменитое "я покупаю". Но Ришар не согласен, он считает - мы всё еще далеко от той Эсмеральды, которая ему видится. Вывод: Ноа кажется почти незаменимой, и Нурит, к собственному несчастью, похожа на неё, - но недостаточно, чтобы все пришли к единому мнению.

И вот тогда фокусник Альберто достаёт из своей волшебной шляпы кассету Элен Сегара. Естественно, в тот момент господа Талар и Бош сразу понимают, о ком идет речь: да это же та красивая брюнетка, которая поёт с Бочелли, это сработает! Люк хочет встретиться с ней...

Булонь-Бильянкур, Артистик Палас, февраль 1998 г.

Всё это время, несмотря на то, что за мной уже закреплена роль Флёр-дё-Лис, авторы пребывают в раздумьях, не смогла бы я, несмотря на юный возраст, взвалить на свои плечи главное бремя! А может быть, малышка Жюли смогла бы исполнить роль этой цыганки?

Так что они заставляют меня болтаться в Артистик Палас и обратно. Даниель, моя менеджер, далеко не в восторге от этой идеи... Меня, напротив, она от души забавляет. Я даже начинаю воспринимать это всерьез: такой тип "спортивного соревнования" соблазнителен. Перспектива утверждения на главную роль даже заставляет меня поменять цвет волос... Шевелюра цвета спелой пшеницы, ранее украшавшая мою маленькую птичью головку, сменяется черной гривой роковой брюнетки. Жюли, наряженная цыганкой, выглядит не слишком убедительно, но ей на это наплевать. Я сексуальна примерно так же, как Тётя Рашель* в белых носочках, но постоянные визиты в студию на репетиции в конце концов убедили меня: Эсмеральда - это я! Ведь все вокруг вслух говорят о том, что это возможно - эффект тот же, что и когда тебе все вокруг говорят, что у тебя усталый вид, и ты в конце концов и правда заболеваешь! Я ищу всевозможные доводы, чтобы наконец убедить всех, что я наилучшая кандидатура. В романе Виктора Гюго Эсмеральде шестнадцать лет - в точности как мне! Я начинаю говорить Даниель, что брать на эту роль какую-нибудь другую девушку вместо меня было бы ошибкой. В моем понимании, все мои аргументы непогрешимо логичны.

Я смотрю, как девушки сменяют друг друга на пробах, среди них некая Кристелль, великолепная! У неё есть всё - голос, внешность... И кажется, Ришар подпал под её обаяние... но... да... и всё-таки нет!

*Tata Rachel - персонаж популярного cериала "Жизнь прекрасна" (Plus belle la vie) на канале France 3, сыгранный замечательной актрисой и певицей Колетт Ренар (01.11.1924-06.10.2010).

Париж, Л'Эмпайр, весна 1998 г.

В огромном танцевальном зале в 17 округе Парижа с десяток девушек ждёт за дверью. Я, крайне довольная, вхожу и направляюсь прямиком к Люку. В этой комнате стоит огромный, как в зале суда, стол, за которым, помимо прочих, я вижу два новых лица - Жиль Маё, режиссер, и Мартино Мюллер, хореограф. Посылаю всем присутствующим поцелуй и непринужденно занимаю место рядом с ними. Я вижу Нурит и еще кучу девушек, одетых цыганками, которые расхаживают с самым серьезным видом перед столом и поют. Меня, никогда не подвергавшуюся необходимости заставлять себя проходить подобное испытание, все это неимоверно смешит - до того времени, пока не приходит моя очередь.

Одетая в свое лучший белый спортивный костюм от Сержио Тачини, перед лицом "жюри", я не знаю, что делать с собственным телом. Я еще не научилась хорошо справляться с ним, и если честно, до сих пор мы с ним не "на короткой ноге". Начинается мелодия "Bohemienne", я начинаю петь. И Кати Коччьянте кричит мне: "Танцуй, танцуй!" Мне не нравится её диктаторский тон, я чувствую себя жалкой, смешной, и, в довершение всего, двое новых, незнакомых мне тогда, людей за столом перешептываются друг с другом. Всё это настолько выбивает меня из колеи, что, естественно, заканчивается тем, что я с треском проваливаюсь! Рассказывая сейчас вам эту забавную историю, вспоминаю разговор между Виктором Бошем и Даниель (Молько): "У неё есть голос, у неё есть харизма и необходимая сила, чтобы сделать это, но, возможно, просто еще слишком рано, она еще слишком юна".

В ожидании, - уж не знаю, потому ли, что продюсеры еще думали об этом, или просто чтобы избежать затеянных мной скандалов, - мне говорят, что пока еще вопрос не решен и я все еще в числе главных кандидатов на роль Эсме. Не знаю, правда это была или нет, но в моей голове мятежного подростка живёт мысль, что ничего еще не потеряно, и эта мысль меня будоражит до последнего раунда.

Несколько дней спустя после фиаско в Эмпайре, как-то в послеполуденный час, когда я записывала во второй раз "Vivre", в новой тональности, красивая брюнетка в белом костюме, с наманикюренными ногтями, появляется в моем "логове" в Артистик Палас. В руках у неё большой букет цветов. Элен Сегара! Пока она тепло беседует с Кати Коччьянте, я нервно кручусь в кабине, с комом в желудке. Моё маленькое мягкое тельце всё сжалось и застыло. Сейчас, десять лет спустя, когда я пишу эти строки, я до сих пор ясно помню, как сильно я была уязвлена в тот день. Со временем, я приняла это как важный жизненный урок, но в тот конкретный момент мне словно бы отвесили хорошую оплеуху. Внезапно я интуитивно понимаю, что я не сыграю Цыганку, это Элен будет Эсмеральдой! Признаюсь, я злилась и чувствовала себя преданной и немного обделенной.

Мать их, почему они столько времени позволяли мне хранить надежду!! Для меня, в мои семнадцать, данное слово дороже золота: лучше уж ничего не говорить, чем внушить напрасные надежды... Словно издалека - рассуждения продюсеров и все эти детали, связанные с выбором на главную роль. В этот день я смотрю на это всё будто из чердачного окошка. У меня желудок сводит. Проба голоса, и готово. Я отступаю к канапе и притворяюсь деревянным чурбаном. И тут же Кати подтверждает моё предчувствие. Она проскальзывает между мной и моей матерью. Она шепчет ей: "Не нужно ей принимать это близко к сердцу, она же только учится этой профессии. Для неё еще всё впереди, и с таким голосом она может многого добиться в жизни!" После этих слов я чувствую себя восьмилетней девочкой. Я съеживаюсь в объятиях мамы, с глазами на мокром месте. Альберто приближается и шепчет мне: "Флёр-де-Лис отличная роль, Жюли, ты же знаешь". Ну, разумеется, это так, и эта роль очень подходит мне по множеству причин! Я знаю, что он прав, и всё же отвечаю ему срывающимся голосом: "Меня волнует только Эсмеральда, я хочу только её песни!"

Таким образом, начало весны 1998 года стало тяжелым испытанием для меня. Я обижаюсь на саму себя за то, что недостаточно боролась за эту роль... Но, если уж говорить начистоту, как я могла бы сейчас сосуществовать с Эсмеральдой? Она бы поглотила меня целиком, и, кроме того, я, такая наивная и неопытная в то время, никогда не смогла бы завоевать широкие массы так, как сделала это Элен с того самого момента, когда она только начала участвовать в промо спектакля. С прошествием времени, я, обладательница сложного характера, которой понадобилось время, чтобы осознать и принять свой собственный голос, смогла признаться самой себе, что если бы по той или иной причине я получила роль Эсмеральды, то должна была бы распроститься со всем остальным. С той, кем я была, с последними годами моего отрочества, и, главное, - сказать "прощай" себе сегодняшней, той, кем я стала. От одной этой мысли у меня мороз по коже...

В тот момент, однако, я дала себе слово, что больше никто не сможет внушить мне иллюзий! Мечты слишком опасны в нашей профессии, потому что их исполнение зависит от желаний других людей. Это желание - нечто вроде сахара, к нему быстро привыкаешь, слишком быстро! Маленькая, семнадцатилетняя "артистка", которой я была тогда, хотела быть свободной, не "унижаться". Она видит, как стремительно приближается начало взрослой жизни, еще не зная толком, чем бы она хотела заниматься в этой самой жизни.

Весна обосновывается на площади Клиши. Болезненный момент пережит и ушел в прошлое,и в последние несколько месяцев, отделяющих меня от начала репетиций, жизнь течет по своему обычному руслу. Помню, в тот период наш колледж охватили волнения. Мы выходили на улицу, выкрикивая лозунги. У нас был флаг завидной красоты. Это чудесное воспоминание, о том, какими мы были тогда. Тот эпизод так напоминает нашу сегодняшнюю встречу. Я знаю, что эта сила во мне - сила моих друзей, их энергии, нашей сплоченности, и это стирает все жизненные разочарования.

Лето 1998 г.

Самое начало июня - время, когда "Собор Парижской Богоматери" заброшен в моей голове в самый дальний угол. Репетиции начнутся через два месяца - целая вечность для того, кому семнадцать лет. Моя жизнь - это экзамен на бакалавриат по французскому, мой парень и мои друзья. Итак, экзамен: "7" за письменный, с пометкой "не по теме", и "18" за устный. Я уже должна была бы начинать сомневаться в чем-нибудь в этот момент. Сама того не зная, я проживала последние моменты моей школьной жизни, последние моменты подросткового беззаботного времяпровождения...

Через несколько дней мы уезжаем на каникулы, я, мой "женишок" и мои приятели. Первые "взрослые" каникулы, на море, без родителей! В моей памяти запечатлелся один совершенно особенный момент: скоро наступит ночь, мы все на пляже, всей шумной компанией. Мы - банда перевозбужденных недоразвитых подростков, из тех, что привлекают к себе внимание и неизменно раздражают спокойно отдыхающих людей. Я вдруг чувствую себя немного отстраненно; я смотрю на моих друзей, но я будто бы не с ними; этот момент, который я переживаю сейчас, словно бы уже прожит и теперь лишь воспоминание... Я уже провела слишком много времени в кругу взрослых, с проблемами взрослых и обязанностями взрослых. На следующий день поезд увезет меня в Париж. Еще через несколько часов я впервые войду в двери Дворца Конгрессов. Через несколько часов "Собор Парижской Богоматери" наконец начнётся по-настоящему...

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 22.05

Звонит мобильный...

Это у Гару. "Она вас целует", - сообщает он высокому собранию. Это моя "куколка" звонила. Ей бы ужасно хотелось быть сейчас здесь, но Лори - Лор, если точнее, - предпочла оставить нас наедине. Под аккомпанемент этого далекого поцелуя Даниель (Молько) приглашает нас пройти к столу. Мы понятия не имеем, надо ли, чтобы занять наши места, сыграть в "крутящиеся стулья" или в "стул и музыка"! Люк (Пламондон) царит во главе стола, Элен и Патрик окружают его, каждый со своей стороны. Гару уселся между Даниэлем и Люком, я - лицом к Люку, рядом с Брюно, в то время как Даниель (Молко) следит за всем с противоположного торца стола. Еще до того, как было подано первое блюдо, я спрашиваю себя, почему же ни разу за 10 лет мы не поднялись на сцену все вместе, всемером. Уплетая тажин (мясо , тушенное с овощами), от которого пахнет солнцем, мы задаем друг другу одновременно тысячи вопросов, которые удивляют нас самих, одних больше, других меньше...

"А заключительный спектакль "Собора", который так и не состоялся, кто что об этом знает?", спрашивает кто-то... А! Знаменитый "заключительный спектакль"! Объясню: мы никогда не объявляли точной даты, когда мы отыграем последний спектакль всем составом. В удивительной тишине, почти неловкой, мы вдруг отдаем себе отчет в том, что после "Собора" наша жизнь летела с такой бешеной скоростью...

Дворец Конгрессов, первый день репетиций. 4 августа 1998 г.

Семь исполнителей мюзикла "Собор Парижской Богоматери" просыпаются в разных кварталах на западе Парижа. Я открываю глаза в своей детской комнате. Мне абсолютно не хочется туда идти. Париж кажется одиноким и покинутым в начале августа, и я кажусь себе такой же. В вагоне поезда метро, который мчит меня от площади Клиши в Мэлло, стоит невыносимая жара. Первое свидание с Дворцом Конгрессов. Он такой здоровенный и не слишком-то гостеприимный, этот...дворец. У меня вид растерявшейся туристки, я не знаю, где тут вход! Здесь с дюжину дверей, обозначенных буквами и цифрами; я в них запуталась. Этот огромный безликий куб в "попе мира" - для меня, весь мир которой сосредоточен на севере Парижа, - нагоняет на меня тоску.

Я наконец нахожу вход, и первый, с кем сталкиваюсь в коридоре - Люк (Мервиль). Это меня успокаивает. Между нами быстро проникает ток: один и тот же стиль, одни и те же музыкальные вкусы, один и тот же дух. Я знаю, он будет союзником в моей борьбе против взрослых и обязанностей! Я нуждаюсь в ком-нибудь более умудренном жизнью, чтобы сдерживать мои порывы. И он тут же берет меня под свое покровительство. Благосклонность его слов, обращенных ко мне, вскоре уступает место искренней нежности старшего брата... На тот момент, он единственный говорит на "моем" языке. И он не пытается "потрясти мой мир"! Люк и я, мы измеряем коридоры Дворца конгрессов с гитарой в руках. Мы по очереди напеваем. Мы храбримся друг перед другом. Из-за кондиционеров внутри, дворец напоминает какой-то ледяной лабиринт. Стены кажутся поизносившимися из-за того, каких великих людей они повидали за это время. Минелли, Азнавур... Они пели здесь, и они наверняка тоже испытывали страх, приближаясь к сцене. Мне кажется, что каждый квадратный метр этого места меряет меня взглядом и и безмолвно спрашивает: "А ты-то, ТЫ что делаешь здесь?" Множество дверей, на которых всё еще написаны черной краской имена, тысячи проходов, ведущих к правому и левому краям сцены. Можно сказать, что это место создано для того, чтобы в нём затеряться. В первом коридоре слева со стороны входа для артистов - неопознанное место. На двери написано "Пьер Гаран". Я озадачена - это ещё кто? Я приближаюсь к приоткрытой двери, из-за которой вылетает легкий дымок. Это "домик" Гару. Как и все остальные, я уже забыла, что у него имеется настоящее имя! Ах... Гару... С ним всё, что я знаю о взрослой жизни, переворачивается с ног на голову. Мы много смеёмся, он часто сажает меня к себе на колени, так сердечно, будто бы я была всё еще маленьким ребенком, - но я ничего не знаю о нём, а он не спрашивает ничего обо мне. Тогда ему было двадцать пять, и он обладал энергией скаковой лошади! Вскоре у меня создалось впечатление, что Пьер-Гару воспринимает эту историю как невероятное приключение... на один вечер, что он скоро соберет чемоданы и вернется к себе домой с полными карманами забавных воспоминаний о Франции. Если бы он только знал, что история всей его жизни начиналась тогда...

Я первый раз воспользовалась лифтом в глубине галереи, чтобы попасть на сцену со второго этажа. Я в оцепенении. Я видела их всех всего лишь один раз, в Каннах. Время, прошедшее с тех пор, кажется мне целой вечностью. Я оказываюсь прямо на левой половине сцены. Подьем по трем маленьким лестничным пролетам - и при виде огромного черного занавеса я совершенно теряю голову... Я больше не знаю, где я. Практически в бессознательном состоянии я дохожу до сцены, с взглядом, блуждающим неизвестно где. Я чувствую себя потерянной между Жилем Маё, режиссером, и танцорами... Певцы - они все в зале, все, кроме Элен, нашей новой Эсмеральды. Быстрый поворот головы, лазеры моих глаз берут на прицел группу человек в двадцать, столпившихся на танцевальной дорожке. На счет раз: я адресую им краткое приветствие, больше вынужденное, чем искреннее. А что? Я чужая на их земле, так что я избегаю демонстрировать излишнюю любезность... На этой стадии труппы еще нет, каждый ограничен своей территорией. На счет два: я удираю, это стратегическое отступление к моему клану: тех, кто поёт. Легкими шагами, - благодаря моим кроссовкам Air Max, - но со стеснённым дыханием, я присоединяюсь к моим коллегам по пению. Я утопаю в глубоком красном кресле на шестом ряду, поближе к выходу и, главное, поближе к Люку... Видеть и оставаться невидимой, вот главный принцип сидения в засаде! Люк смотрит на меня и смеется. "Эй, чего?" спрашиваю я его. "Ничего", - отвечает он, продолжая искренне смеяться. В его глазах я отчетливо вижу, что мне всего семнадцать лет, но также вижу, что я уже достаточно взрослая и обладающая достаточными силами, чтобы петь здесь перед четырехтысячным залом, который пока пуст...И тогда я тоже улыбаюсь...

Гораздо позднее, когда я запутаюсь в своих сомнениях, когда моя роль будет пугать меня - он укроет меня своих объятиях, как маленького заблудившегося котенка, и заставит меня понять, что мои враги - моё преимущество. Эти четыре тысячи мест будут полностью заполнены всего через несколько недель, но я этого ещё до конца не осознала.

Итак, едва я расслабилась в своем кресле, будто была на занятии в классе, как наступил тот самый опасный момент, о котором я думала с самого утра, еще в вагоне метро. Жиль просит нас подняться на сцену, чтобы представить танцорам. Сидя в позе лотоса на свеженастеленной дорожке для танцев, они смотрят на нас. У меня ощущение, что я нахожусь на собрании группы анонимных алкоголиков. "Здравствуйте, меня зовут Жюли, и я играю Флёр-дё-Лис..." Мой взгляд теряется на этой огромной стене, усеянной крупными квадратами, которые открываются и закрываются - декорации. Мне не слишком понятно, что этим пытались изобразить. Позади можно заметить большую лестницу, и невдалеке от неё - небольшого роста мужчину в очках, с седеющими волосами, который разгуливает по огромной пустой сцене, как свихнувшаяся марионетка. Это Кристиан, декоратор; он уже сам не знает, на что ещё надо обратить внимание. Большая часть декораций в тот день пока еще отсутствует. Требования хореографа и режиссера не очень-то совпадают между собой, и бедняга декоратор совершенно теряется между простыми, но изящными линиями придуманного им декора. Когда горгульи торжественно водружаются на башни, оснащенные большими колесами, у всех присутствующих перехватывает дыхание. Он впечатляет, этот собранный по частям собор, надо сказать! Я словно раздавлена. У меня нет слов.

Пока певцы и танцоры устанавливают контакт между собой, я погружаюсь в спасительное созерцание световых эстакад Алена Лорти, который готовится опробовать их и отладить. И вдруг, одним рывком, я решаюсь на первый настоящий шаг навстречу... Я приближаюсь к этим ребятам, которых ныне все мы знаем под именем "ямакаси"* В ту пору они практически никому не известны. Они примерно того же возраста, что и я, они слушают рэп. Это хорошо, на этой почве я чувствую себя уверенно. Те же разговоры, тот же способ самовыражения, они так близки моей площади Клиши...

"Здрассте, здрассте.." Брюнеточка, несущаяся бегом скорее как тинейджер, чем как "роковая женщина", наконец-то соизволяет появиться, прямо в середине процедуры представления. Между прочим, мы её ждем уже больше получаса! Стоит ей открыть рот, и она уже меня раздражает. Это Элен, которая даже не собирается извиняться за свое опоздание. Она непринужденно поднимается на сцену, обнимает одного за другим танцоров, техников, персонал сцены, короче, всех семнадцать человек. Она всех обезоруживает... Даже Жиль Маё упускает свой момент. Он немного переминается с ноги на ногу, но не грубит ей. Мадам Сегара отмечает загар одних, акцент других. Она устанавливает контакт с людьми лучше любого политика! А я втайне начинаю закипать. Еще до этого момента я знала, что наша вторая встреча опять обернется моим полным фиаско! Она просто воплощение всего, что меня раздражало в то время. Уверенная в себе, она из того сорта людей, что "всем нравятся". Спортивный костюм, обтягивающая маечка, рюкзак в виде плюшевой игрушки за плечами, оливковая кожа: в ней нет ничего от дивы. И в то же время Элен срывает большой куш своим дуэтом с Бочелли "Живу ради неё" (Vivo per lei).

Элен невероятно общительна; она приспосабливается к любой ситуации. Простая, доступная, беззаботная, она самым естественным образом завоёвывает ваше расположение. Один взгляд из-под накладных ресниц - и вы чувствуете, что она искренне интересуется вами, хуже того - что она хорошо вас знает! Элен, в наш бездуховный век, могла бы стать современной святой. Терпеть её не могу!

* Ямакаси: Новые самураи (фр. Yamakasi - Les samourais des temps modernes) - фильм Люка Бессона, снятый в 2001 году в Париже. В центре фильма стоит группа семерых трейсеров Ямакаси и их жизнь в мегаполисе. (с) Википедия/p>

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 22.20

Этим вечером Элен бросает на меня тот самый взгляд. Десять лет назад этот взгляд отсылал меня к тому, чем я не была, или к тому, что я в себе не любила. Сегодня же он мне нравится. И еще мне нравится видеть её такой красивой...

Дворец Конгрессов, август 1998 г.

Сегодня немного необычный день. Пришел фотограф, чтобы сделать снимки для программки, которую будут продавать перед началом спектакля. Моник, парикмахер, завивает мне волосы. Глядя на себя в зеркало, я вижу хорошенького пуделя. И будто этого было мало - из-за гормонального дисбаланса у меня всё лицо "украшено" прыщами. Тридцать три притирки и припудривания, - и я великолепна в образе ходячего трупа в процессе разложения! Моё лицо напоминает кусок одеяла, сшитого из бежевых лоскутов разной тональности. Элен сидит перед зеркалом, красит глаза. Она смотрит на меня, и, видя, что мои глаза совершенно потерялись под избыточным слоем пудры, приближается, не говоря ни слова. Она берет со своего столика для макияжа черный карандаш для глаз и осторожно проводит линии на моих веках. Потом она красит мне губы блеском и выравнивает тон лица. Я хорошенькая - а её я нахожу необычайно красивой. Я робко говорю ей "спасибо". Она слишком хороша, и именно это меня так страшно раздражает...

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 22.25

Наши взгляды (прежде всего мой) смягчаются. Той маленькой прыщавой девчонки больше нет, теперь я женщина. Элен и я, мы обсуждаем нашу карьеру, нашу жизнь, как закадычные подружки. Когда я отматываю назад катушку с фильмом о наших с ней отношениях, я почти удивлена тем, что сейчас мы находимся здесь, бок о бок. Я уверена, что она знает, что этот момент - непростой для меня, но из вежливости не делает никаких намеков на прошлое. Иногда дружба возникает вот так, из боли, из-за того, что мы видим друг друга усталыми, больными, счастливыми или несчастными, из-за множества пережитых вместе моментов, которые формируют между нами связь - невидимую и неосязаемую, но неразрывную, прочную, о которой мы иногда сами не подозреваем... Есть встречи, отношения, которых мы не желаем, но которые неизбежны и пускают глубокие корни в нашей душе. Я чувствую, что вот-вот скажу Элен нечто, чего никогда раньше не говорила, нечто искренне благожелательное, - но тут Гару хватает меня за руку и говорит: "Я собираюсь пойти выкурить сигаретку в саду, ты не составишь мне компанию?" Мужественное предложение Большого Северянина, не терпящего отказов! Он обнимает меня за плечи и увлекает за собой, защитничек, с беззаботным видом.

Дворец Конгрессов, август 1998 г.

Здесь всё еще царит некий хаос. Первый афиши появляются в погруженном в летаргический сон августовском Париже. Виктор Гюго заговорил на квебекском диалекте, мы репетируем песни, сцены, движения, но бОльшая часть нашего коллектива еще не обладает необходимым опытом. Мы все слишком разные, мы не знаем друг друга, и, самое главное, не каждый из нас способен схватывать всё на лету!

Проходят дни, и послеполуденные часы становятся всё более тяжелыми. Возбуждение неизвестности поблекло. Требования режиссера изо дня в день всё более жёсткие. В коридорах всё реже слышится смех. Беззаботные времена ушли в прошлое. Вот уже добрых пятнадцать дней мы практически живем в этом Дворце Конгрессов, которые между собой называем "Аквариумом". Элен худеет с каждым днём, ритм репетиций очень напряженный. Сцена с клеткой, в которой по сюжету заперта Эсмеральда, отравляет прелесть сегодняшнего утра. Я - в зале, созерцаю эту необъятную пустую сцену, и говорю себе, что вся эта обстановка - просто сокровище для артистов. Я сознаю, что "кровопускания", которые ежедневно устраивает нам Жиль, часто обоснованны и необходимы. Там, наверху, мы все словно обнажены, все равны. Элен вяло отбивается перед впечатляющей красной клеткой. Связанная по рукам и ногам шнурочками, удерживаемая двумя акробатами - Фред и Себ, если я правильно помню, - она, кажется, воспринимает всё это как игру - в отличие от Жиля, который настроен совсем по-другому. Непрерывно жестикулируя, он со всех ног несется к сцене, легко запрыгивает наверх, резко отталкивает её, чтобы занять её место и показать, как нужно играть: "Я хочу сопротивления! Тебя же вот-вот изнасилуют!! Перестань кудахтать, покажи мне ярость!"

Почти уверена, именно в тот момент я увидела подлинную ярость в глазах Элен. В сравнении с такими монстрами сцены, как Брюно и Люк, создаваемая ею Эсмеральда в глазах Жиля не имеет никакой ценности. Он постоянно встряхивает её, обращается с ней всё более грубо, и иногда совершенно выходит из себя. Элен сопротивляется, но не падает духом. Вот еще одна смертная казнь - "Bohemienne". Нужно петь, танцевать, и не задеть ни одного из танцоров, которые проносятся мимо неё по сцене, как машины на скоростном шоссе. Импровизации нет места. Все рассчитано с точностью до миллиметра, и малейшее отклонение может быть опасно. В процессе репетиций Элен становится настоящей львицей. Из её усталости рождается гнев, и этот гнев она использует, чтобы заставить появиться на свет ту самую Цыганку, которую все так ждут.

Всё это постепенно обретает жизнь под моим изумленным взглядом... Но когда я думаю о Сегаре, то вспоминается мне прежде всего Элен-насмешница, Элен-задира. Прежде всего во время представлений. Наше последнее представление во Дворце Конгрессов было похоже на детский садик. На сцене Эсмеральда, вместо привычного ножа, угрожала Фебу водяным пистолетиком; в клетке, где её держат пленницей, она раскидала искусственные экскременты, специально для Фролло... Короче говоря, Элен подшучивает над всеми нами и развлекается в любом месте в любое время. Несмотря на всё то, что ей пришлось пережить в августе 1998 года, это именно её серебристый смех, раздававшийся на выходе из Дворца, словно звучал на всю столицу!

Брюно Пельтье в тот период был сильно отстранен от остальных членов труппы. И к тому же, я думаю, он каждый день скучал по родине. Он готовился стать Гренгуаром, как атлет высокого класса готовится к соревнованиям. На репетиции Брюно - всегда воплощение прилежности и старания, как и в тот день, когда я впервые увидела его на МИДЕМ. Он задает много вопросов; без указания Жиля, он учит наизусть движения танцоров, чтобы естественно смешиваться с ними. Он хочет придать значительности своему персонажу, и для этого придумывает ему собственную историю и создает психологический профиль Гренгуара! Из-за изгиба панелей, установленных справа от сцены, я вижу его, сидящего рядом с Люком и Патриком. В тот день мне кажется, что Брюно только что пришел, он все еще в движении..У него озабоченный вид... Он, абсолютное воплощение мужественности, хочет придать своему Гренгуару женственности. Он хочет подарить ему "женскую чувствительность". Его роль - поэт, вот он и рассказывает истории, будто менестрель. Брюно не хочет образ пассивного Гренгуара, он отрабатывает точную жестикуляцию. Когда он рассказывает "Время соборов", его мощный голос сопровождается до миллиметра отточенными движениями. Он приветствует каждое появление танцоров, певцов и элементов декораций дружелюбно распахнутыми объятиями, руками, простертыми к небу... Он расстилается перед нами, как красная ковровая дорожка... Мне кажется, в самом начале наша беззаботность заставляла его добродушно подсмеиваться в глубине души...

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 22.33

В саду у Даниель довольно свежо, но мне от этого только лучше... Мы с Гару болтаем о разных житейских делах, наши взгляды проникают через стекло, за которым разворачивается действие нашей встречи. "Мы назначили другу другу встречу через десять лет..." - этим вечером она немного о нас, эта песня Брюэля. Вспоминаем и смеёмся! Там, в окне, силуэт Брюно, всё те же знакомые жесты. Я всегда находила их очаровательными... Я беру Гару за руку...

Дворец Конгрессов, август 1998 г.

Когда репетиции подошли к концу, рука нашего Гренгуара стала некой невидимой волшебной палочкой. Он приобрел элегантность и изящество балерины! Но когда звучат первые барабанные удары "Праздника Дураков", его взгляд опускается, его руки простираются к публике, рассчитанные движения становятся неистовыми - почти рискуя вывихнуть руки ради того, чтобы позволить безумию наполнить себя...

Тот, которому изначально была отведена роль простого поэта, обладающего оперным голосом, становится в процессе репетиций настоящим насмешником-хамелеоном. Он придает некую двусмысленность своему персонажу, некую тень, некий надлом, который придает ему глубины. Брюно поражает нас своей требовательностью. Этот парень с красивым, немного отстраненным лицом и икрами велосипедиста (ничего не могу поделать, он все время в шортах!) учит меня, по-своему, моей профессии... В нем чувствуется профессионализм, который мы для себя классифицируем как "американский"... Эта требовательность к себе в работе - именно то, чего нам частенько не хватает!

Когда он репетирует - он умеет забыть о том, что и так обладает талантом. Он не сосредотачивается ни на чем, кроме работы. Возможно, именно благодаря ему я осознала, что именно благодаря напряженному труду возможно обрести то самое пресловутое мгновение свободы, когда раскрывается все волшебство таланта артиста.

Люк - он тоже сосредоточен, но совершенно по-другому. Он светел, как настоящее солнце. В нем не чувствуется ни тоски, ни особенных заморочек. Он - классный, вполне в духе постера Боба Марли, висящего вего гримерной. Ритм у него в крови. Он перевоплощается в Клопена, даже не надев костюм. Это - наиболее современный персонаж "Собора Парижской Богоматери", защитник вдов и сирот, немного потрепанный жизнью. Возможно, роль, наиболее близкая к жизни самого Люка... Возможно, этот вагон счастья часто бывал сбит с рельсов жизни до "Собора..", я не знаю... В любом случае, невозможно петь так, как он, по чистой случайности, я уверена!

Он, Люк, настолько одарен, что каждый раз, когда он репетирует, я прихожу смотреть. Для меня это пир духа. Его роль в "Соборе.." требует недюжинной физической подготовки. В одной из ключевых сцен - во Дворе Чудес - он даже упражняется на балке, подвешенной в воздухе.

Расскажу небольшую историю: именно благодаря этой знаменитой балке и благодаря мне у Люка появилось прозвище, которое и по сей день заставляет нас долго смеяться. Я этого не хотела, но так получилось. В первый раз, когда шла репетиция упомянутой сцены, я была в зале. Гигантская балка спускалась с потолка, и на ней - мой Люк. Он казался очень довольным: как рыба в воде! У меня перехватило дыхание... И вот вместо традиционного изумленного "оххх.." с моих губ сорвались слова, которые мозг не успел даже осознать. И вот она я, полюбуйтесь, прямо в центре зала Дворца Конгрессов, задрав голову, ору во весь голос: "Эй, моя большая черная палка, ты разобьешься!" В тот момент, когда я слышу собственные слова и осознаю, что именно только что сказала, мир делает скачок вокруг меня. Вся красная от смущения, я бормочу нечто вроде "не надо, нет тут никакого намёка... просто...ну.. он же, посмотрите, он держится за.. большую.. черную.. балку..." - стараюсь выкрутиться, но безуспешно, общий дикий смех только усиливается. Я клянусь, это не было похотливым намёком на то, что постоянно мерещится по вечерам недоразвитым подросткам! Короче, в тот день я допустила ОГРОМНЫЙ ляп, весть о котором во мгновение ока облетела весь Дворец Конгрессов, и кличка прочно приклеилась к несчастному Люку!

Во время репетиций балка болтается невысоко над сценой, и Люк балансирует на ней с легкостью канатоходца. Без сетки. Я вижу, как он осваивается, в эти долгие августовские дни: он поёт, танцует, прыгает, растягивается, цепляется. Добавляет рискованных элементов в свои движения. Но очень скоро его "игровая площадка" перемещается выше, и встает вопрос о страховочном тросе для артиста... Что меня беспокоит - это то, что сейчас, во время репетиций, никакого дублера не предусмотрено! Люк, в свою очередь, там, на высоте, не заморачивается. Он не собирается подчиняться правилам. Он - глава Двора Чудес, и, как я думаю, ради сохранения аутентичности, "канатоходец" хочет остаться "на канате", перестать терять равновесие и цепляться, перелетая с места на место, как настоящий Клопен. Кошмар для всех страховых компаний!

Это - один из тех редкий случаев, едва ли не единственный, когда он не получит своего. Триста представлений во Дворце Конгрессов - и каждый вечер я бежала на левый край от сцены, чтобы посмотреть на него, парящего в воздухе, с почти невидимыми привязями за спиной. Он был неподражаем, мой высоколетящий Люк. Я тоже хотела быть Клопеном!

Посреди изнуряющей августовской жары, между мной и Даниэлем Лавуа по-прежнему царит лютый канадский холод. Ничего не могу с этим поделать, едва он открывает рот, я опускаю глаза. Таков для меня эффект его присутствия. Чем ближе мы к премьере, тем меньше я его понимаю. С губ этого великана слова слетают в час по чайной ложке. Мсье Даниэль неутомимо бродит по пустому зрительному залу Дворца, с книгой в руке, чтобы проникнуться своей ролью - одержимого священника. И в конце концов он становится им, сумасшедшим Фролло! Его черты заостряются, кожа лица приобретает восковой оттенок, спина горбится. В коридорах Дворца Конгрессов его шаги, всё более медленные и тяжелые, меня пугают.

Забавно вспоминать сейчас, что в тот момент Даниэль единственный из нас понимал, что то, что вот-вот произойдет - очень важное событие, и в наших руках - необработанный брильянт. В "Ты уничтожишь меня" ( Tu vas me detruire) я вижу его титаническую борьбу: "Публика должна почувствовать корнелевскую* дилемму этого священника: его больное, неудержимое желание обладать Эсмеральдой и верность клятве Богу, которой он связан". Даниэль хочет представить Фролло не извращенцем, а просто человеком, упершимся в стену. И вот Даниэль - там, между двумя каменными блоками, которые пытаются его раздавить. Он поёт, как псалом, углубившись в себя: "Ты разрушишь меня - и я навсегда прокляну тебя... Я воспламеняюсь и уничтожаю сам себя..." Он отталкивает стены, собираясь с силами и изнемогая, так истерзала его страсть к прекрасной Цыганке. Иногда Фролло берет верх над самим Даниэлем, сводя его с ума. Он так старается постичь свой персонаж, извилистые тропы и глубины его личности, что временами ему становится трудно петь. И пока Даниэль не нащупает почву под ногами, он не обратит на нас ни единого взгляда. Я украдкой наблюдаю за ним. Пока мы еще не осознали, какой золотой слиток держим в руках, - Даниэль уже начал этот слиток плавить, и вскоре сделает из него себе перчатки.

*Интрига трагедии Корнеля "Сид" - выбор между двумя сильными чувствами, любовью и местью. По аналогии трагедия Фролло - выбор между страстью и религией.

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 22.35, в саду

Я всё еще наблюдаю за ним. Даниэль, невозмутимый Даниэль, тоже счастлив, что сегодня мы собрались все вместе. Сегодняшнюю ночь он проведет в гостиной Даниель. А уже завтра сядет на самолет, следующий в страну кленового сиропа! Здесь, этим вечером, Даниэль кажется мне как никогда обаятельным. Это странно, когда испытываешь страх перед кем-то, и этот страх в конечном итоге оказывается безграничным восхищением.

Дворец Конгрессов, август 1998 г.

Множество глаз наблюдают за нами со сцены, рядом с нами. Когда начинаешь обращать на них внимание, трудно сконцентрироваться на игре... Ну да, ведь чтобы перемещать с места на место на сцене огромные башни, необходимы технические рабочие внутри и маленькие дырочки на уровне глаз, чтобы они были уверены в правильном направлении движения. Когда Элен поёт дуэтом с Гару "Мой дом - твой дом", кружа вокруг этих высоких конструкций, большинство улыбок адресовано их невидимым обитателям... Первый сигнал Барни, нашего режиссера, с левой половины сцены - для капитана Феба дё Шатопера. Я уже здесь, на стартовых колодках, готовая к нашему дуэту "Эти брильянты" (Ces diamants-la). Патрик Фьори - простой парень, обаяшка, но в начале знакомства я нахожу его слишком симпатичным, чтобы быть искренним, с его южным акцентом и провокационной улыбкой. Я не могу воспринимать его всерьёз. Он меня не "цепляет".

От него пахнет лесом и солнцем.

Сегодня он явился в сопровождении своего ньюфаундленда. В этот день, 10 августа, после полудня, он открывает бал - но ему тоже ох как непросто держать свой кинжал в ножнах и позволять руководить собой, чтобы стать шевалье Фебом. Когда он стремительно вбегает на сцену, чтобы предпринять попытку приблизиться к Цыганке, Элен, с ножом, нацеленным на капитана Феба-Фьори, выглядит катастрофически неубедительно... Жиль: "Угрожай Фебу! Кружись вокруг него! А ты, Корсиканец, сделай из своей агрессии игру!" Он бесконечно сыплет словами, но словно сам с собой, и уже близок к истощению. Надо признать, мы ужасны, и ему есть из-за чего рвать на голове волосы (по крайней мере то, что от них еще осталось). Время бежит, до премьеры всего ничего, и маленький симпатичный мужичок из Квебека понемногу превращается в злого "лося". Мы не готовы - это всем ясно. Жиль всегда немного "затягивал гайки" чтобы добиться того, чего хотел, но на этот раз он в совершенной панике. Жиль приходит в ярость. Донельзя раздраженный, он мчится разъяренным быком к несчастной "парочке", вырывает нож из рук Элен и предпринимает попытку заставить нашего Фьори "погалопировать":

"Ты капитан! Ты горд, надменен, ты должен двигаться, как будто едешь верхом на боевом коне, а не как старлетка на чертовом показе моды!" Оля-ля-ля-ля, вот это уже было последней каплей, то, что проделал "карлик" (так окрестил его Патрик)! Орать на него при всех, унизить мужчину, тем более корсиканца, приравняв его к легкомысленной девице, - не надо было этого делать! Завершающий штрих, вишенка на торте: Жиль внезапно приказывает Патрику "изобразить лошадь". Я чувствую приближение трагедии... Жиль хватает нашего неповторимого Фьори авторитарной рукой и гавкает на него: "Давай! Бегай, изображай лошадь! Вставай на дыбы! Я хочу услышать "ху!ху!""

На сцене в это миг воцаряется почти благоговейная тишина, никто не двигается, все поглощены тем, что разворачивается у них на глазах. Я, сидящая в углу сцены, чувствую, как у меня дрожат колени. Я тоже наблюдаю, немного не в своей тарелке, за тем, что сейчас произойдет. Ни на раз, ни на два, Фьори не становится на четвереньки и не выполняет то, что ему только что приказали сделать, а вместо этого поворачивается к Жилю. С высоты своего роста он смотрит на лысую макушку режиссера, схватив его за плечи. Своим мягким, и, честное слово, очень опечаленным голосом, он произносит спокойно: "О! Скажи мне, пожалуйста, за кого ты меня принимаешь?" Проходит некоторое время. Жиль поднимает голову и движением подбородка бросает ему вызов, вереща как хорёк. Патрик, не меняя тона, спокойно повторяет: "Нет, ты скажи, ты меня принимаешь за малолетнюю шалаву, или как? Ты считаешь, что я выполню все твои дерьмовые приказы, а?.." Даже певучий южный акцент не может скрыть его гнев. Патрик стискивает зубы, чтобы не взорваться, я и сейчас помню скрип его челюстей и свист воздуха, когда он выдыхает. Затем, внезапно, с таким видом, что лучше бы его не трогать, разворачивается в сторону правой половины сцены. Разумеется, я тут как тут. В некотором роде я - специалист по улаживанию конфликтов. По крайней мере, считаю себя таковой, думаю, что могу быть в этом полезной. Я спокойно иду к Патрику, деликатно трогаю его за руку и произношу: "Не бери в голову, он немного сволочь, но он бы не посмел дальше..." Не знаю почему, но он останавливается, смотрит на меня и бросает ни с того ни с сего "ты и впрямь маленькая дура" и оставляет меня, застывшую на месте, не говоря больше ни слова. "Ах.." - вот и всё, что я, совершенно не ожидавшая подобного поворота, могу проронить. Я возвращаюсь на место. Единственное слово, которое мне приходит в голову после - "му..к"! Но оно остается непроизнесенным. Патрик и я только что обменялись первой "парой ласковых"...

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 22.37

Патрик, по своему обыкновению, появляется как по мановению волшебной палочки. В полумраке сада, он приближается к нам с Гару и застенчиво говорит: "Можно покурить с вами?" Я не роняю не слова, я ведь не курю! Я поднимаю глаза к небу, услышав это "Вежливое Вы". Наши взгляды пересекаются. Этим вечером мне кажется, что он смотрит на меня так, будто видит впервые, словно изучая. Как если бы эти десять лет мы провели в молчании. Нам обоим не по себе. В это мгновение я чувствую себя так, будто бы еще должна обсудить с ним тысячу дел, выяснить кучу вопросов. Мой голос готовится зазвучать набатом. Он меня бесит! Я готова вытащить на свет всё наше грязное белье! Патрик знает, что еще доля секунды - и я не выдержу, я взорвусь...

Дворец Конгрессов, 15 августа 1998 г.

Сегодня моя очередь преодолевать баррикады любовных сцен, и Бог свидетель, как сильно я этого не хочу. Будучи подростком, я брала уроки сценического искусства. В одну прекрасную среду, днём, меня выставили на сцену, где присутствовали скамейка и какой-то парень, - ранее мне каким-то чудом удавалось этого избегать. На листе бумаги, который мне дали, было написано, что я должна... поцеловать его!! Паника, "спасибо, до свиданья", - и больше я туда не вернулась. В моём полудетском понимании поцелуи - это для реальной жизни, а не "просто так, для красоты"!

На сцене Дворца Конгрессов декорации еще не на месте. Танцорам необходимо обжиться в этом огромном пространстве, их слишком мало, чтобы его заполнить. Таким образом, наши первые репетиции проходят в подвале, в пустом зале, где невозможно спрятаться. Персонаж Флёр-дё-Лис в начале спектакля - немного рафинированная, наивная девочка. Она плывёт в легкой лодке любви к Фебу, своему будущему супругу, и т.д и т.п. и тра-ля-ля. Грубо говоря, её первое появление должно быть похоже на комок сладкой ваты! Но в этот день чёртова Флёр-дё-Лис постоянно проходит у меня мимо ушей! Я совершенно не понимаю её! Я и так и этак заигрываю с моим новым другом Виктором Гюго. Проблема: я абсолютно не вникаю в личность Флёр-дё-Лис. Её парень её предаёт, а она хочет снова быть с ним... Да у неё серьёзная нехватка жизненного опыта, у нашей мамзели! Несмотря на то, что все вокруг очень милы, заботливы по отношению ко мне, и верят в меня - я никак не нахожу зацепки. На том месте, что мне было уготовлено с самого начала, я никак не могу комфортно расположиться. Я уже боюсь! Я постоянно повторяю самой себе, что всё это - не более чем игра. Так что, чтобы не заставлять себя слишком заморачиваться, я презираю ту, которая через несколько недель станет моей лучшей подругой: Флёр-дё-Лис... В тот момент я всё еще вылавливаю мою героиню в мутной воде.

"Эти брильянты" (Ces diamants-la), первая репетиция.

Патрик и я кружим вокруг друг друга, без понятия, как подступиться к этой балладе. Мы касаемся друг друга, мы улыбаемся, но я избегаю любого прямого контакта. Феб желает Флёр-дё-Лиз, но вот Жюли вовсе не желает, чтобы какой-то там самец слишком приближался к ней! Это запретная территория. В личном пространстве не играют, даже мюзиклы.

"Когда мы станем мужем и женой...". Конец песни.

Жиль: "Ок, очень мило, но я хочу ощутить страсть, желание, наполняющее эту пару, прикасайтесь друг к другу откровенней, можете немного переигрывать, или люди в зале ничего не увидят, и кроме того, драгоценная! Я хочу настоящий поцелуй, насильно сорванный с губ, в конце этой песни!"

С вымученной улыбкой, близкая к превращению в желе, я киваю головой и роняю "Ок". Начинаем заново! "Тот, кого любит моё сердце.." - и та-та-ти та-та-та. Приходит конец этому "параду павлинов", и вот мой Фьори, в образе своего страстного капитана, бросается срывать ускользающий поцелуй! В порыве любовного пыла он горбит спину, склоняет ко мне свою небритую мордашку и берет моё лицо в свои большие лапищи, устремившись к губам.

"Да пошел ты, отвали, засунь это себе в..." - срывается с моих напуганных юных губ! Прямой посыл с площади Клиши! Я ищу скрытое оправдание, но дело сделано. Я обеими ногами по пояс увязла на вражеской территории. Тот, кто вскоре станет "моим Пату", не скажет мне больше ни единого слова вплоть до канадской премьеры. Шесть месяцев - довольно долго! И сейчас воспоминание о том случае заставляет меня смеяться до слез. Меня - но не Патрика; мне кажется, он по сей день этого так и не простил.

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 22.39

Это похоже на дуэль. Взгляд Патрика делается абсолютно спокойным, но там, в глубине зрачков, таится гнев. Мне это так знакомо... Гару, о котором я почти забыла, то и дело сжимает наши плечи. Он превращает наше противостояние в дружеские объятия троих человек. Его огромные руки крепко прижимают нас обоих к его груди. Он шепчет: "Как же я рад видеть вас двоих". Обласканные в объятиях Гару, он сверху, я снизу, конечно же, мы с Патриком опускаем оружие. Мы бросаем друг на друга взгляд примирения и согласия. Флёр-де-Лис и Феб вернулись...

Дворец Конгрессов, август 1998 г.

Надо признать, крошка Джулай в то время - вовсе не подарок! Каждый день она спрашивает себя, что она здесь забыла. Втайне она говорит себе, что могла бы провести время и получше, например, за чашкой кофе в компании подруг в "Ремонтнике". Все её друзья сейчас в летнем лагере на Кап д'Агд, в то время как она должна париться тут со всеми этими чужими людьми, чувствуя себя загнанным животным. Всё это настоящая пытка! Она думала, что достаточно уметь хорошо петь, чтобы выкручиваться. Но нет, её заставляют еще и играть спектакль, притворяться другим человеком в любой момент, когда от неё это потребуется! Всё, что у неё, Джулай, есть, её единственное оружие - голос, который поражает людей еще с тех времен, когда она была крошкой.. вот и вся программа! Такова "Зенатти.Версия 1998."

После того "милого поцелуйчика" с Фьори, в этот день, я не в силах репетировать "Скакуна" (La Monture) перед всеми. Я не "врубаюсь" в неё одна на сцене, и всё тут! Момент моего соло - настоящая Голгофа. Сразу вслед за последними строчками Даниэля Лавуа про "быть священником и любить женщину", полное безразличие ко всему последующему действию злобно сжимает мне горло.

Жиль: "Жюли, видишь, там, на правой стороне сцены, в глубине, мы поставили зеркало. Встань на крестик, начерченный на полу, и начинай петь, стоя спиной к нему. Затем, медленно, чувственно, ты ласкаешь себя - глядя в зеркало, пожалуйста. Затем, в тот момент, когда ты поёшь "освободи меня от моего пояса, войди в меня, грязный развратник", ты кидаешь провокационный взгляд на Феба, который находится в левой части сцены. Ты заканчиваешь лицом к публике..." Ну разумеется! Из всей тонны информации, только что поступившей в мой мозг, слова "чувственно", "ласкаешь" и "в зеркало" меня тут же замораживают. Звучат первые аккорды песни, и я превращаюсь в статую. Добро пожаловать в Музей Гревен*!

В момент, когда я даю промашку, репетиция в самом разгаре. На какое-то время мы вообще перестаём петь. Я не вижу никакого выхода из ситуации. С обескураживающей уверенностью я начинаю перечислять самые абсурдные причины, которые помешают мне хорошо спеть: "Нет, Жиль, ты же понимаешь... стоя нелегко изобразить "чувственность"". Ну, если проблема в этом, черт побери, вот тебе стул! "Жиль, а зеркало, не слишком ли маленькое? Нет, скорее оно висит слишком низко!" Раз, и его поднимают... Короче, после двух часов уговоров и 365 оправданий, Жиль понимает, что загвоздка в чем-то другом. Он отводит в сторону Люка Пламондона и говорит ему, что я неспособна отдаться. Обалденное выражение! Все бегают вокруг меня, всё кружится вокруг моей драгоценной маленькой персоны. Неожиданно, и вопреки режиссёру, слова, слетевшие с чьих-то дружелюбных губ, выводят меня из трудного положения: "Наверно, ей надо прорепетировать в одиночестве". Не помню точно, от кого они исходили, но мне кажется, что это мой Люк протянул мне руку помощи. Зак, ассистентка режиссера, поднимается ко мне на сцену; она хватает меня за руку, чтобы увести вглубь зала. Там, в отдалении, короткая дискуссия. Я слышу, как Жиль, Шарль, Виктор и Люк цедят слова: "Чем мы занимаемся? Мы не можем продолжать вслепую..." Конец эпизода довольно размыт в моей памяти, но я помню, что все репетиции "Скакуна" отныне были укрыты от посторонних взглядов. Я вернулась в конце концов на сцену, защищенная занавесом прозрачного тюля, под "душем" света прожекторов, слепящим глаза, наедине с собственной тенью - такой же гигантской, как моя тревога. Я толком не понимаю, зачем понадобился тюль - требования мизансцены, или скрытая помощь Жиля, ради того, чтобы Флёр-дё-Лис наконец появилась? Я не знаю... В конечном итоге, моё первое настоящее исполнение этой песни состоялось 16 сентября 1998 г., перед 4200 зрителями. Все последующие дни я пытаюсь успокоить продюсеров и остальных членов группы, беспрестанно повторяя, что в день Х я буду готова.

Люк (Пламондон) деликатно отстаивает мою роль перед другими продюсерами. Думаю, это меня и спасло. Он верит в меня, и его доверием проникаются остальные. Дни репетиций проходят без враждебности в мой адрес. Жиль смиряется с моими моментами "ступора". Иногда он выпускает пар при Зак, которая его успокаивает и даже частично способствует моему прогрессу. Так, например, при первых аккордах "Скакуна" сама занимает место за тюлем. Я, у самого края сцены, наблюдаю за ней и учусь. Во время этих репетиций совершенно очевидно, что наблюдательница из меня лучшая, чем актриса! Годы спустя, я могу признаться, что самое лучшее, что мы умеем делать в семнадцать лет - это наблюдать.

Итак, в тот момент место, где я чувствую себя комфортней всего - это в зале, рядом с Люком и Жилем... Я довольно быстро добиваюсь места маленького внештатного советника. Иногда они даже принимают во внимание мои комментарии. Разумеется, я так горжусь этим!

Воспоминания приводят меня к телепередаче "Красная ковровая дорожка" (Tapis rouge), на France 2, - выпуск, посвященный нашему "триумфу" год спустя. Март 1999 г.: Люк Пламондон и я - перед монитором. В самый разгар беседы наше внимание привлечено незнакомкой: это молодая австралийская певица Тина Арена. Она поет "Воспоминания" (Memories) дуэтом с нашим Патриком. Мы оба сражены изяществом и вокальными данными этого средоточия женственности. Я шепчу ему на ухо: "Люк, из Тины вышла бы отличная Эсмеральда...". Продолжение вы знаете. Тина сыграла Эсмеральду в лондонской постановке "Собора". Возможно, именно благодаря замолвленному мной словечку в тот знаменитый день...

Так что, я всюду вставляю свои пять копеек. Я вмешиваюсь даже туда, куда меня не просят. Париж-1998 явно похож на марокканский базар!

Вот уже несколько дней мы репетируем сцену казни Цыганки. По моему мнению, Флёр-дё-Лис должна присутствовать в этой сцене, мне это кажется неоспоримым фактом. Так что я немедленно иду в атаку на Люка и Жиля: "Я не понимаю, почему Флёр-дё-Лис нет в этом эпизоде!" Тоном неопытной обольстительницы я добавляю: "Парни, Флёр-дё-Лис..да, несомненно, она еще подросток, немного избалованный, согласна. Но ведь, несмотря на это, она больше, чем просто красивая куколка, предназначенная для замужества, не так ли? В конце концов, не буду слишком нескромной, если скажу, что именно она дергает за нитки в вашей истории. Если Феб - голова, то она - шея, которая им вертит, это между строк читается. Я не знаток творчества Гюго, это всего лишь неумолимая логика. Господа, просто необходимо, чтобы я присутствовала на сцене в этот момент. Концы сойдутся с концами. Если она всем своим видом бросит вызов Эсме, прогуливаясь у неё на глазах под ручку с Фебом, все сразу поймут, что это именно она постаралась, чтобы Цыганку повесили. И правильно, нечего было посягать на её парня! Месть никогда не выходит из моды". После всех этих неотразимых аргументов, каждый вечер на представлении я гордо выхожу на пустынную паперть. Эсмеральда в двух шагах от повешения, в то время как мой капитан бросает указания: "Что касается вас, бездомные, - вы будете изгнаны!" Распевая, Патрик поворачивается к Флёр-дё-Лис, своей принцессе, нежно берет её маленькую ручку и кладет её себе на плечо, в знак примирения. Личная месть Эсмеральде? Ну и что! Мой персонаж - Флёр-дё-Лис, её возраст её оправдывает! Маркизу де Мертёй** я сыграю, когда стану чуть постарше...

Итог всего этого повествования: малышка Джулай не умеет заставить своё тело совершать кульбиты по команде, но по крайней мере, она умеет заставить работать свой мозг, даже когда её об этом не просят!

*Музей Гревен (фр. Musee Grevin) - парижская версия популярного музея восковых фигур.

** Маркиза де Мертёй - персонаж романа Шодерло де Лакло "Опасные связи"

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 22.40

Патрик, Гару и я, болтая, возвращаемся за стол. На мне всё ещё надето голубое пончо. Даниэль Лавуа смотрит на нас, входящих, так, словно фотографирует взглядом. В его глазах я читаю ностальгию и любовь, зарождающуюся или рождающуюся заново. В моем же ответном взгляде - множество вопросов, но он прогоняет моё любопытство широкой улыбкой. Я оглядываюсь. Мы все здесь, мы улыбаемся. 3650 дней прошло... Я снимаю пончо, будто ребенок, играющий в прятки. Ты меня видишь, а теперь - не видишь! Даниэль смеётся. Его смех расплескивается на всех сидящих за столом, и возвращает нас на десять лет назад. Элен: "А костюмы? Ты помнишь первую примерку?"

Париж, улица Отвилль, август 1998 г.

Ах да, костюмы... грусть-тоска артистов! В первый раз мы увидели, чем нас собираются "нагрузить" на сцене, во время съемки официальных фотографий в конце августа. Автор сих творений - матерая марсельская стилист Фред Саталь. В тот момент в одежде я предпочитала "уличный" стиль: Lady Soul, Adidas, Caterpillar, - марки, которые ношу с незапамятных времен в парижском квартале Алль. Отдел дизайнерской продукции в "Прантамр", естественно, незнаком мне как статья расходов! Да и в общем-то среди остальных членов труппы он - не культовое место. Мужская её часть хранит верность своему "501" (Levi's 501, модель джинсов, созданная еще в 1873 г. - прим.пер.). Эсме иногда балуется, - но кто бы сомневался!

Моя знаменитая первая встреча сФред, тремя месяцами ранее, похожа на злую шутку. Эта красивая брюнетка с короткой стрижкой, немного хрупкого телосложения, открывает нам двери своего маленького ателье в девятом округе. Первый взгляд, который она бросает на меня, полон,.. изумления. Могу держать пари, она была не готова увидеть Флёр-дё-Лис "с формами". Флёр-дё-Лис, которая скорее вызывает вожделение, чем жалость, как говорится. В эту секунду я понимаю, что придется вскоре затянуть пояс потуже. Её первая реплика чиста и безупречно скроена. Она обращается к моей матери: "Жюли очень миленькая, но мне будет нелегко одеть эти бёдра". Я не идиотка, и прекрасно понимаю, что эта вежливая фраза едва скрывает её подлинные мысли: "Детка, тебе надо срочно променять твои Карамбары (большие конфеты-карамель) на протеиновые батончики, иначе ты будешь больше похожа на пышку, чем на принцессу!" В следующую минуту я чувствую себя почти голой, изучаемая под лупой и словно препарируемая её портным. Разумеется, она хочет убедиться, что мои жировые складки не повредят её творению. Это самое меньшее, что я могу вообразить... После этого Фред мне говорит о розовом, о плиссировке, о завышенной талии, о рукавах "фонарях" и о нарядах, которые надо переделать и расширить... Я тут же начинаю её ненавидеть!

Вернемся к официальной фотосессии. В пустом зале Дворца Конгрессов продюсеры и авторы маются в ожидании первого появления знаменитых персонажей "Собора Парижской Богоматери". Неопределенность достигает своего апогея!

В этом году на подиуме Цыганки носят..красное? черное? нет! зелёное! Мы здорово отдалились в этом от "испанизированных" клише. Эсмеральда-1998 "похожа на легкий листок", объясняет нам Фред. "Лист, который трепещет под дуновением ветра, изгибается и сияет на солнце". Слишком много поэтики для платья, которое ни на минуту не может взлететь ввиду своего веса... Возможно, зеленый цвет и приносит несчастье*, но нужно признать, в случае "Собора" это обернулось успехом. Воздадим Фред должное.

Не потому ли, что труппа по большей части состоит из уроженцев Квебека, наша стилист решила сшить для мужчин костюмы "на большой мороз"? Понятия не имею... В любом случае, все они стали жертвами фестиваля необузданного креатива. Патрик Фьори облачен в современную дутую кольчугу и похож на человечка с рекламы Мишлен, Гару носит - точнее, с трудом выносит! - сшитое из лоскутов одеяние, расцвеченное в осенние тона, подбитое однотонной тканью, а Брюно щеголяет в шикарном пальто из синего турецкого паласа... Но помпон, разумеется, достаётся принцессе Зенатти!

Итак, позировать для фотографий предлагается так: лицо напудрено бледной пудрой, очень высокий шиньон. Я чувствую себя сарделькой в шелковом розовом платье, с бесчисленными оборочками, которое сдавливает мне груди. О счастье! Я смотрю на себя в зеркало, у меня вырывается сдавленный хрип, даже раньше, чем моё платье делает то же самое. У меня больше нет талии, я напоминаю большую бутылку Перье, переодетую в Лору Эшли! В общем, мне плохо. Я делаю робкую попытку приблизиться к "творцу", но она, ослепленная видом своего детища, отсылает меня к розам. Ай, они колючие!

На "раз-два" я бросаюсь в кабинет Шарли (Шарля Талара -прим.пер) и Вики. Завывая и всхлипывая, я выплескиваю на них всё своё отчаяние. В это же самое время Патрик пытается урегулировать вопрос о возвращении к более "традиционному" костюму рыцаря... Мы просто идеальная пара!

Час спустя мы все перед объективом. Элен решила позировать всвободного покроя платье телесного цвета, которое ей очень идет. Люк великолепен. Квебекцы вообще неплохо выглядят, особенно в сравнении со мной: у меня от слез опухли и покраснели глаза. Тем не менее, я выдавливаю из себя улыбку. Патрик так и не позволил себя переубедить. Он решительно отказался одевать свой костюм, - как он выразился, "из автомобильных покрышек", - и позирует в обычной одежде. Перед объективом, из чувства солидарности, он пытается хоть немного спрятать моё платье, обняв меня.

Реальность прервала полёт воображения. Люк, Ришар и продюсеры единогласно решили, что в таком виде я никуда не гожусь. За пять дней до премьеры я получила новое платье Флёр-дё-Лис, так сказать, более адаптированное к моему телу. Что касается Фифи (дружеское прозвище Патрика Фьори - прим.пер.) - то в той же сумке, что и моё платье, обнаружилась прекрасная кольчуга, сразу превратившая его в того, кем он должен был стать: в блестящего капитана Феба.

Чтобы закончить эту историю про Фред, должна рассказать, что однажды все-таки у нас случился боксерский раунд в шелковых перчатках, прямо в её временном ателье в подвале Дворца Конгрессов! Ну да, так получилось... игнорируя меня, презирая меня, все время выставляя мне под нос свои бедра манекенщицы, она меня окончательно вывела из себя! Без обид, мадам, но и у "пышек" есть свои преимущества, и они могут обладать вкусом!

*зелёное приносит несчастье - распространенное у французских артистов суеверие - прим.пер.

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 22.45

С половником в руке, Даниель (Молько) говорит нам: "Дети, перестаньте болтать, начинайте есть!". Но нам еще столько надо друг другу рассказать! Элен снова рассказывает нам несколько историй. Она пробуждает в нас разные воспоминания, веселые и печальные: её отъезд в Монреаль на операцию голосовых связок, прыжок Люка с его балки, бесчисленные опоздания Фьори к началу его эпизодов...

Брюно оживляется:

- Чёрт побери! Мой Даниэль, ты помнишь "Анархия"?

Благоговейное молчание следует за словами Брюно, все взгляды устремляются на Даниэля. Мы знаем, что...

- Ну ещё бы не помнил! Я чувствовал себя полным идиотом, обращаясь к невидимому певцу!

- Ну да, я пел из-за кулис. Вот кретин! Интересно, где меня тогда носило?

Молчание за столом становится все более и более напряженным. Мы все знаем, что Даниэль никогда не шутит в том, что касается работы.

Даниэль подливает масла в огонь:

- Помнится, это было в тот вечер, когда Фьори меня подставил..

Присутствующие перестают дышать.

Греческое слово "анархия" означает "рок"...

Всё правильно, неприятности никогда не ходят поодиночке. В самом деле, в тот вечер Патрик пропустил своё вступление в сцене с Фролло. В результате наш терзаемый отчаянием священник должен был вместо дуэта выступить с монологом, и в довершение всего совершить попытку убийства... невидимого Феба! Он был в страшной ярости...

Патрик: "Раз уж мы об этом вспомнили - мы очень сильно сожалеем, что вывели тебя из себя тем вечером..."

Даниэль кладет конец этой бесполезной беседе, которая могла бы расстроить всех, словами: "Эй, парни, я на вас не обижен, это уже дело прошлое..."

Все облегченно вздыхают. В первый раз я вижу, чтобы Даниэль смеялся над нашими ошибками...

Ну и где же эти двое были? Я - знаю. Снаружи, смолили цигарки и болтали о всякой чепухе.

Дворец Конгрессов, конец августа 1998 г.

Репетиции подходят к концу. Напряжение достигает крайней точки, но и мы остаемся по максимуму сплоченными. В коридорах Дворца царит странная атмосфера. Перед нами - неизвестность... По вечерам, измотанные долгими репетициями, квебекцы и корсиканец возвращаются в свои съёмные апартаменты. Элен проводит время со своей семьей, а я погружаюсь в то, что осталось от моей жизни "обычного подростка".

Члены труппы редко ужинают вместе. Но я припоминаю один из таких ужинов, довольно необычный. До премьеры осталось несколько дней. Семь часов вечера, перерыв.

Один из парижских ресторанов, итальянский, только что открыл свои двери для вечернего потока клиентов. Мы располагаемся там, вспотевшие, вымотанные и не слишком любезные. Обстановка спокойная. Мы обмениваемся парой слов, но, скажу я вам, когда за столом четверо квебекцев в Оригинальной Версии, не так-то просто поддерживать беседу!

Еду приносят быстро, кофе выпивается одним глотком. У нас немного времени. Даниэль просит "счёт", добавив "на разных чеках". Официантка, похоже, лишилась дара речи. "Да, мсье, я приготовлю вам чек?" Даниэль настаивает: "Пожалуйста, разные чеки". Официантка бормочет бессвязное "да", отступая неуверенным шагом. Я толком не понимаю, чего он хочет. Когда мы с приятелями идем в мексиканский ресторанчик на площади Клиши, мы делим счёт по количеству едоков, но "разными чеками" - это звучит как скетч "Счёт" в исполнении Мюриэль Робин: "Итак, я съела вот это, я выпила два бокала воды..." Это странно. В общем, я жду, чем кончится. Ба, говорю я себе, да он, оказывается, скряга, наш Фролло! Любезная мадмуазель, сияющая улыбкой, возвращается и кладёт счёт на стол. Даниэль произносит: "Н-да, она не поняла..." Люк берет счет, производит расчёты и говорит: "Здесь принято не так, как у нас!" Животы наполнены - и улыбки возвращаются на наши усталые лица. Четырнадцать секунд спустя после того, как мне в голову пришла та нехорошая мысль, я вдруг понимаю, что это просто такой квебекский обычай... Там, у них, если каждый платит за себя, то и счет обычно приносят раздельно, каждому свой.

На этой оптимистической ноте, расплывчато пожелав друг другу доброго вечера, мы растворяемся в коридорах Дворца. Весёленький получился ужин, в духе придорожного ресторанчика.

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 23.00

Я напеваю на уху Люку (Пламондону) песню Флёр-дё-Лис, которая была исключена из спектакля за несколько дней до премьеры "Собора". Черт, я её почти не помню: "О, мой Феб, если любите Вы меня, прогоните эту дьяволицу, что во время мессы танцует, веселится, её голос ослиный мой слух оскорбляет, она меня раздражает, избавьте мою жизнь от странного созданья, детища улиц, безбожницы грязной, Эсмеральды". Внезапно мой голос заполняет всё пространство вокруг стола. Все взгляды устремляются на меня, и Люк говорит: "Пой дальше". Патрик подхватывает: "Моя Флёр-дё-Лис, сердце моё, жизнь моя". Наши голоса взлетают в едином аккорде, который никого не оставляет равнодушным. Даниель (Молко) поднимается со своего места и нежно обнимает Люка, утопив подбородок в его взъерошенной шевелюре, пока все пытаются вспомнить, где эта песня находилась в первоначальной версии спектакля. Люк-Клопен развивает тему, вспоминая песни, которые, в свою очередь, исчезли из его репертуара.

Посреди всего этого шума, звона соприкасающихся бокалов и шипения шампанского, переливающегося за край, Даниель (Молько), сияющая, говорит нам: "Мне выпала редкая удача разделить с вами моменты этого вечера. Публика дорого бы заплатила за возможность присутствовать здесь..."

Дворец Конгрессов, август 1998 г.

Но тогда, в то время, публика еще не знала, что такое "Собор Парижской Богоматери", и кажется, не горит желанием узнать это. Несмотря на триумф "Belle", люди не берут штурмом билетные кассы Дворца Конгрессов. Это внушает подлинное беспокойство... Нас, артистов, берегут от всего этого, но там, за закрытыми дверями продюсерских кабинетов, творится настоящее творческое кровопролитие...

За несколько дней до премьеры, сидя в зале рядом с Жилем Маё и Мартино Мюллером, я нахожу, что мы не особенно хороши. Элен часто вызывает упрёки в свой адрес из-за опозданий, манеры двигаться и смеха "напоказ", как я это называю. Элен никогда не жалуется. Она часто прячет свои печали за смехом и шутками. Она не любит делиться своими страхами. Она оберегает нас. Между тем, все понимают, что исполнять роль Эсмеральды вовсе не легко: это адски трудно! Иногда она задаёт сама себе вопрос, будет ли на высоте в этой роли.

Брюно явно тоскует по своей Канаде. Что касается Даниэля, то он всё время пытается воздействовать на Фролло! Из-за этого он иногда "уходит в себя".

Люк "хранит веру в..", таков он по природе, но он беспокоится за меня. Патрик решает бросить курить. Он тут же катастрофически начинает толстеть и в конце концов получает кличку "Капитан-здоровяк"! Но в то же время ради голоса близкого к Паваротти, можно и простить ему несколько лишних кило... Кроме того, Капитан плохо переносит придирки Жиля. Он изо дня в день становится всё более нервным. Совершенно очевидно, что Патрик стал для Жиля "козлом отпущения". Маё бродвейского образца - самый требовательный и наименее дружелюбный режиссер, - если сравнивать с тем парнем, который начинал с нами работать несколько недель назад. Даже если всё это потому, что он хочет, чтобы спектакль был совершенством, ему бы не следовало забывать, что большая часть труппы - новички в этой области.

Люк и Ришар постоянно меняют местами песни в сценарии спектакля. Более того, они постоянно ругаются, как два папочки, желающие защитить своё чадушко.

Что касается продюсеров, то чаще всего они отсутствуют. Без сомнения, они заняты решением самых тяжелых и неприятных задач. Всё еще ощущая на голове воображаемую бейсболку с надписью "помощник режиссера", я говорю себе: "Фигово! Что мы будем делать, если всё это провалится? У меня-то лично есть "план Б", возвращение в старый добрый лицей Жюль-Ферри в сентябре, ну да ладно..."

Тем не менее каждый из нас стремится к собственным высоким показателям, несмотря на неуверенность в их достижении. Мы едва начинаем управляться с тем, чтобы совместить наше пение и четырнадцать танцоров труппы. Да, их "всего" четырнадцать - но у них имеется двадцать восемь весьма активно движущихся ног, которые занимают очень много места на сцене, и иногда устают, ошибаются и по очереди ранят друг друга.

Декорации всё ещё не закончены. Мы все еще репетируем в подвале Дворца. Время от времени мы поднимаемся на "большую" сцену, чтобы обозначить на ней наши места.

Гару страдает из-за веса горба, который является неотъемлемой частью роли Квазимодо. У него болит спина, и в конце концов он начинает хромать по-настоящему. Он несет на своих плечах все беды своего персонажа, но то, что его угнетает больше всего - реальные проблемы всей команды. Он начинает понимать, что вся тяжесть провала, если таковой случится на премьере, ляжет на него. У него же главная роль... Так что, даже если он сам не планирует дальнейшую карьеру, успех "Belle" уже много говорит о том, что публика и пресса могут ожидать от него... А я, немного расстроенная, созерцаю всё это и спрашивают себя, можно ли ожидать, что в эпоху "NTM" (популярная в 90-х хип-хоп группа) рыцарский романтизм этой истории будет кому-нибудь интересен в реальности.

У лицея Жюль-Ферри, март 1998 г.

Нам хочется орать, что мы будем чемпионами мира по футболу, нам хочется развевающихся флагов. Я вспоминаю ту манифестацию в марте... Разумеется, для того, чтобы не ходить на биологию, любой предлог хорош. В семнадцать лет мы часто придумываем себе повод для бунта, но тот понедельник 23 марта был особым случаем. В первый раз я кричу на улицах Парижа, имея для этого действительно серьезную причину. Во время региональных выборов "правые" хотят заключить союз с Национальным фронтом. Мы боимся за наше будущее. Я говорю себе, что моё поколение слишком приземлённое для всей этой лирики. Кому она была нужна, эта наивная цыганка в сопровождении урода, пытающаяся противостоять одержимому священнику! По мере того, как приближается премьера спектакля, его провал кажется мне вполне возможным и принимаемым во внимание, несмотря на то, что я по-настоящему верю в нас. В конце концов, самое худшее, что может случиться - "Собор" будет сыгран несколько раз и благополучно канет в забвение. Зато мне будет о чем вспомнить потом...

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 23.05

Я сажусь рядом с Люком (Мервилем). Мы всё еще подтруниваем над опозданиями Патрика. "Ты помнишь квебекскую премьеру?"

Театр Сен-Дени, 30 марта 1999 г.

О да, есть над чем посмеяться в истории об этой премьере, она похожа на первоапрельскую шутку раньше времени.

Все наши семьи присутствую в зале. Семейство Фьори, семейство Сегара и семейство Зенатти. Их присутствие явно ощущается в театре. Мои родители довольно сдержанны, я с ними даже не пересекаюсь в антракте. В гримерке Патрика - совсем другая история. Я слышу как Нинетт, его мама, громко рассуждает о Канаде и о здешней публике, которая гораздо "холоднее" парижской. Её голос перекрывает даже голос её сына.

После третьего звонка я замечаю в зале свою мать, которая осторожно пробирается на своё место. Она выходила покурить с отцом Патрика. В гримерной, примыкающей к моей, продолжается полное собрание родственников Фьори.

По привычке, я прогуливаюсь между сценой и гримерными, так как мне надо чем-то занять время до моего выхода на "Скакуне". Вдруг я слышу в наушниках первые аккорды "Разрываемого пополам" (Dechire), - но одновременно слышу "дублем" голос Патрика вживую, вместе с голосом его матери, недалеко от меня. Я кричу: "Пату, твоя очередь, это твоя песня, быстрее, быстрее!", и я вижу своего храброго рыцаря, пулей вылетающего из гримерки. Его мать семенит за ним, продолжая трещать без умолку... Жиль был бы очень горд, видя, как галопирует его "лошадка"! Несмотря на бешеную гонку, он опаздывает на целую половину первого куплета. Нинетт, в свою очередь, занимает место в зале, громко жалуясь, что пропустила соло своего сына. Чyдная премьера!

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 23.06

Обернувшись, я сталкиваюсь глазами с Гару, и напоминаю ему, что мы с ним уже встречались несколько недель назад на съемках программы "Метод Коэ". Именно 16 сентября. Ровно десять лет спустя с дня нашей премьеры. В тот день мы вскользь поговорили о праздновании годовщины. Но там, на кушетке в гримерной, нам было как-то неловко возвращаться мыслями в прошлое. И сейчас я счастлива, видя, как сияет его лицо, это меня успокаивает. Улица Пиренеев - время и место не для ностальгии, но для празднования.

ЧАСТЬ 2. А ПОТОМ БЫЛА "BELLE".

Париж, сентябрь 1998 г.

За неделю до премьеры всё ускоряется.

Когда я вхожу в зал в тот день, спектакль - повсюду. Я чувствую его ритм, чувствую, что он будто бы уже живет своей собственной жизнью. Ещё неловкий, неуклюжий - тем не менее, он уже здесь, гордо поднимает голову, хотя никого нельзя назвать его "живым воплощением". Тот момент четко зафиксирован в моей памяти: я чувствую эту силу, превосходящую и поглощающую мою собственную волю, хочу я того или нет. Это на самом деле очень странное ощущение: чувствовать себя частью чего-то большого, единого. Это озарение сваливается на меня внезапно...

В тот день вся бурная деятельность сливается в единое целое: действия техников, танцоров, продюсеров... Мы все живем в ритме поджимающего времени, последних сроков. Вечером, когда я встречаюсь с подругами, - странно, но я рассказываю об этом весьма отстраненно. Впоследствии они признавались, что по моим рассказам даже не могли представить себе размах этого проекта.

И вот так, почти не видя приближения этого события, однажды, сентябрьским утром, я просыпаюсь за несколько часов до премьеры, где будет присутствовать настоящая публика.

Париж, 24 сентября 1998 г.

Этот день - немного особенный. Я встаю на заре. Я совсем забросила лицей. После двух недель я снова иду в школу. Мне нелегко совмещать вечерние спектакли и уроки филологии по утрам. За нашими плечами уже с десяток представлений, пробные выступления с заводскими советами, похожие больше на наши последние репетиции, но позволяющие нам продвигать мюзикл.

Этот вечер - другое дело. Об этом уже не раз говорилось, и я немного волнуюсь. В первый раз будет присутствовать пресса - из этого раздули большую шумиху! По словам моих информаторов, когда закончится сегодняшнее представление, будет вынесен приговор: быть или не быть!

Отец приносит мне завтрак на подносе, как обычно. В меню: чашка с горячим какао и тост, слегка намазанный медом. Я, с закрывающимися сами собой глазами, обнимаю его, и поправляю жестоко измятую за ночь подушку перед тем, как начать пир. Этим утром, чтобы придать мне сил, папа приготовил мне также "энергетическую микстуру Доктора Лавуа": семечки, зёрна льна, овёс, рис, пшеница, ячмень и просо, все размолотое и смешанное с натуральным йогуртом, подслащенным мёдом - естественно, мёд выступает в качестве замены кленовому сиропу! Я принимаю микстуру квебекского друида, пока солнце беззаботно разгуливает по моей комнате. Запах маминых духов, "Samsara", витает по всей квартире.

Сегодня, ясное дело, великий день! После папиного короткого музицирования на пианино - шоппинг. Я иду искать костюм для суарэ после спектакля. Я должна хорошо выглядеть на фотографиях!

Направляю свои стопы в направлении Сен-Жермен-де-Прэ. Я в радостном настроении, но немного холодеет в животе. Сто пятьдесят восемь бутиков позади - и вот я наряжена, чтобы достойно встретить вечер премьеры. Мама оставляет меня у отеля "Конкорд-Лафайетт", который примыкает к Дворцу Конгрессов. Там меня ждёт лучшая подруга. Я не видела ей со времени её возвращения из Мексики. Мы виснем друг у друга на шее. В своей спортивной куртке Looney Tunes, Каролин выглядит загорелой, похудевшей и красивой. В сравнении с ней - я похожа на тряпичную куклу!

Мы не говорим о том безумном месяце, что я прожила. Мы сплетничаем о парнях, о моём вечернем наряде, - когда внезапно появляется Отче Лавуа, глаза потуплены в землю... Краткое "добрый день" - и Дворец Конгрессов, словно ад, поглощает его! Каролин безо всяких объяснений понимает, почему он внушает мне трепет.

Немного позже - маленькая остановка ради сандвича с цыпленком карри, без салата, в "Pomme du Pain". Там я встречаю моего Люка с женой, великолепной Таней. Эта женщина - само очарование. От неё исходит такая спокойная уверенность, что даже перевозбуждение моего Люка от приближения этого вечера, кажется, не переходит границ. Тем не менее, между двумя пирожками, он прошептал мне на ухо: "Надеюсь, сегодня всё будет не так, как на прогоне*... И в самом деле, 16 сентября Шарль Талар пригласил нескольких представителей СМИ присутствовать на генеральной репетиции, так как считал, что мы готовы. Волшебное вступление Брюно, мизансцены, от которых перехватывало дыхание, выверенные танцевальные па. Это чудесно. В атмосфере словно разлито молодое вино - только что изготовленное, но уже многообещающее, - когда внезапный скачок электричества... и кромешная тьма опускается на Двор Чудес, а ведь спектакль так хорошо начинался! И вдруг исчезает свет, исчезает звук, и танцоры замирают на ходу, будто играют в "Море волнуется раз-два-три". Громовой голос Шарля из зала заставляет присутствующих задрожать... "Нет, это невозможно!!!!!" Внимательные зрители волнуются. Танцоры, чтобы не простудиться, мгновенно исчезают в подвале Дворца, не переставая извиваться на ходу, а мы.. ээ, если честно, я не помню, что делали мы в этот момент! Добрых полчаса спустя шоу продолжается, как ни в чём не бывало, несмотря на то, что несколько журналистов ушли. Так что этим вечером мы практически со священным трепетом ждём, что с электричеством ничего не случится.

Ладно, я убегаю. Ни малейшего шума ни доносится из коридоров, двери в комнаты артистов закрыты. Я в подавленном состоянии. Я направляюсь в гримерную. Всего лишь половина четвертого, но сегодня мне необходимо увидеть Флёр-дё-Лис раньше обычного. Уж она-то, по крайней мере, ничего не боится - в отличие от меня.

На обратном пути я нервно слоняюсь по коридорам, когда приходит Элен. Волосы в беспорядке под бейсболкой, взгляд устремлен в пустоту, но её прекрасная улыбка, тем не менее, прячется в уголках губ. Она рассеянно напевает "Цыганка, никто не знает страны.. Привет, Жюли!" - бросает она мне, не отвлекаясь от своего занятия. Позади неё, в дверном проеме служебного входа, - несколько лиц, уже хорошо знакомых нам. Люди, "фаны"? Они терпеливо ждут, ждут и ждут, вот уже больше месяца... Когда любой из нас приходит или уходит, они здесь, эти безымянные свидетели, которые сопровождают в "спуске на воду" наш "корабль". Они переживают с нами усталость, которой наполнены наши глаза, наш стресс и наши счастливые моменты с тех пор, как мы обосновались в "Аквариуме". Когда я вхожу в метро на станции Площадь Клиши, я обычная девчонка из этого квартала, подружка-брата-кузины-соседки по классу-из-лицея-Жюль-Ферри. Порт Мэлло - и едва моя нога ступает на платформу, я уже фаворитка труппы "Собора Парижской Богоматери". Я словно проваливаюсь в другой мир. Всего пять остановок и одно переодевание - и мои шаги сопровождают вспышки фотокамер, протянутые листочки, которые надо подписать - и на которых я уже больше не знаю, что писать, потому что просят меня об этом ежедневно одни и те же люди. Мы уже знаем их по именам, знаем немного об их жизни, но мало-помалу наши слова благодарности теряются, так как их с каждым днём всё больше и больше. Это немного пугает меня. Меня, но не Элен. Она способна уделить персональное внимание каждому из них. Она способна часами болтать с ними. Я наблюдаю со стороны. В то время я совершенно не понимаю такого рода отношений между людьми. В нас нет ничего особенного, точнее, мы совсем такие же, как они. Дать автограф, обменяться поцелуем, сфотографироваться с кем-то - к чему это? Зачем им это нужно, если я абсолютно ничем от них не отличаюсь? Я настолько не понимаю этой ситуации, что это меня раздражает. Я принимаю это слишком близко к сердцу. Чего хотят эти люди... Может, кусочек мечты? Но, по правде говоря, если бы не было их, то не о чем было бы и мечтать! Мы поём ради них, практически, они могли бы быть на нашем месте! Если бы они только это знали... Уверена, именно поэтому Элен так много времени проводит с ними. И тогда я тоже иду туда, к ним, я открываю дверь. Я принимаю подарки, безделушки всех видов, мы обмениваемся несколькими словами, а потом я возвращаюсь в свою гримерную, где разглядываю фотографии с подружками, сделанные во время наших последних совместных каникул. Мне нужно приблизиться немного к родным лицам "моих" людей.

Сегодня в мою гримерку букеты цветов прибывают десятками. Среди них много лилий. На которые у меня аллергия. Какая жалость! Затем приходит первый факс: "Я желаю Вам успеха такого же огромного, как Ваш талант. Всем сердцем с Вами". Подписано "Орландо". Тут же стучат в дверь: Рэнэ, наша пресс-атташе. Она мне приносит дорожный несессер для грядущего турне, одновременно давая мне советы, как вести себя сегодня. "Будь сама собой, не позволяй себе смущаться, это всего лишь обычный вечер, такой же, как всегда" - говорит она, заключая меня в объятия.

*Люк имеет в виду последнюю репетицию перед генеральной - в оригинале слово "couturier"

Май 2009 г.

26 мая 2009 года, время - за полночь. В огромной коробке с вырезками из газет, которую дала мне Рэнэ, чтобы я могла лучше погрузиться во времена нашего дебюта, я нашла эту почтовую открытку, спрятанную между двумя статьями. Она датирована 24 сентября 1998 г. и адресована мне: "Это рука любви, рука счастья... Ты стала талисманом спектакля и принцессой наших сердец. Ты волшебна на сцене, и если раньше у меня не было времени, чтобы сказать тебе это, то говорю сейчас: я тебя очень люблю. Твоя улыбка и твой весёлый нрав наполнили солнцем Дворец Конгрессов". Подпись неразборчива, и "все" теряется в правом нижнем углу открытки.

Когда я читаю эту открытку в первый раз, три часа спустя после премьеры, - я одна перед зеркалом, и я должна, без сомнения, знать, кто именно из труппы написал её.

Сегодня всё, что мне осталось - вспоминать о том, что я почувствовала в тот день.

Я поняла, читая эту открытку, что у меня было собственное место на этой сцене, рядом с этими артистами. Несмотря на то, что я была "гадким утенком" "Собора"! Каждый сделал усилие, чтобы понять мой уличный язык, и смог разглядеть то, что таилось под внешностью ершистого подростка. Люк - с ним это было через совместные музыкальные "блуждания", с гитарой в руках, во время наших долгих часов ожидания за сценой. Элен - мы нашли друг друга между стычками, выпусканием коготков; она научила меня правильно краситься, и множеству других вещей, о которых даже не подозревает! Для них наличие у меня таланта - очевидный факт. Для них, когда я нахожусь на сцене, - я уже не семнадцатилетняя девчонка, и я благодарна им за это. В тот момент в прошлом я не осознавала всё так ясно, как сейчас. Я просто понимала, что у меня, как и у них, было право "артиста" получать удовольствие и, возможно, дарить его другим. Я пела ради самого пения, а не ради того, чтобы быть певицей, это правда. Но сегодня я хочу ею быть - если это означает, что я буду похожа на них...

О да, петь, чтобы развлекаться, петь, чтобы потрясать, это сильнейший наркотик! Я чувствую себя так хорошо на сцене, когда кровь ударяет мне в голову, когда мой голос освобождается от оков тела, и вместе с нотами высвобождается вся моя суть... Во время репетиций все остальные сначала постигали, потом отрабатывали свой персонаж, потом поглощали его, чтобы затем отпустить на волю, и подарить результат публике. Это то, что восхищало меня в остальных членах труппы на протяжении всех этих долгих репетиционных недель. Я старалась подражать им. Я даже не знала такого понятия "певец от природы", пока не прочитала о нём, и уж никак не подозревала, что сама могла являться частью "семьи" таких певцов!

Париж, 24 сентября 1998 г.

Открытки от моих друзей, подарки, цветы - всё это заставило меня понять, что всё, что этим вечером будет играться на сцене, должно быть на высшем уровне. Люк (Пламондон) бродит по коридорам, Ришар, волнуясь, даёт нам некоторые мелодические уточнения. Шарли и Вики дымят как паровозы, закрывшись в своём кабинете. Каждый вроде бы сосредоточен на себе, но пахнет он - любовью, этот порт Мэлло.

Этим вечером никаких особых подбадриваний, просто вся труппа на мгновение объединяется, и все хором громко произносят ..."дерьмо!" Я на левой стороне сцены, наконец готовая выпустить на свет божий Флёр-дё-Лис, и у меня отнимаются ноги в самый разгар выступления персонажей Двора Чудес, когда танцоры движутся туда и обратно. Так что когда приходит время моего выхода, я не вступаю. Патрик оборачивается, он ищет меня, но я остаюсь на своём месте! И тут внезапно наш администратор, Барни, услужливый медведь, резко выталкивает меня на сцену. Моё платье летит впереди меня, и словно вратарь в финале Кубка Мира, Патрик, великолепный левый крайний нападающий, захватывает мою руку и вовлекает меня в круговерть "Брильянтов".

В первый раз с того момента, как мы начали играть "Собор", я наскакиваю на Даниель Молко сразу после исполнения "Скакуна", уйдя со сцены: "Я правильно пела? Меня было хорошо видно?" Этим вечером я получила представление о том, что такое реальная публика в зале. И я думаю, что мне это нравится! За кулисами происходит брожение в прямом смысле слова. Эсмеральда рассыпала свои бигуди, распустившиеся концы трико танцовщиц вальсируют перед началом "Валь д'Амур", а потом еще этот нескончаемый антракт, во время которого каждый ищет вдругом некое подобие зеркала, теряясь в расспросах, комментариях.. "Ты хорошо себя слышишь? Тебе бы надо попросить Фредо (звукорежиссера - прим.автора) поднять тебе звук когда возвращался... О-ля-ля, у меня распускаются швы на костюме! ... Черт, ты слишком сильно вспотел! ..." И всё это под аккомпанемент демонического хохота персонажа Даниэля Лавуа, чей устрашающий силуэт бродит по коридорам...

Два с половиной часа спустя приговор падает раньше, чем занавес: "Триумф труппы "Собора Парижской Богоматери" - это те слова, которые, начиная с завтрашнего утра, мы будем читать во всех газетах.

Во время финального исполнения "Время соборов", слёзы облегчения катятся из глаз. Когда Люк Пламондон и Ришар Коччьянте поднимаются на сцену, к пятнадцати минутам овации стоя прибавляется ещё десять!

Мы с Элен преподносим им цветы...

И только после этой бури аплодисментов, когда занавес наконец падает, мы окончательно расслабляемся все. Актеры, танцоры, техники, продюсеры. Мы прыгаем, кричим, плачем, это настоящее безумие, мы хотим ещё!

Я снова вижу моего Гару, освобождающегося от своих демонов...Патрика, утонувшего в объятиях своих родных... Элен, изо всех сил прижавшую к себе сына... а я - я не знаю точно, ради кого пела этим вечером. Но я вложила в это всю душу. Единственный человек, которого мне хочется приласкать - Люк. Он держал меня за руку в течение года, и в том числе - на фотографии, где я нахожусь в окружении всех этих певцов с экстраординарными голосами. Я знаю, что эта дата, 24 сентября 1998 года, изменила мою жизнь...

Всеобщий экстаз достиг своего апогея. За кулисами Дворца Конгрессов собрался этим вечером весь шоу-бизнес. Паскаль Обиспо, с очками на носу, поздравляет Люка. Азнавур и Брюэль оживленно беседуют с Гару. Ноа тоже здесь. Это немного странно, помимо прочего, что она была в зале. Я спрашиваю себя, о чем она могла думать, видя нас всех на сцене? Вики и Шарли, продюсеры, теперь выглядят совершенно изменившимися! Холодный пот, покрывавший их лица в начале спектакля, уступил место скупым слезам облегчения.

Небольшая вечеринка организована на самом высоком этаже башни Дворца Конгрессов. Я ненадолго уединяюсь в моей маленькой гримерной, заваленной цветами. Я включаю радио и не спеша снимаю грим. Несколько косичек из моей укладки расплетаются, когда я одеваю мой костюм для так называемой "афтер-пати". Маленькие серые брюки, поневоле ставшие облегающими, боди, выгодно подчеркивающее мою грудь, весьма впечатляющую в то время, и пиджак сверху, чтобы хоть немного казаться "дамой"!

Родители приходят обнять меня. Мама очень элегантна в своём костюме отИва Сен Лорана. Папа тоже расфуфырен. Они исполнены гордостью. Мы вместе пересекаем коридор - он кишмя кишит людьми. Они повсюду! Мы пробираемся через эти "джунгли", "прорубая" себе дорогу, и оказываемся у служебного выхода, - где, кажется, толпится вся без исключения публика, присутствовавшая на спектакле! Нужно как-то переплыть эту реку, чтобы попасть на этаж, где нас ждут. Люди чрезмерно возбуждены. Я получаю тысячу комплиментов. "Спасибо..спасибо..спасибо..да-да..извините.. простите, мне надо пройти туда". Я теряюсь в толпе. Мой отец берет на себя роль телохранителя. Нас попросили не опаздывать. Мы трусливо убегаем до самого конца аллеи, чтобы поймать лифт. На девятом этаже двери открываются. Меня просят пока не входить, а подождать моих коллег. Родители уходят, чтобы занять места. Адский шум усиливаются, когда дверь приоткрывается, чтобы пропустить их. Патрик, Гару, Брюно и Даниэль присоединяются ко мне. Они тоже облачены в парадный костюм. Элен выходит из лифта в сопровождении Ришара и Люка. На ней всё еще сценический макияж. Она спрятала свою шевелюру под шляпой. Теперь, когда все девять героев на месте, мы готовы к торжественному появлению. За дверьми собралось около четырехсот человек вокруг сорока столов. Некоторые из них - звёзды первой величины. Анри Сальвадор, Лара Фабиан, Джонни Халлидэй, Серж Лама, Лин Рено... Весь парижский бомонд здесь. "Зубры" шоу-бизнеса и "новое поколение" французского варьете. Короче говоря, "Les Enfoires"* без хозяина!

Поздравляя друг друга, мы входим в двери, и... все люди встают. Я замечаю за одним из столов моих родителей. Мой отец рядом с Жильбером Беко. Все присутствующие аплодируют нам, ещё и ещё... Нас поздравляют до бесконечности. Среди улыбок и возгласов "браво!", мы совершаем тур вдоль всех столов, как новобрачные на свадьбе. Люк Пламондон держит меня за руку и помогает получать похвалы. Никто из нас семерых не знает, куда повернуться.

Чем закончился тот вечер - помню смутно. Если верить журналу "Гала" - очень хорошо, но детали от меня ускользают. Должно быть, я перепила Колы лайт и комплиментов, и когда уже перенасытилась тем и другим, родители отвезли меня домой. Большой палец во рту, лоб прижат к стеклу маминого "Гольфа" - дорога порт Мэлло-улица Шапталь кажется мне слишком короткой. Отец провожает меня в мою комнату, где наш ньюфаундленд Плум ждёт, развалившись на моей кровати, вытаращив большие глаза. Это он будет проделывать каждый вечер в течение последующих пяти месяцев. С последним счастливым вздохом, я засыпаю на остаток ночи... точнее, всего лишь до завтрашнего полудня!

*Жюли имеет в виду, что подобное скопление звёзд всех поколений наблюдается только во время больших благотворительных концертов "Les Enfoires", "хозяином" (куратором и организатором) которых после гибели Колюша является Жан-Жак Гольдман.

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 23.15

Десять лет спустя, мы всё ещё помним. Энергетика того вечера, предшествующего всему, всё еще разлита у нас в крови. Блюдо с сырами, виноградом и клементинами занимает место в центре стола. Даниэль вытаскивает лист бумаги и ручку, прежде чем взять слово. Становится так тихо, что можно услышать, как муха пролетит. "Это невероятно - видеть этим вечером всех вас вместе, сидящих за моим столом, иметь привилегию присутствовать на таком моменте - вашей встрече... Наблюдая за вами эти несколько часов, я вижу, что, несмотря на прошедшие годы и на карьеру, которую сделал каждый из оригинальной труппы "Собора Парижской Богоматери", - вы по-прежнему единое целое. Ваше желание петь, играть, вместе делиться своим талантом - глубоко. Так что я спрашиваю: что вы скажете насчёт того, чтобы отпраздновать вашу годовщину - десятилетие "Собора Парижской Богоматери" - вместе с теми, благодаря кому вы те, кто вы есть сегодня: с вашей публикой?"

Осень 1998 г., Дворец

Публика... Публика, кажется, готова вынести наш мюзикл за такие горизонты, о которых мы даже не мечтали. Спектакль идёт, - точнее было бы сказать "бежит". Но, вне светских вечеринок, это всё та же "деревушка", расположившаяся в Мэлло. Успех - царит за стенами Дворца. Внутри же всё относительно нормально. Когда в Париже наступила осень, я предпочла автобус метро. Каждый день в районе четырёх дня, перед магазином женской одежды на площади Клиши, я инкогнито сажусь в свою "карету" - автобус номер 30, идущий на авеню Терн. Каро ждёт меня на остановке. Думаю, в те дни стены колледжа нечасто имели возможность лицезреть её! Редкий мой день обходился без её присутствия. Следовала приятная маленькая прогулка по авеню. Для меня эта улица была будто собственная авеню Монтень*! Маленькая остановка в "Морган", потом "ФНАК", и, разумеется, в "Bathroom Graffiti". "Oops, I did it again"**, как спела бы Бритни! Я только что посеяла мой артистический пропуск на два предстоящих представления. На этот раз я достаточно быстро выкручиваюсь, - теперь, когда я прихожу на работу сильно заранее, это проще. На углу, недалеко от служебного входа, есть пиццерия, где я часто встречаю Квебекцев, отдыхающих там после занятий в тренажерном зале. Глоток Колы лайт, и вперёд, в зал. Приветственный поцелуй каждому. Долгая остановка у Момо, - болтаем без умолку и не можем распрощаться. Забавная вещь - случайные совпадения. Момо всю жизнь живет в районе порт Сен-Уэн, её квартира - прямо над квартирой моей подруги Орели. Я тысячу раз была в этом доме. Учась в школе, проводила там каждые выходные. Может, мы с Момо уже встречались раньше?

В подвале, недалеко от лифта, эта маленькая брюнетка, обожающая синий цвет, любовно причёсывает свои парики. Для меня - она не имеет возраста, я люблю её как мамочку. Она ласкова со мной, заботится обо мне. Когда я ещё не знала её, она была уже здесь, на этом месте, и теперь она всё ещё здесь, каждый вечер во время спектакля. Мне немного скучно - и она здесь, скромная, всегда готовая выслушать, с открытым сердцем. В промежутках между моими выходами я слоняюсь по коридорам вместе с Надей, дублёршей Элен, и Жеромом, дублёром Гару. С пакетом жевательного мармелада мы болтаемся из гримерной в гримерную, не теряя из виду ход спектакля. Чтобы я пропустила свой выход - ещё чего не хватало!

С некоторого времени я ощущаю, что не получается взять некоторые ноты. Мой дуэт с Патриком, "Эти брильянты", становится настоящей голгофой. Когда я пою ему "тот, кого любит сердце моё", мой голос иногда вытворяет что хочет. Он взлетает, но никогда не приземляется в нужном месте.

В тот вечер я спела особенно плохо. Я зла на себя: "Ты должна правильно спеть всего три песни, и даже этого не можешь! Ни черта не делаю днём, думаю только о спектакле, и всё равно проваливаюсь! Какая идиотка!" Я часто задумываюсь, не угаснет ли этот голос понемногу так же, как он появился. Как и каждый вечер, за спектаклем следует небольшой коктейль. Паскаль, наш звукооператор, ищет Даниель (Молько). Он немного смущенно приближается к ней и говорит: "Прости, Даниель, но Жюли вот уже несколько дней.. как бы это сказать... испытывает трудности на "Брильянтах". Может, у неё месячные?"

Даниель: "Эээ, послушай.. не знаю, что тебе ответить, в общем-то это несколько..."

Паскаль: "Нет-нет, я просто хотел сказать, что у неё немного поменялся голос на этой неделе, с этим можно играть, пусть она не паникует. Чисто для информации, просто нужно, чтобы она предупреждала нас заранее, чтобы мы могли сделать всё необходимое для правильного звучания её голоса... Это всё".

В это время я вхожу в комнату, где проходит коктейль, переполненная яростью. Я угрюмо грызу чипсы в своём углу. Даниель подходит ко мне и спрашивает, нет ли у меня....

Да. Так и есть.

Вот так я сделала для себя очередное открытие: мужчины - те же дикие животные, способные учуять биологические причины странного поведения женщин! Но самое главное - я осознала, что я не музыкальный автомат, могущий петь при любых обстоятельствах!

*Авеню? Монте?нь (фр. Avenue Montaigne) - улица длиной 615 м в 8 округе Парижа между площадью Рон-Пуен и мостом Альма. В 1980-х стала одним из главных пунктов высокой моды в Париже. На авеню Монтень находится большое количество модных бутиков и театр Елисейских Полей. (с) Wikipedia

** Упс, я снова сделала это (англ.)

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 23.25

После момента тишины, о котором говорят "ангел пролетел", идея у всех на устах: "А если мы действительно этого захотим? Собраться вместе и воскресить эту авантюру?".

Брюно тут же принимает слова Даниель абсолютно всерьёз.

"Все мы начали или продолжили сольную карьеру после спектакля, наши дороги разошлись, у нас у всех есть свои обязанности и свои обязательства, но я думаю, если бы мы решили, этим вечером, снова подняться на сцену все семеро, это нужно было бы сделать с безупречным артистизмом. Каждому будет необходимо пойти на какие-то уступки, чтобы сделать это. И ещё нам бы обязательно потребовался кто-то главный, руководитель группы с жезлом правления в руках".

Патрик: "Молько?"

Все: "Разумеется. Мы ей доверяем, она нас всех знает, она с нами с самого начала проекта. Она не предаст нас. Мы согласимся при условии - и только при этом условии! - что никто из нас не будет "более" или "менее" важен, чем другой, что не будет индивидуализма, никаких отдельных "я". Если мы решим вернуться, - мы вернёмся как команда, как группа, единая и неделимая. Мы будем армией под общим знаменем. Нами будет двигать только одно - желание. Это должно быть не ради прибыли - но ради того, чтобы снова собраться и оторваться по полной всемером, всем вместе..."

Дворец Конгрессов, конец октября 1998 г.

Два месяца жизни в консервной банке... Для меня каждый день похож на предыдущий... Подъём в полдень, обед в "Сoq Hardi" с родителями, смена курса в сторону "Ремонтника", чашка кофе с подружками, всё остальное занято встречами "по музыкальным делам"... Вскоре нам дадут небольшой перерыв, пять дней отдыха, это меня радует. Так как отпуск не совпадает со школьными каникулами, я поеду с семьёй погреться под солнцем Туниса. Сегодня пятница, у меня встреча с композитором: Лорой. Она живёт в девятнадцатом округе, на улице Отпуль. Два часа дня; в её маленькой гостиной - пианино, компьютеры и дымящийся чай с мятой. С ней приятно работать. Мы репетируем две песни. Около пяти вечера сеанс закончен, "на автопилоте" я направляюсь в сторону порт Мэлло. Сидя в автобусе, я, как закоренелая двоечница, чувствую себя нехорошо. Мне то жарко, то холодно, голова кружится... Автобус останавливается на площади Порт-Мэлло, перед пивным рестораном "Dab". Мне нужно сойти здесь. Дворец мне кажется таким далеким, всё расплывается в глазах. В нескольких метрах от остановки я падаю на лавочку, у меня больше нет сил. Моё тело настолько слабо, что нет сил даже сидеть, я сползаю. Люди выходят из автобуса, проходят, косятся... На кого я похожа? На алкоголичку, на наркоманку? Я смертельно бледная, меня трясет, но никто не останавливается. Мне удаётся нащупать мобильный в сумке. "Папа, я возле "Dab", я больше не могу двигаться..." Мой отец прыгает в машину, на ходу подбирает маму, и через семь минут они оба рядом. Моя мать поспешно сажает меня в свою машину, мы едем во Дворец Конгрессов. Там при виде меня начинается паника. Шарль звонит доктору. Меня уложили возле гримерной, весь народ собрался вокруг. Элен говорит Шарлю: "Она не сможет играть, надо готовить Надю". Шарль вскипает и возражает: "Надя никогда не репетировала, у неё нет даже платья! Нужно поставить её на ноги".

"Не волнуйся, Элен, я смогу..." - бормочу я, всхлипывая. Но надо отдать должное нашей Эсме, она никому не позволяет противоречить! Она берет инициативу на себя и объявляет Наде, что сегодня играть будет она. Патрик, Люк, Брюно, Даниэль и Гару единогласно поддерживают Элен, говоря, что этим вечером малышка Жюли не функционирует, что ей надо вернуться домой и отдохнуть. Я растекаюсь, как блин по сковороде, врач констатировал флегмону. Отец уносит меня, засунувшую большой палец в рот, на руках. К счастью, через два дня я смогу немного побыть на солнце!

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 23.30

Даниэль: "Может, акустическая версия?"

Гару: "Но также нужно, чтобы для публики это было впечатляющее шоу"

Элен: "Когда мы это сделаем?"

Вскоре обстановка накаляется, процесс пошел во всех смыслах слова. Брюно, как истинный вождь племени, пресекает поток странных слов и безумных идей. Он предоставляет слово малышке... Итак, все взгляды сосредоточились на мне. Я краснею, и, охотно уцепившись за возможность говорить, фальшиво уверенным тоном начинаю: "Я не знаю, ждут ли нашего возвращения. Но есть один веский довод: публика полюбила нас за наши голоса и за репертуар Люка и Ришара. Снова подняться на сцену и попытаться изобразить абсолютно то же самое, что было десять лет назад, мне кажется полнейшей чушью. Мы бы смотрелись как старики, играющие старый мюзикл в надежде обрести вторую молодость. Я предлагаю вам обдумать два момента: то, что мы группа, как говорил уже Брюно, и то, что спектакль обязательно должен идти в сопровождении живого оркестра, как заметил Даниэль. Может, симфонический оркестр? Со зрительными эффектами, как представил себе это Люк, но незачем привлекать кучу танцоров. И наконец, в чём права Элен - в том, что у нас всех своя карьера, и время драгоценно... Десять лет как один миг".

Октябрь 1998 г., Дворец Конгрессов

Когда усталость начинает подрывать наши силы, мы становимся более сплоченными. Вынужденные сосуществовать в аквариуме, мы всё менее и менее непробиваемы. Мы уже не скрываем друг от друга наши маленькие недуги. Однажды вечером, - добрых три месяца насчитывал тогда срок нашего пребывания во Дворце, - Элен, по своей давней привычке, пришла прямо к началу спектакля. На часах восемь вечера - обстановка за кулисами "пожарная". Последние укрепления париков на танцорах, а для нас - время цеплять микрофоны. Одетые, в гриме, готовые подняться на подмостки, мы направляемся в тот угол сцены, где находится панель управления звуком. Фредо ждет нас там, чтобы надеть нам микрофон и наушники: "Раз-два, да, так хорошо, я себя слышу", - в то время как в нескольких метрах от нас происходит некое волнение. Момо, Фату, Брижитт: "Передай мне шиньон Элен, я не смогу подвести ей глаза, если ты прямо сейчас нацепишь на неё искусственные пряди, а её платье, Фредо, а её микрофон..." Я смотрю, как бедная Элен позволяет трясти себя во всех смыслах этого слова. Она не проронила ни единого слова. Я приближаюсь... Приклеившись к зеркалу, она яростно закрашивает лицо тональным кремом и карандашом, прямо вместе с губами. Её губы огромны! Я ничего не говорю. Я вижу, что все без исключения заинтригованы её более чем распухшими губами. Назавтра - новый бой. Битва Элен с зеркалом... Я ищу объяснения: если Элен решила увеличить губы, то ведь не затем же, чтобы сразу их спрятать, значит, причина в другом. Всё, не могу больше терпеть, пойду и спрошу у неё напрямую. Любопытство достигло апогея: уже сорок восемь часов размер рта Эсмеральды является объектом всеобщих фантазий и догадок. Я собираюсь с духом и иду. Приближаюсь с вопрошающим видом, но раньше, чем мой рот раскрылся и ляпнул очередную глупость, Элен, очень смущенная, сама говорит мне, прикрывая губы рукой: "Это не заразно, я подцепила стафилококк.." Бедняжка проходила в таком виде больше двух недель. Ипохондрический синдром, переутомление - и вот первый результат: новый "жилец" у Элен во рту. Вначале мы все немного избегали её, но вскоре, уже все вместе, посмеялись над этим!

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 23.33

Гару: "Может, некоторые песни лучше не брать? Два с половиной часа спектакля без оригинальных мизансцен, - для публики может быть утомительно. Сможем ли мы удерживать внимание людей всё это время?

Люк (Мервиль): "Количество песен - не проблема. Они помогают понять сюжет. "Проходных" нет. Мне кажется, нужно отыграть полную версию".

Патрик: "В костюмах?"

Я: "Нет, мне не кажется, что это хорошая идея. Наша особенность в том, что все мы - "вокальные" певцы, и я думаю, что выйти на сцену в гриме - не самое лучшее, что можно сделать, особенно если мы изначально отталкиваемся от идеи концерта. И потом, вспомните: Квазимодо и Эсмеральда из Дворца Конгрессов довольно быстро превратились в Гару и Элен из "Зенитов", с которыми мы часто встречались во время турне..."

Октябрь 1998 г., Дворец

Это забавно, но в анклаве Дворца отголоски успеха едва достигают нас. Мы очень редко читаем отзывы в прессе. Как если бы успех спектакля позволял нам думать только о себе и о спектакле. По коридорам болтаются женщины и дети, - судя по внешности, родственники наших певцов... Перед дверью служебного выхода каждый раз собирается всё больше и больше людей. Мы их не знаем, но они ждут, каждый вечер, терпеливо дожидаются нашего выхода, чтобы сфотографироваться с нами. Всегда на посту. Это достаточно странно. Редкий день проходит без того, чтобы где-нибудь - по телевизору, по радио - не упомянули о "Соборе Парижской Богоматери". Я по-прежнему после лицея встречаюсь с подружками и моим парнем. Усталость часто напоминает о себе, особенно достаётся нашему трио, которое участвует не только в спектакле каждый вечер, но и в прямых эфирах телепрограмм. И вот так случается, что наш крепкий от природы Феб получает травму. Ничего особенно серьёзного, - ну или ПОЧТИ ничего, травма больше морального характера... Он поёт, надрывая себе лёгкие, отдаёт себя без остатка публике, - которая устраивает ему овацию на "Разрываемом пополам" (Dechire), когда его голос, такой звонкий и такой безупречно контролируемый, разносится на шесть тысяч километров к северу. Докладываю хронику событий: в четверг 8 октября, как обычно, капитан Патрик, счастливый, горделивый и победоносный, выходит на сцену. И вдруг неожиданно его тело сгибается, будто от сильной боли. Он с трудом поёт о том, как колеблется его сердце между Эсмеральдой и Флёр-дё-Лис: "Я мужчина, разделенный надвое, разрывающийся пополам между двумя женщинами, которых я люблю, которые любят меня..." Десять вечера, приговор вынесен. Наш меланхоличный брюнет порвал себе голос, "разрываясь пополам". Плохая игра слов, скажу я вам! Весь дрожа, он объявляет нам, что нуждается в отпуске. И продюсеры, Шарли и Вики, - как я прозвала их, - утирая пот с лица, объявляют замену Патрика Фьори Дамьеном Саргом. На какой период времени? Никто пока не знает.

Последующие несколько дней Патрик не выходит на связь. С понедельника, 12 октября, его вынужденный и всех встревоживший отдых превращается в романтическую идиллию в Квебеке... Мне даже описывать не хочется, какой приём ждал Патрика по возвращению во Дворец... Хотя нет, расскажу! Был вторник. Успокоенная его возвращением, я вешаюсь ему на шею сразу, как он появляется; несмотря на то, что мы не слишком-то приятельствуем, меня радует, что он снова здесь! Я спрашиваю его, вернулся ли к нему голос, и в нескольких метрах от сцены, прямо во время процесса гримировки, маска падает... Разъяренный Шарль налетает на него как смерч. Он думает, что Патрик наврал про проблемы с голосом, чтобы побыть со своей милой: квебекской певицой с хрустальным голосом, чьё имя нам всем хорошо известно. "Патрик! Не оправдывайся, мы видели фотографии!" Но он всё равно пытается объяснить Шарлю, что просто нуждался в поддержке в этот трудный момент, и бла-бла-бла... Я наблюдаю за этой баталией. Будучи немного неискушенной в теневой стороне шоу-бизнеса, я наивно говорю Патрику: "Блин, ну и мастера работают в том журнале! Сделали очень хороший фотомонтаж твоих фотографий в Канаде. Да они просто уроды, ведь ты не мог одновременно быть на Корсике и в Монреале!"

Шарль разворачивается на каблуках: продолжайте гримировать, но даже кисточки замерли в воздухе.

Вот так и на нашем эталоне искренности появились пятна сомнений. Он без долгих уговоров наденет свою кольчугу и подтвердит, что ему идеально подходит эта роль... Разорванного на клочки Фьори!

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 23.40

Люк (Пламондон) вмешивается в разговор. Он просит уважаемую ассамблею принять на рассмотрение вопрос о том, будут ли задействованы декорации... Тень сомнения витает над столом, все обсуждают вопрос.

Воскресный день во Дворце, ноябрь 1998 г.

Я в отличной форме. Погреться на солнышке - это замечательно влияет на организм!

Воскресенье во Дворце - это немного другое. Нужно сказать, спектакль в 16.00 - не то, ради чего мы бросаемся грудью на амбразуру. Позёвывая, мы встречаемся в коридорах Дворца около двух часов дня: Гару, как обычно, сияющий, голосистый до кончиков пяток, даёт себя причёсывать; Люк, чтобы "разогреть" голос, с момента прихода распевает разные аккорды; Элен, под руку с сыном, глаза спрятаны за большими очками, никогда особо не торопится; Патрик вечно не входит, а влетает, словно ему доставляет удовольствие бегать!

Мой Даниэль уже несколько недель в прекрасной форме. Фролло больше не доставляет ему никаких проблем, и когда он скидывает сутану после концерта - превращается в очаровательнейшего человека, которого я начинаю узнавать получше. Между движениями кисточки нашего гримера, Фату, он рассуждает о литературе. Брюно тоже имеет цветущий вид. Несмотря на то, что он и так всегда в хорошей спортивной форме, эти несколько дней дома явно пошли ему на пользу. Мне начинает по-настоящему нравиться эта замкнутая жизнь.

Вчера вечером мы устроили небольшую вечеринку у моей подруги Тифани. Было довольно мило. По воскресеньям, чтобы я могла поспать немного дольше, мои родители часто сами подвозят меня до Дворца. Перед тем, как войти туда - небольшой крюк в сторону булочной Сен-Сир. Мой отец гурман: он знает все лучшие места в Париже. Свежеиспеченные булочки с шоколадом, маленький обмен приветствиями с самими давними почитателями, которые ждут у служебного входа, - вот и ещё одно счастливое воскресенье.

Сегодняшнее исключение только подтверждает это правило. Я заглядываю к Брижитт, ассистенту Шарли. Её кабинет находится прямо напротив служебного входа. Чаще всего - он закрыт. Если мы приходим к Брижитт, то затем, чтобы попросить её о чём-нибудь. А уж у меня особенно много этих самых просьб и затрат, которые мне надо компенсировать! Начиная от панталон и заканчивая вечерним такси, я ничего не упускаю!

Заявление, сделанное тоном, не терпящим возражений, через несколько дней после дебюта: "Послушай, Дан, помимо того, что моё платье - настоящая катастрофа, оно ещё и прозрачное! Даже речи не может быть о том, чтобы четверть населения Франции таращилась на мой зад! Так что вам с Шарлем придется заняться моими ягодицами".

Вот как появилась легенда о панталонах Флёр-дё-Лис: однажды во дворце, едва отшумели многочисленные диспуты относительно "лодочек" принцессы, в список прихотей последней добавились бесшовные панталоны. Мадмуазель, в белье разбиравшаяся ничуть не лучше, чем какая-нибудь дочка чернорабочей, однажды вдруг обнаружила, что её целомудренный маленький задик каждый вечер выставляется напоказ четырем тысячам пар любопытных глаз! Так что, не откладывая дела в долгий ящик, она посылает своего верного рыцаря - точнее, так сказать, рыцаршу, - своего менеджера, к королю Шарли. "Панталоны?" Он не понимает этого предательского слова, но милостиво соглашается удовлетворить её просьбу. И вот мы уже совершаем пробежку по большим магазинам в поисках волшебной ткани. Несколько успешных спектаклей в панталонах - и принцесса приобретает уверенность, что её нижнее бельё приносит ей счастье. Тогда она снова посылает Даниель (Молько) в бой, чтобы та принесла ей в качестве трофея партию сих чудесных изделий. Но король, получив новое прошение, не чувствует большой радости, и отвечает, что принцессе достаточно каждый вечер стирать те, что уже имеются. Принцесса вспылила, - но её дурной характер, о котором уже всем известно, спотыкается о непреклонность короля. Однако принцесса всё же разевает свой большой рот, показывая свой прекрасный голос, и впадает в воистину царственную ярость. Она начинает производить скрупулезные расчёты. Семь представлений в неделю, два из которых в субботу, умножить на четыре недели, всё умножаем ещё на пять месяцев... в общем, всё закончилось жалким итогом: скулежом и выпрашиванием - ибо другим способом она бы от короля ничего не добилась, а оса не дура, чтобы жалить сама себя - "всего десять панталон, Шарль, ну пожалуйста, это же не конец света. И потом, я же знаю, они приносят мне удачу..."

Вот так я открыла в себе некую склонность к фетишизму. Как настоящий артист, я же имею право на собственные ритуалы и собственные талисманы, не так ли? С того дня я приобрела привычки, которые лучше не нарушать, иначе я потеряю почву под ногами. Весь этот год я без устали повторяла одни и те же жесты и надевала одни и те же панталоны... Панталоны, приносящие удачу!

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., 23.42

Патрик продолжает разговор: "Что бы мы ни надумали - я с вами. Вы были, - и вы остаётесь, - самым прекрасным приключением моей жизни. Мы - команда, и, в некотором роде, вы - оплот моей истории. Ничто не заставит меня изменить моё мнение".

В первый раз за этот вечер я вижу то, что Патрик осознаёт, чтo мы семеро когда-то пережили все вместе, и то, чтo каждый из нас олицетворяет собой в его глазах. Вихрь воспоминаний отражается на его лице. Я не знаю, был ли он к этому готов. Он очень взволнован, мой Пату.

Ноябрь 1998 г., Дворец

Одержимый духовник из Собора Парижской Богоматери научил нас, неопытную молодёжь, стольким вещам... Тот, кто заставлял дрожать все французские залы своим знаменитым "Я люблю тебя" ("Je t'aime" - отрывок из визита Фролло к Эсмеральде - прим.автора), продолжал играть спектакль за спектаклем, даже не поведя бровью. В то время как мы, напротив, в случае малейшего недомогания, любых неполадок с горлом, легкими, носом, немедленно выпускали вместо себя дублёров...

Однако, даже Даниэль, несгибаемый Даниэль, однажды субботним ноябрьским вечером пал жертвой усталости. Он, который всегда выслушивал наши жалобы, он, которым мы так восхищаемся, внезапно сражён жестоким гриппом. Но надо сказать, не поколебал свой статус легенды. Вместо этого он посрамил нас, отыграв два спектакля, несмотря на температуру сорок, без малейшей жалобы... Мутант... "Каждый вечер", как говорят в Квебеке, наш Дан ошеломляет нас точностью и тонкостью своей игры. Полные восхищения, мы наблюдаем за ним из-за кулис...

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., около 23.45

У Элен звонит телефон. Это Рафу, её сын.

Закончив разговор, Элен продолжает: "В любом случае - с костюмами или без, с декорациями или без, - я хочу, чтобы мы пели все вместе, все семеро".

Я смотрю на Элен. Она улыбается мне. И без всякой видимой причины добавляет: "Тем не менее, Джулай десять лет назад - это же была настоящая чума!" Нет, Элен, я была просто маленьким диким зверьком, который мечтал лишь о том, чтобы его приручили.

Ноябрь 1998 г., в кулуарах Дворца

Настоящая труппа - это ещё и настоящие разборки между собой! Уже больше двух месяцев мы успешно сосуществуем все вместе. В моей артистической уборной фиолетовый магнитофон вопит голосами "IAM" (французская хип-хоп-группа из Марселя), классный альбом "Школа серебряного микрофона", - в то время как мой сосед по лестничной площадке, Люк, тащится по ритм-энд-блюзу. У Сегара - вечная фьеста... В то время Элен пользуется бешеной популярностью. Перед дверью в её комнату, в нашем коридоре, народ друг другу пятки оттаптывает, чтобы поговорить с ней. Элен -женщина с комплексами. Под её клоунской маской - настоящая уроженка Средиземноморья. Мы смогли это безошибочно понять в начале, по тем усилиям, которые она предпринимала, чтобы влиться в труппу. Но всё это уже позади. Теперь Элен - Эсмеральда, и что бы ни думали и не писали некоторые журналисты, она филигранно справляется с ролью. Ответственность наравне с успехом: огромная. Некоторые любители поплясать на костях ждут-не дождутся какого-нибудь промаха. Тот факт, что Ноа покинула проект, мог бы быть одним из "уязвимых мест" спектакля. Могли бы говорить о том, что "Собор" не нашёл свою Эсмеральду; Элен прекрасно себе отдаёт в этом отчёт. Среди тысяч и тысяч восхвалений, которые мы каждый день можем прочитать в прессе - возле лифта находится доска с вырезками статей из газет и журналов - самой ничтожной критической фразы достаточно, чтобы дестабилизировать нашу Элен. Однажды, когда всё шло хорошо, всего один намёк между строк раскачал лодку... Это был удар ниже пояса для Элен. И вдобавок в этой ничтожной фразе, завуалированной под вопрос, было упомянуто моё имя. Мне это абсолютно не нравится!!

"Он прекрасен как Солнце" (Il est beau comme le soleil), наш знаменитый дуэт во славу нашего возлюбленного Феба, превращается в сведение счётов. Мы обе заканчиваем этот дуэт под сценой. Мы должны постараться снова подняться на неё, так как скоро последует эпизод "Красавица" (Belle). Направляясь к лестнице, я говорю Элен: "Когда в следующий раз соберёшься что-то поменять в контр-шант (композиция, состоящая из наложения нескольких мелодических линий на основную тему), предупреди меня заранее. Ты прекрасно знаешь, что я полный ноль в пении по нотам, и сегодня благодаря твоим фантазиям я чувствовала себя полной идиоткой, потому что не могла следовать за тобой". Если быть до конца честной, я не объяснила ей причины моего недовольства, а попросту наорала... и сделала это так быстро и с таким раздражением, из-за своего упущенного вступления и практически полную немоту впоследствии, что, признаюсь, и не подумала как-то смягчить свои слова... Так что она тоже, очень сухо, ответила мне: "В следующий раз пошлю тебе факс..." Очень смешно, Сегара! Даже не посмотрев на неё, я бросаю в ответ через плечо, чтобы она "шла на ..." . Я спокойно продолжаю идти по лестнице, чтобы выйти на сцену, как вдруг чувствую какое-то активное движение у себя за спиной; разъяренная, она вцепляется мне в волосы. Это немедленно превращается в женский бой в грязи - без грязи как таковой, правда, но у всех на глазах. За кулисами летят пух и перья, заколки для волос свистят как пули: это война! Растащив нас, Брюно выволакивает обеих на сцену, прямо к зрителям, "Красавица" уже начинается. И прямо там начинается битва взглядов. Как обычно, возле фонтана, я должна коснуться Элен. Но в этот вечер я стараюсь незаметно подставить ей подножку, проходя мимо. Она, в качестве ответной любезности, дергает меня за платье. Приходится обратиться в беспорядочное бегство! Стихают последние ноты "Красавицы". В долю секунды я оказываюсь в кабинете продюсера, на ходу стягивая костюм... "Шарль, всё кончено, меня всё достало! Даже речи не может быть о том, чтобы я работала вместе с истеричками!" Элен тоже гневно вопит своё. Как две торговки рыбой на рынке, не поделившие навар!

Наконец, меня убеждают доиграть спектакль. Продолжение будет завтра. Мы обе приглашены в кабинет Шарля и Виктора. После беспокойной ночи, нас ожидает день промо. Рене приезжает за нами, забирая по одному. Я сижу в машине с Люком. Мы забираем Брюно на улице Нолье в семнадцатом округе. Едва заняв место в машине, он сразу набрасывается на меня с криком: "То, что произошло вчера, нельзя назвать иначе, чем безответственностью!!" Я обливаюсь слезами в объятиях Люка. Когда мы приезжаем на радио, Элен уже там. У неё грязная голова. Едва поздоровавшись, она тоже получает на орехи от разъяренного Брюно. Я наблюдаю за ними краем глаза... Мы, две фурии, не говорим друг другу ни слова, но напряжение и злость почти осязаемы. В тот момент я чувствую себя не "глупой малолеткой", а просто несправедливо обиженной.

И вот так получилось, что злополучная доска со статьями из прессы оставалась пустой в течение последующих двух с половиной месяцев. Элен и я, разметив границы своих территорий, стали дружны.

Улица Пиренеев, 10 октября 2008 г., незадолго до полуночи

Я предлагаю "концертный" сценарий. Немного "ускоренную" постановку. Внезапно Брюно резко прерывает меня: "Я говорил о том, чтобы дать мяч капитану команды; сейчас мне кажется, что та, которую мы помним еще девчонкой, говорит лучше всех из нас". Я краснею.

Декабрьское воскресенье 1998 г., Дворец

В воскресенье мой дедушка Эмиль в первый раз приходит послушать, как я пою со сцены. Ему уже за восемьдесят. Моя мать беспокоится из-за продолжительности спектакля. Неизвестно, сможет ли он выдержать больше двух часов сидя в зале. Он приходит в сопровождении своей сестры, тёти Габи. Она неподражаема! Она появляется под руку с дедушкой, накрученные локоны готовы к любым испытаниям! Мой дедуля настоящий франт. Руки в карманах серых брюк, на ногах кроссовки Адидас, белоснежная шевелюра причесана на косой пробор. Они приходят поздороваться в мою гримерку. Затем родители, Габи и дед располагаются в глубине зала, где-то в конце партера. Я их не вижу. Я пою и надеюсь, что они всё ещё там.

Все субботние дни в детстве я проводила в Сарселле, во Фланад, у бабушки с дедушкой по материнской линии. Между поеданием слишком пропитанного алкоголем печенья бабушки Жермен и партией в карты (в ронду) с дедушкой, я пою "Нью-Йорк, Нью-Йорк". Эта квартира благоухает драже. Дедуля Эмиль, с трубкой во рту, говорит мне: "Ты будешь петь у Дрюке, моя девочка" (Мишель Дрюке - известный французский теле- и радиоведущий - прим.пер.). И вот сейчас он здесь. Я так горда тем, что он может, наконец, видеть меня на сцене. В момент выхода на бис, на "Время соборов", я не знаю, остаётся ли он всё ещё в зале. Внезапно, в центральном проходе, посреди толпы, я замечаю моего дедулю, который спешит к сцене. Ну вот, он здесь, я его вижу. С гордо поднятой головой и улыбкой до ушей. Мы смотрим друг на друга. До сих пор я невольно улыбаюсь, вспоминая тот момент.

Тётя Габи приходит в мою артистическую уборную, взбудораженная как малолетка. Конечно, она рада видеть и меня тоже, но у неё все гормоны пляшут оттого, что она видела Даниэля Лавуа во плоти. Она от него без ума. Стесняясь как школьница, она просит меня познакомить её с ним. Внимание, тётя Габи: возраст восемьдесят лет в удостоверении личности, возраст пятнадцать лет рядом с Даниэлем Лавуа. Она мурлычет ему: "Вы мой самый любимый певец..." И вот, в 18.30 каждый возвращается к себе домой, витая в облаках. Я до сих пор храню в памяти образ моего дедушки, каким он был в тот вечер.

Когда ты подросток, все воскресные дни похожи один на другой. Я никогда их не любила. Домашние задания, доделываемые в последний момент, бессонные ночи субботы, ложь родителям, за которую приходится расплачиваться раньше, чем ожидаешь, и т.п. ... Но теперь тоска воскресных вечеров испарилась... Я веду взрослую жизнь.

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 00.05

Вечеринка продолжается. Вот уже несколько часов мы все вместе... Обстановка расслабленная. На первом этаже здания в двадцатом округе Парижа воцарилась интимная атмосфера. Гару садится за пианино. Патрик, недалеко от него, разворачивает свой стул и бросает на него дружеский взгляд. Они напевают. Даниэль реагирует - он пропевает слова в такт нотам. Мы вернулись в прошлое на десять лет. Самым естественным образом, как будто вчера, они поют "Belle". Я хватаю зажигалку со стола. И сопровождаю трио: полная ностальгии, с вытянутой рукой, медленными движениями, я заставляю огонек танцевать... Мой палец не может оторваться от колёсика, которое поддерживает пламя. Немного обжигаю большой палец, кожа нагревается, но и речи не может быть о том, чтобы дать огню погаснуть...

Декабрь 1998 г., Дворец

Сто представлений позади. Красивая круглая цифра для труппы, которая всё ещё не совсем безупречна! Между тем мы наслаждаемся вовсю, всё больше и больше. Взаимопонимание между нами и танцорами - огромное. Мы не устаём от одних и тех же песен. Каждый, на свой лад, заново изобретает их каждый вечер. Теперь, когда наши персонажи стали нам как "вторые я", мы развлекаемся. Мы даже начинаем подстраивать наше исполнение в соответствие с откликом публики. Зал является неотъемлемой частью интенсивности наших представлений.

Гренгуар в этом плане - наш "барометр". Если зал немного вялый, Брюно самым наилучшим образом заставляет дрожать наш собор! Но иногда уши зрителей становятся совсем непроницаемыми, и тогда наши "ямакаси" выходят на арену: к проникновенному голосу Гренгуара добавляются всё более и более зрелищные водопады красивых телодвижений. Это безумно впечатляюще, - и к нашему выходу аудитория уже хорошо подготовлена! Всё настолько обкатано, что даже физическая боль танцоров уступает перед удовольствием. Для них этот спектакль - гонка на выживание. То, что они вытворяют - просто не умещается в голове. Когда они перевоплощаются в обитателей Двора Чудес, можно даже услышать, как они поют и кричат. Крики радости, перемежающиеся с опасными прыжками, акробатические трюки, крики вызова в адрес капитана Феба де Шатопера, их врага! Каждый спектакль - это праздник.

Каждый вечер, по выходу трио, исполняющего "Красавицу" - наступает кульминационный момент, когда вся труппа находится на сцене. У нас есть три минуты и сорок секунд, и потом еще пять минут аплодисментов, чтобы обменяться взглядами и улыбками. Вот так и рождаются дружеские связи.

И вот снова Гару, распятый на своём колесе, "выдавливает" первые строки песни "Красавица". Но этот вечер - нечто особенное. "Красавица - слово, придуманное ради.." - и в этот момент четыре тысячи фонариков, розовых, зелёных и жёлтых, озаряют зал и наши глаза. Голос Квазимодо дрогнул. Фролло, невозмутимый священник, улыбается, в то время как Феб, словно бабочка, привлеченная необычным светом, забывает смотреть на цыганку, ради которой готов предать свою наречённую... Наши костюмы исчезают. Обмен взглядами, далёкий от задумки режиссера, ставившего мизансцену, - наши глаза встречаются. Мы ищем глазами друг друга, нам страшно переживать в одиночку те эмоции, которые переполняют нас, они слишком живые, интенсивные. Танцоры сидят на полу, Люк опирается о стену в глубине сцены, Брюно и я стоим. Для каждого из нас в это мгновение абсолютно невозможно продолжать быть персонажем Гюго. В первый раз всё наше внимание сосредоточено на публике, которая освещает нас. У нас слёзы наворачиваются на ресницы... Вся та энергия, которая питает нашу жизнь в течение многих месяцев, получила наконец зримое воплощение. У неё появилось лицо: ваше лицо. Гару, Фьори и Лавуа в тот вечер поют совсем по-другому. Волшебство унесло нас куда-то далеко. Это сотое представление что-то изменило. Этим вечером все стали тем, кем они являются сейчас. Эта песня принадлежит публике, - и публика создала нас. Четыре тысячи светящихся "спасибо", чтобы просто сказать нам, что мы - люди, которые заставляют грезить наяву: артисты, кто же ещё!

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 00.10

Этим октябрьским вечером 2008 года, я вижу те же самые эмоции, но уже в глазах наших артистов. Облокотившись прямо на пианино, все трое поворачиваются к Люку Пламондону. Не хватает только Ришара... Патрик, Гару и Даниэль поют ему как никогда, что их жизни "прекрасны"... И отчасти это благодаря им, авторам...

Декабрь 1998 г., незадолго до Рождества

В декабре Дворец Конгрессов приодевается. Маленькие ёлочки тут и там заставляют блестеть наши глаза. Сегодня - наше Рождественское воскресенье. Чтобы сделать немного веселее жизнь во Дворце, Элен заделалась режиссером. Дети всех членов труппы показывают нам сегодня мини-версию "Собора". Это забавно, видеть этих малышей на нашей сцене, в пустом зале. Мы все здесь, сидим в креслах; родители в первых рядах. Я тоже вовлечена в игру, но у меня никого нет, никакого ребенка, которого надо подбадривать своим присутствием. Сегодня днём мой возлюбленный представлен в миниатюре. У него чудесные светлые кудряшки, он строит рожицы, убийственные даже для девушки-подростка, для которой дети - всего лишь способ заработать на новые джинсы... Знайте же, что до того, как начать "изображать из себя певицу", я была профессиональной приходящей няней высокого класса: моя оплата была намного выше нормального тарифа! Рафу, сын Элен, которому ещё нет и десяти лет, покоряет моё сердце. Каждый день я имею право долго тискать этого красавчика. Сегодня он играет Феба.

Многочисленные афишки, расклеенные повсюду нашей дорогой Элен, сделали из этого утренника событие, которое невозможно пропустить. Я погружаюсь в созерцание новой версии спектакля, сладкой как клубничка. Я безнадёжно ищу собственный клон: то ли они не нашли достаточно маленькой Флёр-дё-Лис, под стать мне, то ли понадеялись, что я сама охотно пойду добровольцем и сыграю с актерами моего роста! Нет, по правде говоря, просто у меня не было ребенка, чтобы предложить роль! Мой мини-Феб великолепен. Взрослые растроганы. Я надеюсь, что дома родители не забыли как следует нарядить ёлку. Трудно усидеть на двух стульях!

Уже Рождество, и в этом, 1998-м, году, мы празднуем его во Дворце. Через несколько дней мы покинем его.

За эти полгода в Париже не припомню, чтобы я хоть раз побывала в гостях у Элен или у Патрика. Я также не могу вспомнить, чтобы и они приходили ко мне... "Мой дом - твой дом..." (строка из дуэта Гару и Элен - прим.автора). Нашим общим домом был Дворец Конгрессов.

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 00.20

Полночь миновала, время течёт, шампанское расслабляет. Даже соседи не препятствуют нашей вечеринке, шумной и не всегда гармоничной. "Summertime", с Гару за пианино. Люк присоединяется к нам, в то время как Брюно, Люк (Пламондон) и Патрик слушают в благоговейном молчании. Элен, сидящая по-турецки на стуле, с полуприкрытыми глазами, мурлычет мотив в такт нам... Внезапно наступает праздник. Люк приглашает Цыганку потанцевать: "Моя Эсмеральда, танцуй, танцуй, как ты делала это во Дворце..." Это странно, как далеко некоторые песни способны вас унести...

Пульс "Нотр Дам" слабеет вдалеке от нашего аквариума, Дворца Конгрессов, чтобы снова забиться в воспоминаниях о воскресных вечерах на набережной Вальми, в "Опус Кафе".

Набережная Вальми, декабрьское воскресенье 1998 г.

"Я не умею петь джаз, я не хочу устраивать джем-сейшн..."

Снова здравствуй, моя воскресная грусть: "Опус Кафе". Идёт ли дождь, или падает снег, или ураган, будь мы вчетвером, дюжиной или, позже, толпой в пятьсот человек, - место встречи изменить нельзя. Это момент, когда смешиваются работа и удовольствие. Я же не совсем готова к этому... Хотя нет. Мне нравится смотреть, как Синтия, Фло и Шармила - танцовщицы из труппы - двигают бедрами под голоса Гару и Люка. Элен отрывается под песни Глории Эстефан и под "Катаясь по реке".

Этим Элен меня очаровывает - она всё знает, она настоящий музыкальный автомат! "Опус Кафе" вошёл в моду этим вечером. Всё больше и больше музыкантов приходит присоединиться к нам. Я вспоминаю себя там, маленькую неудачницу на возвышении, локти на балюстраде. Я слушаю их, смотрю на них, отбиваю ритм и пою про себя. Иногда Элен зовет меня на сцену, бэк-вокалисткой. Я непринужденно спускаюсь, сердце начинает биться сильней. Я проскальзываю между танцорами и несколькими незнакомыми людьми, чтобы наконец встать туда, где буду не особенно заметна... Но никогда не отхожу далеко от Люка. Синтия тут, она меня подбадривает. Она обожает рок-музыку и обладает обширными познаниями в ней. Я её очень люблю. Она очень внимательна ко мне. Она фигурирует во многих моих воспоминаниях. Внезапно очевидное бросается мне в лицо: теперь мы труппа. Настоящая труппа, которая в конце января покинет Дворец Конгрессов и отправится в путь по дорогам Франции... Я грущу.

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 00.30

Мы все сидим за столом. Занавес опущен. Парадоксальным образом в комнате царит нежность вперемешку с детской восторженностью: это оставляет на губах вкус миндаля. Внезапно я "отключаюсь". Я погружаюсь в неопределенные мысли. Я чувствую в себе какие-то ощущения, которые колотятся в грудную клетку изнутри, болезненные ощущения, смешивающиеся, как краски на палитре, я не хочу утонуть в этом стакане воды! Я не хочу ностальгировать, я здесь не за этим... Я не могу изречь какую-нибудь великую истину, но твердо знаю, что имею право на своё место здесь, потому что маленькая принцесса, импульсивная, смешная, упрямая, смогла стать певицей и женщиной, которой восхищаются.

Северный вокзал в Париже, февраль 1999 г.

Завтра, когда мы будем в Лилле, мне исполнится восемнадцать. В поезде TGV № 7229, отправление с 11-го пути, 4 февраля 1999 г., Жак Рома уносит меня в страну Шти*! Завтра вечером ко мне присоединятся родители. Меня это радует, так как я уже начинаю скучать по друзьям. Этот февраль для меня не будет таким, как раньше - ни лицея, ни посиделок за кофе в "Ремонтнике". Я буду теряться на дорогах между городами Франции, пить горячий шоколад в отелях и обитать в "Зенитах". Хорошо хоть, что рядом будут "ямакаси", Жером, Родди и Надя. Вот я уже и на привокзальной площади, с моим тяжелым чемоданом. Машина ждёт меня, чтобы отвезти внутрь Лилля, в "Зенит". Авто поворачивает, кружит, кружит, как на карусели, и наконец останавливается перед маленькой приоткрытой дверью. Паскаль и Фредо, звукоинженеры, уже здесь; они курят. Грузовики с реквизитом дремлют на стоянке. Я вхожу. Длинный прокуренный коридор приоткрывает мне огромную сцену, где идёт последняя отладка прожекторов. Я сворачиваю с дороги, не дойдя до неё. Я попадаю в большое пустое квадратное помещение с несколькими креслами и дверями. Это наши гримерные. Народу ещё немного. Я могу видеть отсюда второй этаж, так как постройка сделана в форме гасиенды**... Я слышу голос Синтии. Я мчусь по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Я прыгаю ей на шею и спрашиваю, могу ли на сегодняшний вечер расположиться в гримерной для танцовщиц. Я не хочу быть одна. В конце коридора большая комната распахивает свои двери. Внутри находится длинный стол для макияжа, освещенный сотнями прожекторов. Я располагаю свои вещи на конце дивана. Я сооружаю себе маленькое гнездо. Никто из моих сотоварищей ещё не приехал. Мы не виделись уже несколько дней. Я немного боюсь. Время Дворца позади, теперь придется привыкать к образу жизни бродячего цирка. Далеко, очень далеко от моей прежней жизни. Отныне все мои дни будут подчинены только ритму "Собора". Это немного нагоняет на меня хандру. Приходит Люк, и, по своему обыкновению, ищет меня. Приветственный поцелуй перед сценой, где установлены места для гримеров и парикмахеров под огромными тентами. Больше не будет так, как дома, в порт Мэлло - каждый день придется осваивать новые места и новую сцену. В те времена я не испытываю склонности к кочевничеству. Люк не говорит мне каких-нибудь особенных слов: он просто сжимает мою руку, говорит, что он рядом, что всё будет хорошо, что отныне они - моя семья, и что он будет оберегать меня. Несмотря на то, что меня это успокаивает, я не хочу показывать ему, что богемная жизнь (роскошная, уверяю вас!) только ещё больше заставляет меня скучать по моей жизни обычного подростка. Мы выпиваем кофе в переносном кафе. Мы снова говорим о Париже, и он признаётся, что ему тоже совсем нелегко. Быть далеко от дома, друзей, семьи - настоящее испытание. Я принимаю это признание как драгоценный дар, который он мне доверяет. Он, внешне всегда такой позитивный, открывает мне то, что в действительности таится у него на сердце, за чашкой отвратительного кофе. Он воспринимает эту историю как некоторый "отрыв от своих корней". Но, глядя мне прямо в глаза, он добавляет, что очень важно пережить некоторые вещи самостоятельно и приобрести опыт. Это делает взрослее. "Знаешь, людям, ранее поверхностно относившимся ко всему этому, трудно справиться с успехом. Эти ночные "расслабоны", иначе говоря, пост-представленческие вечеринки, постоянное давление, на первый взгляд кажущееся пустяком - на самом деле это тяжёлая реальность. Не так просто быть в унисон с ведущими актерами этой авантюры". Я стараюсь быть сосредоточенной, но в мыслях я всё ещё не в Лилле... В это самое время - но я об этом не знаю - Орели, Андреа и Найма выезжают через порт Сен-Кян. Этой ночью на паркинге недалеко от Лилля сиденья "Рено Супер 5" Орели разделят безумство моих отважных подружек. Они решили сделать мне сюрприз: приехать ко мне, чтобы вместе отпраздновать мои восемнадцать вёсен. Они терпеливо ждут рассвета. После небольшой обзорной экскурсии по Лиллю они располагаются в Зените. Я увижу их только в конце спектакля.

Прибывают Даниэль, Патрик, Элен и Гару. Они все в отличной форме. Никто не делает и намёка на мой день рождения. Я на них не обижаюсь, мы же не так давно знакомы. Брюно с нами в турне не будет, он вернулся в Канаду. Мы будем скучать по нему. Обстановка в труппе спокойная. Даниэль и я идём осмотреть сцену: она огромна. Дворец Конгрессов был комфортабельным местом, удобным для прослушивания. В этом гигантском зале сиденья - из пластика, как на стадионе. Оркестровая яма в процессе обустройства, так как этим вечером зал будет набит битком. В первый раз публика будет вокруг нас. Добро пожаловать на арену! Даниэль осваивает пространство, пройдясь понемногу повсюду - на сцене, в зале, в яме. С опущенной головой и согбенными плечами, размеренным шагом, он понемногу входит в образ.

Четыре часа дня, уже ощущается суматоха преддверия спектакля. Движение за кулисами, танцоры бегают, парики ищут свои головы, кисточки и грим в боевой готовности разложены на столах. Всё бурлит. Момо отчаянно ищет Элен. Сегодня вечером она хочет без излишней спешки придать ей обличье цыганки...

20.30. Мои родители прибывают в последний момент. Сильвэн, наш Гренгуар на февраль месяц, выходит прямо на сцену. Он настоящий профессионал.

Спектакль идёт хорошо, даже более чем хорошо. Каждое наше появление сопровождается криками зала. Публика скандирует наши имена - не имена наших персонажей, а те, которые мы носим в реальной жизни... нескончаемый поток подарков привлекает наше внимание: мы никогда такого не видели! Этим вечером в Лилле мюзикл "Собор Парижской Богоматери" проходит в темпе рок-концерта! Апофеоз наступает, когда в сцене "Праздника Дураков" (La Fete de Fous) появляется Квазимодо. Это подлинное безумие; за кулисами люди реально озадачены тем, как он сможет справиться со всей этой толпой, которая вопит: "Гару, Гару, мы тебя любим!" Как он сможет остаться сконцентрированным на спектакле? Бесстрастный квебекец - вот каким я вижу его в этот момент. Он ни на минуту не отвлекся от роли ради лавровых венков, которыми жаждет украсить его шею эта обезумевшая толпа, и чем дальше он играет своего Квазимодо, тем больше это заводит восемь тысяч зрителей... По моему мнению, это качество довольно много может рассказать о его натуре - мне так кажется. Впрочем, когда я пересматриваю сейчас наши фотографии того времени, снятые на различных пресс-конференциях, утверждаюсь в справедливости этого суждения. Все мы в процессе "превращения в звёзд" были более или менее на виду. Единственный, кто оставался немного отстранённым - Гару. Он всегда где-то на краю большого стола, стоя, возле двери... Кажется, только ему успех ни на минуту не затмевает глаза... Что и затрагивает ещё больше души зрителей в тот момент, когда он облачается в свой костюм. Публику не проведёшь...

"Танцуй, моя Эсмеральда" (Danse mon Esmeralda). Как обычно, на первых нотах этого трека я бросаюсь в гримерную за ватными тампонами, смоченными средствами для удаления макияжа, для глаз моего Гару. Жара, обусловленная ношением тяжелого костюма, интенсивность многочисленных выступлений за время спектакля, приводят к тому, что он истекает потом, и рыжая глина, используемая для того, чтобы его волосы стояли торчком на голове, тает. Глина стекает на его зелёные глаза, обжигая их... "Умереть..." - каждый вечер он разрывает себе и нам горло этой последней нотой. В этот момент спектакля Патрик и я часто стоим рядом, и нам, двум "певчим" с чистыми голосами, физически плохо. Плохо, когда его шея вытягивается, когда его голова откидывается назад, растягивая вокальные связки, словно чтобы удлинить их, чтобы спеть ещё громче, до полной потери голоса, - так сильно ранит его душу отчаяние при виде мертвого тела Эсмеральды. Съежившись над Эсмеральдой, он превращается в животное, которое воет, не в силах успокоить свою душевную боль. Страдальческий вопль, от которого у нас холодеет в животе каждый, без исключения, вечер спектакля... Это волк, с мордой, поднятой к луне, который воет, пока не упадёт мёртвым...

Обожаю. Безумно сексуально! И в этот момент я вступаю в действие. Как медсестра из телесериала "Скорая помощь", босиком, продвигаясь короткими перебежками в темноте, я ищу ладонь моего Гару, чтобы передать ему эти ватные шарики...

Между нами двумя всегда практиковалась эта небольшая взаимовыручка. Мы помогаем друг другу во время концертов Les Enfoires. Он приклеивает мне бороду, когда я переодеваюсь в Себастьяна Шабаля***, я застёгиваю на нём костюм гориллы непосредственно перед тем, как он начнёт петь, чтобы моё большое животное не умерло в нём от жары раньше. Мы поддерживаем друг друга. Годы идут, но моя особенная нежность к нему только растёт...

*отсылка к комедийному фильму 2007 г. "Bienvenue chez les Ch'tis", в нашем прокате шедшему под названием ""Бобро поржаловать". По сценарию, в представлении главного героя, начальника почтового отделения в Салон-де-Прованс на юге Франции, Север - ужасный ледяной край, а его обитатели - невоспитанные мужланы, изъясняющиеся на непонятном языке "шти", то есть на пикардском. Лилль тоже находится на севере, во Фландрии, в 14 км от бельгийской границы.

**Гасиенда (асьенда, фазенда) - загородное имение, где дом строился с верхней террасой (асотеей), с которой можно было обозревать нижний этаж.

*** Себастьян Шабаль (Sebastien Chabal) - игрок в регби, один из самых популярных спортсменов во Франции.

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 00.40

После нескольких реприз, мы продолжаем "Временем соборов". Люк (Пламондон) просит спеть ещё. У Гару, ангажированного пианиста сегодняшнего вечера, уже в глазах всё плывёт! Огромный шоколадный торт, принесённый Люком (Пламондоном), торжественно появляется перед нами: на нём можно прочитать "Собор Парижской Богоматери 10 лет". Именно в это мгновение моя диета с треском проваливается. Я устою, я доказываю себе, что у меня хватит воли, но моё любовь к сладкому ни для кого не секрет. Я сглатываю слюну, представляя себе вкус этого торта... Патрик всё видел. Он протягивает мне тарелку и говорит тоном коварного искусителя: "Ты ведь так любишь шоколад, ты же просто не сможешь пройти мимо этого". Я не заставляю себя упрашивать. Огромной ложкой я отделяю большой кусок искушения и отправляю его в топку моего сахароперерабатывающего завода: теперь он всегда будет жить во мне - на моих бедрах! Еще до того, как я расстегиваю верхнюю пуговицу на брюках, фея по имени Водка незаметно воцаряется на краю стола, рядом с бархатными лапками моего волка Гару. Коварный! В своей сумке он нашел подарок от своих русских фанов. Водка со вкусом малины, мёда... Разнообразие маленьких бутылочек, таких очаровательных, таких женственных, что моё девичье сердце просто не может перед ними устоять..стопка, другая. Снова пробуждаются воспоминания, и мы все собираемся вокруг пианино. Даже Пламондон расслабляется. Как в старые добрые времена, он подпевает, облокотившись на пианино. Это история страсти двоих людей, которая походя захватила души других людей, и вот, словно захваченные смерчем, одни видят себя в других, дополняют друг друга, вместе мечтают, вместе верят... Люк и Ришар однажды увидели в своих мечтах нас семерых, где-то между Парижем, Римом и Монреалем. Мы и помышляли ни о чём столь огромном. Всё случилось только из-за нашей любви к музыке - благодаря ей музыка стала нашей жизнью. В баре, на конкурсе певцов-любителей или на площади Клиши - не так важно место, подлинная страсть всегда найдёт способ проявить себя!

5 февраля 1999 г.

Спектакль окончен, занавес начинает закрываться. Люк и Ришар поднимаются на сцену. Элен исчезла. Люк говорит в микрофон: "Я хотел бы этим вечером от всей души поздравить с Днём рождения самую младшую участницу труппы, мою протеже, мой маленький цветок, Жюли". Появляется Элен с огромным тортом, публика кричит, Сегара подносит торт ко мне, чтобы я задула свечи... Я на седьмом небе. Публика поёт мне "с днём рожденья", у всех моих мужчин улыбка до ушей. Я чувствую, что покидать прежнюю жизнь ради новой жизни, рядом с ними, не так уж страшно. Нана, Тиф, Орели, Лилу и мой парень - за кулисами. Мы прыгаем друг другу на шею, обнимаемся. Я так счастлива, что они всё бросили и приехали ради моего восемнадцатилетия. Для меня это символично: мы начинаем взрослую жизнь вместе. Все они следуют вместе со мной в отель, переделанное здание старинного аббатства. Оно великолепно, и резонанс там небесной красоты! Несколько членов труппы, Люк Пламондон, моя семья, мои друзья и я собираемся в баре. В эти счастливые моменты два моих мира наконец сливаются, среди раскатов смеха. В ту ночь я чувствую себя счастливейшей из молодых женщин! Но приближается рассвет. Пора расставаться. Завтра они вернутся в лицей, а я - в "Зенит".

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 00.50

Мне хочется "снять защиту". Расслабиться, полностью открыться. Так что, словно героиня немого кино, я внезапно поднимаюсь и начинаю фотографировать их. Я запечатлеваю это мгновение, где я уступаю, показывая им, что не хочу больше терять их, что хочу сохранить их в своей жизни. Один за другим они смотрят на меня, и я читаю в их облике: "На неё это совсем не похоже, подобные порывы..."

6 февраля 1999 г.

Мы уже больше суток в Лилле. 24 часа в городе.. Третий спектакль здесь, - сто двадцать седьмой, если считать с самого первого. И мне восемнадцать лет...

Начинается выход на бис. Моя очередь. Патрик, с правой стороны сцены, и я, с правой, пускаемся в бешеную гонку к центру сцену, получить свою порцию аплодисментов. Певцы и танцоры, выстроившись в линию в глубине сцены, мы ждём нужного момента, чтобы бежать вперед, к краю. Вторичное исполнение припева "Время соборов" - и побежали! Элен и я располагаемся рядом с Гренгуаром, каждая со своего боку; публика подпевает хором, волшебно. Эти несколько минут эйфории перед концом спектакля - всегда время "полетать" для Жюли! Гару и Люк подхватывают меня под руки, как ребенка, и поднимают как можно выше, чтобы мои ноги больше не касались земли...

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., час ночи

И я стискиваю их в объятиях одного за другим. Я никогда не умела говорить красивые слова. Мне нужно просто услышать биение их сердец... Сейчас все они бьются в унисон. Я осознаю, какой глубокий след оставила эта авантюра в жизни каждого. Удушающая волна смущения. Того самого смущения, которое десять лет назад, когда нас настиг успех, стало одной из причин, по которым публика признала нас: они, как и мы, были накрыты этой волной. Мы не умеем говорить о том, что чувствуем - тогда мы споём об этом, словами, написанными другими. Через пение мы признаемся, что любим друг друга, и любовь будет длиться как минимум одну жизнь - эту... Я хочу, чтобы этот момент никогда не кончался, так что занавес снова поднимается...

Бельгия, февраль 1999 г.

Этим вечером обстановка располагает к большой пьянке! Неважно, насколько большой... По-русски, вот!!

В адрес Гару: "Я сегодня надела красное бельё, в честь Святого Валентина".

Мы в Брюсселе. Сегодня был наш последний концерт в "Forest National" (самый большой концертный зал Брюсселя - прим.пер.). В первый раз с момента начала турне я куда-то выхожу! Ночная прогулка с теми, кто мало-помалу становятся моими приятелями. Память немного подводит меня - подразумевая, что не вся труппа была с нами тогда. В моих пропитанных анисом воспоминаниях о той ночи 14 февраля 1999 года - Брюссель, залитый дождем. Кажется, это было воскресенье. На мне длинная фиолетовая дутая куртка и серое платье с короткими рукавами. На шее и запястье горделиво красуются новые украшения. Подарки на моё восемнадцатилетие...

Итак, в компании людей, чьи имена даже не могла бы сообщить вам сейчас, я, с промокшими волосами, оказываюсь на скользкой мостовой перед какой-то дверью. Это не похоже ни на ресторан, ни на дискотеку, больше на какой-то закрытый клуб... Дверь, приоткрывается, и... на моем лице отражается овладевшее мной изумление. Свет приглушен, но я всё равно замечаю, что официанты наряжены в.. пчёл! Поверить не могу! В этом цирке я различаю нескольких персонажей "Собора Парижской Богоматери", восседающих за столом, абсолютно готовых к празднику и веселью... Стол в форме буквы П для всех, начиная с распорядителей и заканчивая незнакомыми гостями в моём батальоне. Гару зарезервировал мне местечко рядом с собой. Он машет мне рукой. С видом благовоспитанной барышни из хорошей семьи я вступаю в зал, приветственно кивнув головой всем присутствующим. Пчёлка подлетает и принимает заказ на аперитив. Девушка, которая только что достигла совершеннолетия; девушка, которая хочет делать как взрослые: никакой Колы Лайт, в изгнание её, сегодня праздник! Так что я гордо говорю официанту, не утрудившись спросить совета: Рикард*, пожалуйста! Мой сосед улыбается.

Мельком я замечаю слева от себя Тьерри Барбеливьена. Я постоянно видела его за кулисами во Дворце конгрессов. Что он там делал - точно вам сказать не могу, для меня это остаётся загадкой и сейчас, когда я пишу эти строки.

Тьерри и Гару постоянно тусовались вместе. Он симпатичный, ну и самое главное, я к нему "очень хорошо отношусь".

Когда прибывает мой заказ, всё усложняется. Мне так не по душе находиться в этом месте, где шум и свет меня оглушают, что я сосредотачиваюсь на стакане с Рикардом. Глоток, другой - и четыре десятка лиц, окружающих меня, начинают расплываться. Вместе с меню прибывает мой второй бокал, и кладет меня на обе лопатки..

Гару настороже, но всё это происходит со скоростью света. Притом что лично мне вечер кажется бесконечным... Однако проходит едва ли двадцать минут с момента моего прихода, и я уже собираюсь пойти "подышать воздухом". Следуя ценным указаниям Гару, кинезиотерапевт труппы сопровождает меня в туалет. Меня болтает во все стороны, все части тела решительно отказываются слушаться, - кроме языка, который напротив, не замолкает ни на минуту независимо от моей воли; я хватаюсь за всё подряд, и в конце концов теряю маленький красивый браслет, подаренный мне недавно Даниэль...

Дамская комната: лбом о дверь, дверь открывается, и я вплываю в туалет. Великолепный выход принцессы! Люк поддерживает меня за лоб - чтобы не дать "расквасить себе нос", я пытаюсь сопротивляться, бесконечно повторяя "у меня всё в порядке с головой, просто тело её не слушается". Проведя некоторое время в подвале, я возвращаюсь в зал с победным видом. Когда я сажусь за стол, мне кажется, что время остановилось. Кажется, слышно как мухи пролетают... Странно, мухи в окружении пчёл... Я притрагиваюсь к своей тарелке с пастой, - это должна быть паста "по-арабски", как я люблю. Оп, и наступает кромешная тьма...

Я в руках Гару перед дверью в заведение, которое окрестила "гротом". Который час? Понятия не имею. Холодно - но мне жарко. Люк пытается укутать мне горло, натянуть на меня пальто, но его старания пропадают даром. Я верчусь, двигаюсь во всех смыслах этого слова, не прекращая болтать... и как заевшая пластинка, повторяю и повторяю "Но это просто тело не слушается, с головой у меня порядок..."

Двое моих возлюбленных Квебекцев сначала планировали уложить меня спать в машине, чтобы потом вернуться и продолжить праздновать. Но, из жалости или из-за беспокойства за мою безопасность, решили отвезти меня в отель. Расплющив нос о стекло, как собака, которая волнуется, завидев пляж за рядами машин - я просто "икона стиля"! Гару ведёт машину. Люк расположился на пассажирском сиденье и слегка приоткрыл мне окно, чтобы меня не стошнило прямо в "лифте" - так они на своём квебекском называют машину.

Забавная картинка бросается мне в глаза: одержимые паникой Люк и Гару, скулящие "Джулай, Джулай, ты как?" Уверенная в том, что нормально отвечаю им, я даже не осознаю, в каком стрессе они находятся... По информации из проверенных источников, всё время пути до отеля я вертелась как волчок на заднем сиденье. И в голове крутилось "Baby On More Time" Бритни Спирс. А чёрт его знает, почему!

Гару относит меня в комнату. Он оставляет дверь открытой. Тысячу раз бегает взад-вперед, озабоченный состоянием юной пьяницы. Он даже приносит мне ведро, которое ставит около кровати, на всякий пожарный случай. В жалком алкогольном порыве, дрожа всем телом, я задираю одеяло и говорю ему: "Я в красном белье, потому что сегодня День Святого Валентина". Он смеётся, хохочет, ржёт во всю глотку, прежде чем ласково возразить мне: "Хватит, сестрёнка, ты уже слишком взрослая, чтобы делать глупости!"

И, как заботливый старший брат, он помог мне выпрямиться, чтобы я не промахнулась мимо ведра!

В ту ночь, 14 февраля 1999 года, высокий весельчак, по которому пускала слюни половина Франции, заботился обо мне. В то время, как за дверью прямо напротив той, за которой была его Джулай, некто в красивом кружевном белье только и ждал его прихода.

*Ricard - сорт анисовой водки, производимой во Франции, пьётся как аперитив.

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 01.10

Когда сладость фруктов попадает в огненные объятия алкоголя в моем организме, со мной происходит нечто очень странное. Это похоже на анестезию, даже не на "местный наркоз"...

Оккупанты гостиной Даниель становятся медлительными.

Улыбка на лице Брюно уже несколько минут держится как приклеенная. Он близок к пропасти, но - смеётся. Смеётся во всё горло. Раскаты хохота - одновременно и крики радости, и стоны... В них можно разобрать призыв "Вытащите меня из этого тела, которое я больше не могу контролировать!" Совершенно очевидно, что наш корабль вот-вот останется без капитана.

Люк чувствует себя так же, как Гару: холод в животе и пары эйфории, но он справляется. Даниэль - пренебрегает общим состоянием, которое угрожает незаметно захватить и его...

Февраль 1999 г.

Вот уже две недели, как мы в пути.

Мы в Страсбурге. Автобусы, поезда, "Меркюр", "Новотель". Мой дом за спиной, мой чемодан всё больше и больше раздувается от вынужденного шоппинга, моего единственного лекарства от скуки. Когда я буду богатой (и это произойдет не завтра вечером), я куплю себе молл Виттон, как Селин Дион! Как-то знаменитая канадка нанесла нам визит. Мне кажется, это было сразу после новогодних праздников, во Дворце Конгрессов. Её сопровождали всего-навсего четыре телохранителя и Рене. Тем вечером настоящее представление разыгрывалось не на сцене, а в зале. Двадцать пять тысяч глаз играло в русскую рулетку, в метаниях между ней и нами... Мне кажется, она должна была наслаждаться шоу; в то же время она непрерывно улыбалась, показывая безупречные зубы. Это единственное воспоминание, оставшееся у меня о ней: её ослепительная улыбка. Четыреста пятьдесят фотографов атаковали её, когда закончился спектакль, устроив Каннский кинофестиваль прямо в порт Мэлло. Моим глазам стало дурно от вспышек, и при этом меня нет ни на одной фотографии, наверно, плохо выстроили кадр! Как бы там ни было, могу подтвердить, что уСелин Дион нет жировых складок... Помню, как умилительны были мои товарищи по труппе: ну просто пчёлки перед медовой сотой...живой клип на "если я существую - это потому, что я фан"*

Страсбург, а вот и я! Путешествуя, как обычно, в автобусе с танцорами, я маркирую план торгового центра Зарма (Зара), намереваясь сделать там несколько покупок. Но то ли из-за недостаточной популярности, то ли из-за того, что у местного продюсера ветер в карманах гуляет, мы выгружаем наши чемоданы у дверей отеля, расположенного за городом, в расчудесном промышленном районе! Чтобы не чувствовать себя одиноко, я в основном живу с танцорами. Я сама попросила, чтобы меня поселили в отеле с ними. Возможно, из боязни рисковать своими привычками, живя в роскошных гостиницах! Мещанка до мозга костей с площади Клиши!

Это наше второе представление в "Зените" Страсбурга, и этим вечером мы в прямом эфире на телеканале France 2. "Собор Парижской Богоматери" только что получил награду как "лучший спектакль года" на 14-й церемонии "Музыкальных побед". Мы также номинированы в категории "лучшая песня" с "Красавицей". Если мы её выиграем, я смогу поставить статуэтку на камин в гостиной на улице Шапталь. Спектакль подходит к концу, неопределенность и напряженное ожидание в телеэфире, и... Мишель Дрюке объявляет нас победителями. Прямо из страсбургского "Зенита", 20 февраля 1999 г., на огромных экранах транслируется изображение сцены, пять тысяч зрителей встают с мест. "Этим вечером, эксклюзивно, только для вас - труппа "Собора Парижской Богоматери" в прямом эфире из Страсбурга!" Когда Мишель Дрюке произносит это, я думаю только о дедушке, который, должно быть, прыгает от радости перед телевизором, если ещё не спит! Во взгляде Даниэля можно прочитать, как долго он ждал этого события; Гару не верит собственным ушам; что касается Патрика, то я уверена, что на всей Корсике в ту ночь в небо взлетали салюты, как в новогоднюю ночь. Короче говоря, "Собор" был воздвигнут благодаря публике, а теперь и профессиональный мир расстелил нам красную ковровую дорожку. Это сводит с ума, видеть, что мы теперь - единая семья, сплоченная успехом... Да здравствует варьете и вокальные певцы!

*Жюли цитирует песню Паскаля Обиспо "Фан".

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 01.20

Делаю последнее фото. Элен и Гару крепко сжимают друг друга в объятиях. Эти двое обожают друг друга с момента знакомства... Более того, из этой крепкой дружбы родилось довольно дурацкое прозвище: Элен СеГару... Кто его знает, почему!

"Зенит", Страсбург, февраль 1999 г.

У нас с Гару никогда не находилось времени на то, чтобы узнать друг друга получше. Наши точки соприкосновения - свобода и борцовский дух, как мне кажется... Мои воспоминания о нём - это всегда много радости, Players и круги под глазами после весёлого времяпрепровождения. Сейчас февраль 1999 г., мы в Страсбурге, обычная суббота... Два представления, первое из которых рискует получиться несколько слабоватым...

В громадных холодных гримерках мы ёжимся от сквозняков,в то время как Гару жалуется на своё неустойчивое равновесие, повторяя каждому, кто только не противего слушать "Ну это же просто смешно, это..!!" О чём он говорит? Этого нам не дано понять, но вот что важно - это тот факт, что он должен надеть костюм Квазимодо, а сегодня это кажется нелёгким делом. Очень короткая (для него) ночь накануне, по-видимому, плохо повлияла на его желудок. В этот вечер Даниэль и Патрик всерьёз опасаются за сцену с колесом, которая предшествует "Красавице"... Руки и ноги привязаны, распятый, как Христос, наш Гару уже более ста пятидесяти раз пересекал сцену на огромном колесе, как на цирковой арене, подталкиваемом стражниками Феба де Шатопера: Себастьяном, Шарлем и Фредериком. Сегодня днём, предупреждённые заботливыми Священником и Капитаном, все следят за тем, чтобы Квазимодо не вернул назад содержимое мини-бара своего номера в отеле прямо у фонтана, рядом с блаженствующей Эсмеральдой и Синтией.

Приколистка Цыганка, к тому же временами склонная к врачеванию, предлагает испытанное провансальское средство, которое она озвучивает реквизитору прямо перед началом спектакля в форме старинной пословицы: "Клин клином вышибают". И вот так вместо воды, которую наша добрая Эсме приносит просящему пить Квазимодо, она подаёт ему кувшинчик, полный виски! В первый раз я видела Гару сраженным наповал, с волосами дыбом... Однако парик спасает положение! Вот так волк на горьком опыте научился, что певцу Гару не следует в дальнейшем злоупотреблять горячительными напитками... чтобы не болел желудок, разумеется!

Каен, февраль 1999 г.

Три дня назад мы покинули Каен, и начинается новая жизнь... Я даже не представляю себе, на какой путь вступаю...

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 01.30

Скоро ночь уступит место рассвету. Смена караула: Патрик устремляет на меня неодобрительный взгляд и спрашивает: "И как ты будешь возвращаться? Кто тебя проводит?" "Не волнуйся, я подвезу Элен". Я бросаю ему это в перерыве между двумя бокалами, но чувствую, что он обеспокоен. Элен, добрая мамочка, успокаивает его. Она знает, что моя эйфория не так сильно повлияет на мои мозги, как могло бы показаться.

Брюно сегодня ночует у Дану, и так как в этот раз его пребывание в Париже весьма ограничено по времени, решает воспользоваться им по максимуму. Он предлагает небольшую ночную прогулку. Это так не похоже на него! Уже почти два часа ночи. И несмотря на то, что скоро Париж начнёт просыпаться, даже наш маэстро ночных похождений, Гару, не знает, куда можно отправиться сейчас...

Плэн-Сен-Дени, 3 марта 1999 г.

Уже начало марта. Сегодня день-марафон, который начинается участием в двух телешоу: "Красная ковровая дорожка", затем "Таратата". Я рада этому, более того, уже несколько дней мне очень нравится моё отражение в зеркале. По случаю съемок я позволила заплести свои волосы в косички. Я ощущаю себя африканской принцессой, перманентная завивка придаёт мне безграничную уверенность в себе. Я чувствую себя уникальной. Два часа дня, я "поселилась" в "Printemps" в поисках костюма. Всё начинается в Плэн-Сен-Дени, в маленькой студии Дрюке. Я называю её "маленькой" потому, что по телевизору она кажется гораздо больше!

В сопровождении Даниель я молниеносно репетирую: меня уже ждут в студии 105 на съемки "Таратата". Хоп, хоп, я дважды пробегаюсь по двум моим песням - "Нью-Йорк Нью-Йорк" и "Скакун", и убегаю к Наги. Все уже там: Люк, Патрик, Гару и Рене. Я спускаюсь на съемочную площадку. Она огромная. Более того, сегодня "особый вечер" - присутствует даже симфонический оркестр. Это невероятно. Наги разговаривает со всеми одновременно и едва здоровается со мной. Я двигаюсь, чтобы попасть в поле его зрения... безуспешно... Меня это раздражает, никто со мной не считается. Мне всего восемнадцать, - и возглас "какой м...к!" оглашает съемочную площадку! Я знаю, что он отлично расслышал сказанное, но в тот момент в глазах всех этих людей я была настолько ничтожным персонажем, что никто никак не отреагировал... "Народ" сделал вид, что малышка из "Собора Парижской Богоматери" - немая. Короче говоря, мы сделали несколько проб, и, разумеется, я была уже замкнута, вне себя от ярости и абсолютно не доверяла им.

"I Believe I Can Fly". Для Пату было совсем не легко совладать с английским, так что Люк транскрибировал для него текст. Я чувствую себя неуютно в кроссовках, этот квартет обещает быть сложным... Но мы же сплоченная команда. Тогда Рене предлагает, чтобы мы разместились полукругом в центре съемочной площадки, перед пюпитрами с текстом... Обожаю мою Рене: все четверо, - только мы, без наблюдательных посторонних глаз, - глаза в глаза, мы репетируем. У нас еще нет привычки к сольным выступлениям, в тот момент мы единое целое, один организм. На сцене мы всегда в гриме - так что петь как просто Патрик, Люк, Пьер и Жюли перед объективом камеры очень непросто. Камера Пулличино* вращается вокруг нас, а там, в том пространстве, где находимся мы... мы смотрим друг на друга, догоняем, дополняем друг друга. И в конце концов сливаемся воедино. Это момент полного взаимопонимания и невероятной нежности. Я чувствую себя лучше. Наги и публика прониклись.

Потом, после всех восхвалений нашего исполнения, я узнaю, что меня не особо хотели видеть в этой программе... Изначально Наги хотел, чтобы присутствовали только парни, но Рене и мои товарищи настояли на моём присутствии: "Без Жюли трое остальных тоже не придут". Это объясняет, почему я чувствовала себя невидимкой, придя в студию 105. Не говоря уже об отсутствии воспитания у некоторых личностей... С ума сойти! Ну да ладно...

Помимо моей воли, тот день ещё раз доказал, что моё место было рядом с Патриком, Гару и Люком. Даже если каждый из них и так это знал... Спасибо, ребята, за командную солидарность! Это дорогого стоит.

*Жерар Пулличино - оператор Таратата

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 01.35

Несколько минут спустя Гару выдаёт фразу, настолько неожиданную и явно относящуюся к какой-то из его параллельных жизней, что он сам себя удивляет: "Сейчас Неделя Высокой Моды, можем сходить на какую-нибудь дискотеку..." (Желание, чтобы эта особенная ночь длилась вечно, не покидает ни одного из нас).

Плэн-Сен-Дени, 3 марта 1999 г.

Возвращение к Дрюке. Какие они там все милые! Я в гримерной вместе с Элен. Малка наносит мне макияж. На нижнем этаже общая суматоха. Как-никак это специальный выпуск, посвященный "Собору Парижской Богоматери", чтобы отметить наш успех и анонсировать наш отъезд на гастроли в Канаду! На мне маленькое бюстье от Лолита Лемпика. Запись начинается сценой у пианино с Люком и Ришаром. Выходит классно, потом следует моё выступление. "Нью Йорк Нью Йорк", версия Лайзы Минелли - моё первое соло на телевидении. Моя маленькая радость! Совсем как когда мне было десять, рядом с пианино, на котором играл отец! Так что я чувствую себя довольно уверенно, но едва Мишель Дрюке провозглашает: "Жюли Зенатти с великой песней.. блаблабла...", я внезапно чувствую слабость. Сильван, ассистент на съемочной площадке, берёт меня за руку. Он отводит меня за декорации. Передо мной должны открыться двери, и я должна, пройдя сквозь них, оказаться в центре красной ковровой дорожки, исполняя песню. Не выходит! Мои коленки дрожат, челюсти отбивают барабанную дробь, это провал! Между тем, необъяснимым образом уверенность вернулась ко мне после простых слов Сильвана "иди туда, тебя ждут", они произвели на меня ошеломляющий эффект. Эта сила меня буквально протолкнула в центр ковровой дорожки. Я преображаюсь...

Глядя на себя сегодняшнюю, я испытываю двойственные чувства: и впечатляюсь, и раздражаюсь одновременно, так как сегодня мне кажется, что всё слишком просто. Подростком я имела свойство переходить от оцепенения к раскрепощенности за тридцать секунд, не задавая себе лишних вопросов. Единственная вещь, которая могла заставить меня танцевать - взгляды людей, устремлённые на меня... и не так много времени прошло с тех пор, как они же были способны парализовать меня.

Когда я пою - я свободна от всего остального, я будто перехожу на другой уровень. Впрочем, это ясно видно, когда я даю интервью. Мне понадобится некоторое время, чтобы у окружающих создалось впечатление, что у этого маленького тела имеются мозги. И по сей день это не изменилось!

Сидя рядом с моими друзьями, я стараюсь отвечать Дрюке. Рядом с "девушкой, которая только что произвела впечатление на всех присутствующих" - Гару. Он не хочет, чтобы я разбила магию момента, во время которого даже он был удивлён, открыв для себя всю полноту моего голоса, и он предупреждает мои слова, отпуская мне комплимент...

В то время я пытаюсь привести в порядок свои нейроны. И потому не поняла того, в чем отдала себе отчёт десять лет спустя, просматривая запись той передачи - он и Патрик увидели меня по-другому в тот день, 3 марта 1999 года.

В вышедшей назавтра газете "Le Parisien" упоминалось даже об "удивительном исполнении Жюли Зенатти песни "Нью Йорк Нью Йорк". Я сохранила эту статью... Не из тщеславия, а потому, что именно с тех пор Жюли Зенатти могла считать себя "полноценным" артистом.

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 01.45

На заре зарождающегося 11 октября, стол вновь приглашает своих гостей, но все поменялись местами. Алкоголь растормозил нас перед тем, как мы им полностью пропитались! И после репертуара Пламондона, который все пели хором (и без телеэкрана-суфлера, между прочим!) знакомая мелодия берет меня за руку и увлекает за собой на остров, который я так хорошо знаю...

Молчаливые взгляды каждого из присутствующих... Это молчание одновременно и возбужденное, и тревожное. То же самое молчание, которое владело нами до того, как прозвучал сигнал главного управителя вечера, воцарилось за столом. Патрик, бесшумно, садится за пианино и трогает клавиши. На первые аккорды никто не реагирует. Он играет всё громче и громче, его тело пробуждает его память, он склоняется, сжимается. Я приближаюсь, потому что эти аккорды подталкивают меня к ним. К нему. Я располагаюсь справа от него, взгляд сосредоточен на темной картине напротив него, в то время как его взгляд обращается ко мне. Я напеваю эту песню. Песню, которую мы написали вместе четыре года назад. Мы хотели сделать из неё дуэт. "Мы не больше, чем душа, поставленная на колени, просто душа, которая идёт против ветра, которая никогда не вернётся к нам... это не то, что называется жизнью, это не то, что называется любовью, - любить тебя любой ценой, навсегда, было моей клятвой, и всё же...". В комнате, погружённой в молчание, все знают, что Патрик и Жюли любили друг друга, но и они тоже, разве они никогда не переживали болезненных расставаний? Эта любовь родилась из четырёхсот представлений перед теми, кто сейчас сидит за столом, как свидетели, и закончилась тоже у них на глазах.

Четыре минуты только для нас, время сказать друг другу, с подобающим уважением, что однажды, может быть, мы сможем стать друзьями...

ЧАСТЬ 3. 6000 МИЛЬ К СЕВЕРУ, ПЕЧАЛЬ МОЯ.

Между Парижем и Монреалем, март 1999 г.

"Собор Парижской Богоматери" в моей жизни сыграл роль площади с круговым движением. Я спокойно рулила по автостраде моего отрочества, как внезапно поблизости от перекрёстка - знак "уступи дорогу": куда дальше, двор лицея Жюль-Ферри или Двор Чудес? Как в волшебной сказке, увиденной через окно в мир, встретиться с успехом - это феерично. Но я всё равно ещё боюсь, что поехала не по той автостраде...

Путешествующие автостопом заставили меня отклониться от привычного маршрута, и это стало началом новой жизни. С помощью этой книги, мне необходимо вновь приспособиться к той авантюре, которая прошла через всех нас. У меня не было времени почувствовать истинный вкус того, что происходило. Это было волшебно, а я так ничего и не увидела. Я ничего не увидела, потому что страх потерять себя, живя между Дворцом Конгрессов, Францией и Канадой, делал меня слепой... Я пишу о той шестнадцатилетней девочке, которая ещё не знает, кто она, которая переживает свой дебют так, будто он ей одолжен кем-то. Она вызывает у меня улыбку, потому что её вздорный характер, её импульсивность идут от чистого сердца, рвущегося биться слишком быстро и слишком сильно, - если бы его не удерживал рассудок. В целом, если бы не упорный и твёрдый характер, эта девочка могла бы слететь с катушек в тот момент, когда успех накрыл нас, всех семерых... У неё всегда был горячий темперамент, она всегда была немного "дивой"! Я чувствую к ней большую нежность.

"Собор" позволил мне остаться свободной, несмотря на успех, - так что сейчас, в моей музыкальной деятельности, я могу дать зеленый свет творческому самовыражению, не ограничивая его никакими барьерами. К тем временам я обращаюсь, очерчивая эти границы сейчас. Сосуществование с Флёр-дё-Лис напоминает мне, почему я в конце концов выбрала эту профессию. "Красная дива делает сто шагов, зачарованная, впечатленная картиной Кляйна... Она приходит, она уходит, голубой цвет угасает..." (отрывок из "Красной дивы", песни из моего пятого альбома, Тьерри Сюржон/Иза Лори - прим.автора)

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., около 2 часов ночи

Каким образом мы попрощались друг с другом - момент, не слишком запечатлевшийся в моей памяти. Но когда вспоминаю, возникает ощущение одновременно забавное и трогательное: как отрицание того...что пора уходить. У меня до сих пор слезинка слегка затуманивает глаза.

Аэропорт Руасси Шарль-де-Голль, 14 марта 1999 г.

14 марта 1999 г. в 10 часов, терминал G выход 36, я вылетаю на незнакомый континент. Новое место, отдельная квартира, работа, и, в глубине чемодана, фотографии моих друзей перед лицеем. Жюли Зенатти, - словно новая личность. Там я буду только младшей в труппе "Собора Парижской Богоматери", юной певицей made in France, маленькой протеже Пламондона...

Я провела всю предыдущую ночь собирая и разбирая чемоданы. Я не знаю, что везти с собой. Чтобы успокоить мою совесть, беру несколько учебников. Вот уже шесть месяцев я видела лицей только снаружи. Заочное обучение больше не самая большая моя забота, но, благодаря тому, что мне везёт, по недоразумению я всё-таки его получила, этот несчастный аттестат! Ещё вчера я была в кафе "Индиана" на площади Клиши. Все мои друзья были там: Нана, Тиф, Туф, Лилу, Орели, Дру Дру и Жюли Ко.

Мы сказали друг другу, как сильно друг друга любим, как будем скучать, и насколько непростой становится жизнь повозки, у которой больше нет одного из колёс. Мне страшно. Страшно, что я не смогу больше совмещать мою жизнь подростка с карьерой певицы. Мой "звёздный статус" засиял всеми цветами с тех пор, как начались спектакли. В моем кругу больше не говорят о моём "свинском характере", - но о моих "капризах старлетки", это мне все кишки выкручивает, ведь я всегда была маленьким "главарем банды"! Так что, уже несколько недель я хожу, окруженная невидимой бронёй, даже рядом с моими близкими.

Такси заказано на семь утра. Пора насладиться последней ночью сна в комнате моего детства...

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 2.15

Всё смешалось в буквальном смысле слова, но среди нас не хватает кое-кого: Патрика. Он незаметно ускользнул на такси...

Аэропорт Руасси Шарль-де-Голль, 14 марта 1999 г.

Моя мама летит со мной, она в восторге от возможности посмотреть Квебек. У нас есть две недели на акклиматизацию, прежде чем начнутся спектакли.

Элен уже в аэропорту. Мы встречаемся в зале: на ней огромные очки и до невозможности импозантная шляпа. Её сопровождают сын и кот. Её скромная персона привлекает нескольких зевак, которые беспрерывно что-то обсуждают. Угадайте, что дальше! Роковым образом, маленькая блондиночка рядом с Элен не может быть кем-то иным, как её коллегой по сцене, так что они осаждают нас обеих. И тогда мы, как две принцессы, удаляемся в сектор ВИП аэропорта... Люди из команды продюсеров, Эсмеральда, дублёры и я садимся в самолёт. Полёт проходит довольно приятно. Но наши с мамой места не рядом с Элен, мы - "с народом"! Я возмущена... Сейчас, записывая эти строки, я бью себя по пальцам, приговаривая: "Какой же я была маленькой стервой!". В тоже время, даже салон эконом-класса блестящей компании Эйр Канада рулит! Для меня он ничем не хуже "бизнес-класса", у меня шикарное место!

Улица Пиренеев, 11 октября 2008 г., 2.30

Этим вечером мы заняли много места в жилище Даниель. Не осталось ни одного закоулка в её квартире, не запечатлевшего следа присутствия кого-нибудь из нас. Внезапно гости приходят в движение. Тысяча планов отложена на потом. Усталость даёт о себе знать, проявляясь в виде неконтролируемой зевоты, но возбуждение всё ещё перекрывает всё остальное.

В конечном итоге все мы оказываемся на улице, на тротуаре. Большая черная машина ждёт. Оба Люка, Гару и Брюно исчезают в её недрах. Мы не расцеловались на прощание...

Монреаль, улица Сен-Убер, в день рождения моего папы

4 267, улица Сен-Убер (Святого Губерта). Пророческое название улицы, учитывая, что вскоре моим менеджером станет человек по имени Ален Убер. Типичное городское здание, пять ступенек, по которым надо подняться, и за застекленной дверью нас ожидает владелец жилья. Дом одноэтажный, вытянут в длину. Мой первый шок: зелёный палас. В конце тёмного коридора, где нас встречает "почетный караул" из искусственных цветов, маленький лысый мужчина, хорошо укутанный, приглашает нас осмотреть помещение. Гостиная с телевизором, одна комната, вторая... кухня с выходом в маленький внутренний дворик, замороженный ледяным дыханием уходящей зимы, - и его запах, его взгляд, которые меня беспокоят. Владелец дома находит, что мы, я и Надя (дублерша Элен, с которой мы будем делить квартиру) вполне в его вкусе. Здесь присутствует моя мать, но это, кажется, нисколько не охлаждает пыла хозяина, человека с сальным взглядом! В глубине главного коридора, плохо освещённого, имеется ещё одна небольшая дверь. Он, непередаваемым тоном: "Я позволил себе оставить эту комнату для себя, там моя мастерская". Надя, мама и я испытываем одно и то же: глубокую тревогу. В моей голове крутится: "Он, наверно, извращенец.. нет, вуайерист! Он, должно быть, расчленяет женские тела в этой своей мастерской..." У меня всегда была склонность драматизировать! Вот как успокаивается стадо перепуганных самок: оно сбивается в кучу. То есть: поскольку таинственная комната находится прямо напротив входа в ту, где должна проживать я, естественно, и в первую ночь, и во все последующие, я сплю в комнате Нади.

Мои первые шаги в городе - поиск ресторана. Мы идем ужинать. То, что нам, маленьким француженкам, на первый взгляд кажется бистро, оказывается помесью ресторана и фаст-фуда. Сложно для моего понимания! "Какое питьё?"* спрашивает официантка: мои уши в шоке! Мне кажется, что я нахожусь в какой-нибудь средневековой таверне, где нам вполне могут подать Колу Лайт, налитую в кувшин. В общем, полный анахронизм. Торопливо проглотив по гамбургеру и брауни (шоколадное пирожное, традиционное для американской кухни), мы с Надей идём присоединиться к Люку в "Йелло Бар" на улице Онтарио.

Улица Пиренеев, на тротуаре, 11 октября 2008 г., 2.33

Мы с Элен остаемся одни. Идём туда, где я припарковала машину. Внезапно тонированные стекла машины Гару открываются. Наши Квебекцы вопят: "Девчонки, поехали с нами, мы идём танцевать!" Люк настаивает...

Монреаль, 14 марта 1999 г., вечер

Диско-бар с несколькими бильярдными столами. Полностью выкрашенный в жёлтый цвет, он представляет собой нечто среднее между Джаз-клубом отеля "Меридиан" (порт Мэлло) и Игровым центром на площади Клиши. Здесь довольно симпатичная обстановка. Должно быть, это было воскресенье, так как в день, предназначенный Создателем для отдыха, нет живых выступлений. Разница часовых поясов не позволяет нам продолжать вечеринку допоздна. Завтра начинаются репетиции. Ну да, новая сцена, новое пространство, которое нужно освоить, новая публика, которую предстоит завоевать. И по этому случаю, в одном из моих чемоданов таится кое-что: два чудесных белых платья от Лолиты Лемпика. Я собираюсь, без чьего-либо ведома, устроить артистическое перевоплощение Флёр-дё-Лис в области одежды. Но затянутая в корсет волшебная русалка в белоснежном платье, которую я готовлюсь явить миру, рискует не вызвать всеобщего одобрения. Я предвкушаю вишенку на торте: смену платья перед исполнением "Скакуна". Флёр-дё-Лис эмансипируется: когда она предлагает себя Фебу, она вся в облаке натурального шёлка и кружев... Первоклассная ночная рубашка! Для первоклассной Флёр-дё-Лис... Мне безумно нравится то, что никто не подозревает о том, что я собираюсь сделать, это будет сюрприз!

Улица Пиренеев, на тротуаре, 11 октября 2008 г., 2.33

"Нееет, мальчики, мы уже совсем старушки! На горшок и в койку! Спокойной ноооочииии", - и, изящным полуоборотом, второе стекло министерской машины опускается, оттуда высовывается абсолютно растрепанная голова Брюно.

Голоса, гудки машины, раздаются вдоль всей улицы Пиренеев и теряются в районе площади Гамбетта... Мы с Элен пытаемся перейти улицу, чтобы достичь моей "Твинго". Наши Квебекцы исчезают в ночи, мы ещё не сказали друг другу...

Вторник, 16 марта, 14.00, репетиция в театре Сен-Дени

1594, улица Сен-Дени. На оживленной улице, с витринами, похожими одновременно и на американские, и на французские, винтовые лестницы ведут в логово мастеров тату и пирсинга. Этажом ниже, маленькая терраса приглашает вас расслабиться и выпить эспрессо в кружке, в то время как на нулевом этаже прячутся дизайнерские бутики... Обожаю! На углу улицы - неужели это "Ремонтник", мой "Ремонтник" с площади Клиши? Нет, всего лишь один из "куш-тар" (couche-tard), как называют их канадцы: небольшой круглосуточный бакалейный магазин! Напротив театра расположился японский ресторан "Микадо". Сегодня холодно, но небо ясное. Люди одеты в куртки, это меня удивляет; по дороге мне попадаются панки, платиновые блондинки, бизнесмены, которые не слишком торопятся. Температура воздуха, похоже, не превышает двенадцати градусов, но по ним не скажешь, что им холодно. Я же промерзла до мозга костей! Я похожа на лыжника, собирающегося спуститься по трассе. Я немного выделяюсь из толпы. Совершенно очевидно, что повышение температуры отминус тридцати до плюс двенадцати - для них признак того, что полярные шапки начинают таять. Люди не меряют друг друга взглядами. Я нахожу их эксцентричными - нет, скорее прикольными! "Микадо" очень интимно сосуществует с афишей "Собора Парижской Богоматери". Я вхожу в красивый театр с залом на две тысячи четыреста мест. Внутренний интерьер красного цвета, с полукруглыми позолоченными балконами, - красивый театр в итальянском стиле. Ложи, между тем, довольно современные, они расположены в зоне партера. Мои глаза уже совершенно зачарованы этим местом, когда взгляд останавливается на сцене. Стена, представляющая собой Собор Парижской Богоматери, слишком маленькая в сравнении с той, что была у нас во Франции. Мне даже кажется, что горгульи грустно повесили головы...

Улица Пиренеев, на тротуаре, 11 октября 2008 г., где-то 2.45

... "до свидания". "Ху-ху, пока-пока!" Мы с Элен обе охрипли.

Джинсы мне жмут, ноги стонут от боли, а подводка для глаз, которой я воспользовалась невесть сколько времени тому назад, сделала из меня панду... Я больше не "стойкий оловянный солдатик". Элен садится в мою машину.

*официантка употребляет слово "breuvage", от старофранцузского "beverage" ("напиток", конец XII века) - Жюли удивляет употребление столь устаревшего термина, как удивило бы, например, "boivre" вместо "boire" (пить)

Театр Сен-Дени, 16 марта 1999 г.

Моя мама в это время находится дома. Она чувствует себя там неуютно. Каждый раз, когда мы покидаем квартиру, по возвращению наши носы ощущают непонятный запах в комнате. Что это, игра нашего необузданного воображения, или доказательство? Малдер и Скалли? Нет, скорее происходящее - в духе Гила Гриссома из "C.S.I.: Место преступления"*...Брать пробы ДНК, комната за комнатой. К несчастью, у нас нет ничего, кроме голых подозрений. Я захожу немного дальше. Старый приём, освоенный во время пребывания в лагере, в горах Валь-д'Изер! Чтобы узнать, проникал ли чужак в твоё логово, - то есть, в комнату, где стоит твой чемодан, наполненный заботливой материнской рукой разными милыми сердцу вещичками, - привяжи ниточку между ручкой и дверным косяком. Возбужденный предвкушением запретного плода, разбойник не обратит на неё внимания, и будет разоблачён! Во мне явно скрыт МакГайвер*. Однажды вечером мы с мамой, вернувшись из нашего любимого ресторана "Кафе Шерье", на цыпочках, в темноте, в голубом свете небольшого фонарика обнаруживаем нашу маленькую красную ниточку лежащей на полу... На этот раз это явно не субъективное мнение, к тому же открытое окно - прямое доказательство. Слишком холодно на улице, чтобы его открывать! В эту ночь мы не можем уснуть.

Скоро 30 марта, день премьеры. Погода улучшается с каждым днём, деревья одеваются зеленью, юбки укорачиваются, и моя мать вскоре должна уехать: но Надя и я живём в опасной близости от странного типа... Я не решаюсь сразу же рассказать обо всём коллегам. Как-то между радиоэфиром и телесъемками я невзначай поведала Патрику, что дом, в котором я живу, пугает меня. Он возмущён из-за меня, и предлагает: "Моя семья приезжает на премьеру. Квартира, где я живу, очень уютная, но, боюсь, ей не вместить всю нашу когорту. Может, поменяемся?" Именно в этот момент я была покорена. Патрик превратился в Пата. Совсем немного осталось до того, как он станет Пату...

В моей "Твинго", 11 октября 2008 г., 2.55

Лину (уменьшительное от Элен) пристёгивается. Едва я завожу машину, она, которая сама не имеет водительских прав, даёт мне указание включить фары. Я отвечаю: "Всё под контролем, мадам!" Она поворачивает голову, пристально смотрит на меня, я ощущаю некоторое неудобство. "Не беспокойся, я способна отлично управлять машиной даже будучи немного навеселе. И в любом случае, даже абсолютно трезвая я бы догадалась включить фары, - ночь на улице, я ничего не вижу!" О да, я умею успокаивать пассажиров! Включаем радио, оно что-то негромко играет. Что именно - не помню, да и зачем мне вам рассказывать такие незначительные детали... Лину, бодрая как ни в чём не бывало, трещит без умолку. "Что ты думаешь о... ну вот.. это так приятно..."

Монреаль, 3 555, Кот-дэ-Неж, накануне премьеры, март 1999 г.

Я направляюсь в квартиру Пата. На окраине Шебрука, небольшой уголок, мой собственный уголок! Высотное здание "американского" типа, с консьержем, магазинчиками. На двенадцатом этаже - светлая уютная квартира, гардеробная - в общем, супер. Я вхожу, выпиваю чашечку кофе с мамой и родителями Пата: сделка совершена. Немедленный переезд. Аромат горького миндаля, жасмина и мускусной ванили плавает по квартире - это запах женщины, которая пробуждается во мне...

Всё ещё в моей "Твинго", 11 октября 2008 г., 3 часа утра

"А, точно!.." И смеясь как ненормальные, мы прокручиваем в голове события. Слыша её громогласный заливистый смех, я осознаю, как далеки мы сейчас от тех времён, когда ей приходилось быть сдержанной в проявлении эмоций, чтобы не сорвать голос. Внезапно я чувствую, как она взволнована. Её голос дрожит. Этим вечером голос её слаб всего лишь из-за воспоминаний... не так, как в тот майский вечер в театре Сен-Дени.

Театр Сен-Дени, май 1999 г.

Все мы помним, как она была расстроена и обеспокоена сменой тональности во время исполнения "Жить". После двухчасового спектакля хрусталь её голоса мог разбиться вдребезги.. Это нагоняло на неё панический страх.

Но этим вечером было хуже... Всё полетело в тартарары во время "Языческой Аве Марии" (Ave Maria paIen). Сжавшись на полу, лицом к публике, Элен рыдает, на её лице слёзы боли. Она, вкладывающая в исполнение этой композиции всю свою душу, этим вечером особенно, фантастически прекрасна. Это так волнующе... Элен обращается к Марии, но в душе молится ещё и о том, чтобы голос не сорвался. Я мысленно слышу сквозь строки: "лишь бы только голос не покинул меня навсегда". Эсмеральда в этой песне умоляет о прощении, в то время как Элен пытается умилостивить свою судьбу. Мы все находимся в левой части сцены и с самого начала видим, как она напряжена. Она на грани. Как канатоходец на канате, она балансирует между удовольствием играть роль и необходимостью беречь горло. Я не знаю, представляет ли она себе до конца, что может случиться этим вечером. Несколько дней спустя Элен покидает Канаду. Она онемела. Ей предстоит операция...

Перед домом Лину, 11 октября 2008 г., примерно 3.12

Я смотрю, как она удаляется, она оборачивается, делает прощальный жест: "Завтра созвонимся, моя дорогая".

Театр Сен-Дени, 25 мая 1999 г.

Сегодня 25 мая, два часа дня, кажется, вторник. Некая Наташа появляется в театре Сен-Дени. Она заменит меня до моего возвращения в Оттаву... Патрик и я ждём её, чтобы познакомиться. Он немного расстроен моим отъездом, но они сразу же поладили. Она немного похожа на меня... Те же размеры, тоже блондинка, и, главное - тоже талант! Мы репетируем мою роль, ей нравится. Завтра она наденет моё розовое платье.

Этим вечером все настроены ностальгически; в моей артистической уборной на макияжном столике разложено множество любовных записок. Я снимаю амулет - "ловец снов", подаренный мне Люком, и готовлюсь к съемкам моего первого клипа: дуэта с Пасси.

В моей "Твинго", 11 октября 2008 г., 3.15

Окна открыты, радио играет фоном, по широкому пустынному бульвару, где только несколько припозднившихся гуляк, освещённые светом моих фар, отпускают мне вслед комплименты, я рулю в сторону площади Клиши!

*Жюли вспоминает героев популярных детективных и фантастических американских сериалов, шедших и на нашем ТВ: "Секретные материалы", "C.S.I.: Место преступления", "Секретный агент МакГайвер".

Кот-де-Неж, 2 июня 1999 г.

Я наконец покидаю Монреаль - то есть, если выражаться точнее, покидаю маленький апарт-отель в Шебруке. Жизнь по соседству с Надей закончилась драмой. Вот так вот... всё кончилось тем, что я собрала чемоданы, предварительно перебив всю посуду в квартирке на Кот-де-Неж... На автопилоте я ушла из дома. Всего месяц совместного проживания с Надей - и дружбе конец.

Она ведь знала, что этот парень - моё наваждение. С первой минуты моего появления во Дворце Конгрессов я не могла оторвать от него глаз. При виде этого красавца-акробата с телом Аполлона и звёздной фамилией - Стела - моё слабое маленькое сердечко становится мягче жевательной резинки... Но нет, ей обязательно потребовалось наложить лапу именно на него! Она не просто переспала с ним, но ещё и сделала это за моей спиной! Однажды вечером, вернувшись из театра Сен-Дени, я застаю их в объятиях друг друга на моём канапе. Я прихожу в ярость. Но притворяюсь, что ничего не поняла, и отправляюсь спать. Мои обычные эротические (если не сказать, похотливые) сны в эту ночь превращаются в жесткое порно! В моей беспокойной ночи - я, она, он... Слишком много вариантов, в которые я не вписываюсь. Едва встав с кровати, в отвратительнейшем настроении, я распахиваю дверь комнаты Нади, как ураган. Голосом, который будто бы принадлежит не мне, я кричу ей: "Ты же знала... нет, ну какая же ты сволочь!! Поимела его - ладно, ещё можно пережить, но в моём доме и за моей спиной.. рррр!!" Против всякого ожидания, эта замарашка повышает на меня голос. Я взвиваюсь и вызываю её на дуэль. Поединок выходит на славу, я осыпаю её проклятиями, оскорблениями, пытаюсь уязвить её гордость, напоминая ей об унизительном положении дублёрши, короче говоря, я развоевалась. Ничто, кажется, не способно меня остановить, но в этот момент звонит телефон. Жером приглашает меня на чашечку кофе. Этим утром я ещё не завтракала, а для меня этот приём пищи самый важный за день, так что пора перестать говорить глупости. Маршрут Эггспектейшн-Сен-Лоран. За горой блинчиков я раскрываю ему своё обманутое и разбитое сердце. Внезапно он предлагает мне прийти к нему и Дамьену, в отель, где расквартированы танцоры. Я воспринимаю это не как приглашение на вечер, но как предложение переехать к ним. Я бегу на улицу Сен-Дени купить чемодан. Мы в Монреале уже больше месяца, и едва успев освоиться в городе, я начала опустошать бутики. Во вьетнамках, бреду под дождём, который смешивается с моими слезами. Неутихающий гнев, распирающий меня изнутри с самого утра, просто привлекает ко мне всяческие несчастья. А ведь я рождена в четверг, пятого числа, и фея Музыка в этот момент стояла у изголовья. Но сегодня, я неудачница. Чёрт побери! Я не могу поймать такси. Как какая-нибудь нищенка, я плетусь по тротуарам Монреаля под проливным дождём, мне очень-очень грустно. Мой новенький чемодан на колёсиках намок. Когда я вхожу в свой будущий бывший дом, на мне сухого места нет. Я сохраняю спокойствие перед лицом айсберга по имени Надя. Собираю вещи. Моя квартира опустела меньше чем за пятнадцать минут. Как если бы моя нога никогда не ступала сюда. Я и моё оскорбленное достоинство располагаемся у Жерома. Я, Жюли Зенатти, и две пары яиц, на 34 квадратных метрах. Надо сказать, хорошо же мы повеселились! Как и следовало ожидать, Монреаль для меня закончился. Через несколько дней я выхожу в отставку.

В моей "Твинго", 11 октября 2008 г., 3.22, в 92-м департаменте*

В машине я мысленно прокручиваю в голове этот грустный фильм, мои мысли переносятся в те времена. Нам с Элен не хотелось расставаться. Однако...

*Цифрой 92 отмечается О-де-Сен (фр. Hauts-de-Seine),- департамент на севере центральной части Франции, в регионе Иль-де-Франс. Расположен к западу от Парижа, отделен кольцом Периферик.

ЧАСТЬ 4. ОТ "КОРИДОРА ЖИЗНИ" ДО "ЕСЛИ Я ВСЁ ПРЕОДОЛЕЮ"*

*названия песен Жюли - "Le couloir de la vie" (дуэт с Пасси) и "Si je m'en sors"

За несколько дней до отъезда труппы в Торонто, июнь 1999 г.

Я не еду. Как и предполагалось, я возвращаюсь в Парижск, но мы уже обсуждаем возобновление спектаклей по возвращению труппы. Никто, на самом деле, не знает, что делать дальше. После бесконечных дискуссий Гару, вождь племени, предлагает некую альтернативу. Сентябрь 1999-го, почему бы и нет, - но "если будет желание", это обязательное условие. Вот уже год мы живём в ритме Двора Чудес, мы истощены. Каждый начинает готовить своё возвращение, с одним небольшим бонусом: успехом, следующим за нами! Сольные карьеры маячат на горизонте. Что касается меня, я не слишком хорошо понимаю, что дальше. Продолжать - да, но только вместе с шестью остальными... Однажды вечером, в театре Сен-Дени, после спектакля, Люк (Пламондон) приходит поговорить со мной. "Я хотел бы видеть тебя в роли Эсмеральды". Я поражена. Эта идея была похоронена много месяцев назад... "Не знаю... А как же Элен?" "Она будет играть по полдня" "Аа.."

Эта идея внушает мне панический страх. Я горжусь предложением, но не могу не думать, что по отношению к Элен это не слишком-то корректно... Несколько дней спустя я засовываю голову в гримерку Эсме, она приглашает меня войти. Она уже очень устала. Она проводит целые дни в молчании, чтобы давать отдых голосовым связкам. Первые слова, сказанные ею в этот день, обращены ко мне. "Ты должна согласиться. Это - доказательство большого доверия к тебе и возможность приобрести хороший опыт". Я удивлена её словами. Она берет меня за руку. Говорит мне о будущем... С этого вечера что-то изменилось между нами. Мы теперь в одной команде...

Париж, улица Шапталь, середина июня 1999 г.

Так что этот июнь проходит в Париже. Я начинаю записывать мой будущий первый альбом "Хрупкая" (Fragile). Я снова живу в квартире моего детства: улица Шапталь. Днём звонит телефон. Это Пату, он смакует Колу Лайт. У него к ней неодолимая тяга! Он и Брюно сидят на террасе кафе "Бриош лионнэз", нашего "логова", прямо напротив театра Сен-Дени. Они рассказывают мне новости с фронта и стыдливо роняют вскользь, что скучают по мне. Я растрогана. Мои парижские дела идут с опережением графика, так что я решаю вернуться в Канаду раньше времени! Вообще-то я должна была сесть на самолёт до Оттавы только в конце месяца, чтобы вернуться к роли Флёр-дё-Лис, но... мои собратья заняли слишком много места в моей душе. Я собираюсь сделать им сюрприз.

По дороге домой, 11 октября 2008 г., 3.30

...меня останавливает полицейская машина...

Аэропорт Руасси-Шарль де Голль, суббота, 26 июня 1999 г.

Я сажусь на самолёт до Дорваля, потом маленький приветик аэропорту Квебека... Вспоминаю те часы трансфера до Доваля: в моём плейере крутился на репите "MusicBox" Мэрайи Кэри. По прилёту я звоню моему другу Жерому, чтобы он встретил меня. Он без проволочек отвозит меня в большой театр Квебека... Сегодня по расписанию два шоу. Я очень надеюсь уже сегодня вечером играть... По дороге, в машине, я вновь привыкаю к здешней музыке "я страдаю, о, это пытка, злопамятство у меня в крови" - суперхит этого года в Квебеке, в исполнении "LaChicane"! Я приезжаю и застаю всех в сборе... Они очень рады снова видеть меня. Феб в своей артистической, напротив той, что занимает Флёр-дё-Лис; я стучу в дверь. В восторге от моего непредвиденного приезда, он рассказывает мне свои вчерашние злоключения. И как истинный марселец, преувеличивает вчетверо, не меньше - обожаю! Он говорит мне, всё ещё вздрагивая, что вчера был в двух шагах от гибели от электрического шока... Драма началась так: розетки, расположенные у края столика для макияжа в его гримерной, находятся где-то на уровне бёдер; в процессе естественных телодвижений его кольчуга случайно соприкоснулась с "орудием преступления": левой розеткой... К счастью, его обоняние позволило ему спасти свою шкуру! На самом деле Патрик быстро почувствовал, как запах нагревающегося металла заполнил комнату, и ощутил в руках странное парализующее покалывание. Наш капитан стрелков сразу понял, что ещё немного, и он превратится в поросёнка на вертеле. Ещё до того, как его шевелюра встала дыбом...

Ну ладно, в тот момент самое важное для меня - это то, что Наташа Сан-Пьер занимает моё по праву платье Флёр-дё-Лис с 25 мая, и в эту субботу тоже! Разумеется, я с удовольствием одолжила ей мой костюм и мои песни на то время, когда должна была вернуться в Париж. Но всё хорошее когда-нибудь кончается. Джулай вернулась! И совершенно ясно, что всё должно войти в привычную колею, всё должно вернуться к нормальному порядку, а нормальный порядок - это я! Вдобавок я слышу, как замечательно Нат создаёт на сцене образ Флёр-дё-Лис. Это сводит меня с ума. Она, в МОЕЙ гримерке, в МОЕМ костюме, с МОЕЙ прической, твою мать! я, так сказать.. потеряла контроль над собой, - думаю, именно это последнее стало причиной. Ни у кого ничего не спросив, я вхожу в её уборную и, сама Мадам Вседозволенность, расставляю всё по местам. Очень непринужденно и без тени смущения я прошу её снять моё платье, чтобы я могла играть. Я немного блефовала. Но в то же время, это могло сработать! Имея на то полное право, она сказала решительное "нет" и напомнила, что моё возвращение на сцену предусмотрено только с 30 июня, и в Оттаве. Наташа, на мой взгляд, немного слишком бюрократична. Будучи оригинальной исполнительницей, без криков и драки, я, весьма уверенно, направляюсь к продюсерам, чтобы сообщить об этом смехотворном недоразумении. По моему мнению, контракт или не контракт - всё равно, раз я здесь, я играю! Но там всё сразу произошло вовсе не так, как я себе представляла... Пришлось мне и остаткам моей гордости отступить назад в гримерную Флёр-дё-Лис.

Некоторый переизбыток гормонов в крови подтолкнул меня к тому, чтобы сказать ей угрожающим тоном, что ей не стоит слишком-то гордиться победой, так как настоящая Флёр-дё-Лис - всё равно я, а она всего лишь мой клон... какая же я маленькая стерва!

Наташа - словно моё второе я; мы очень похожи, два Водолея, два голоса, почти идентичные движения, и, несмотря на всё это, она меня раздражает! Просто я, наверно, подсознательно думала, что двум львицам не место на одной арене.

О-ля-ля, сейчас, вспоминая, я укоряю себя: "Какой я была плохой". И это забавно, так как в этом году Нат и я встретились на "LesEnfoires". Спустя десять лет после того дня, 26 июня 1999 года, в квартире нашей подруги Лор, устроившись на ковре у камина, ночью, Наташа признаётся мне, что никогда не могла понять, почему мы не стали подругами... Ну вот, моя дорогая, теперь ты знаешь, почему!

Я часто думаю, что если бы не прокладывала себе путь локтями, меня бы так и не заметили. Это была типичная для подростка история, но это же одновременно то, что позволило мне достичь вершины, где я нахожусь сегодня. Эти "манеры скандалистки" в сочетании с талантом сформировали и закрепили моё самоопределение. Мне хотелось жить "не так, как другие", но при этом не превратиться в кого-то наподобие учёной цирковой обезьянки. Я хотела, чтобы во мне видели полноценную артистку, а не просто способную девчонку... Мой голос и мой "профессионализм", как выражается Даниель, выросли благодаря "Собору Парижской Богоматери" и его обитателям. Конечно, это не видно сразу, так как мой рост так и остался всего метр пятьдесят пять с тех пор, как мне исполнилось двенадцать, но Флёр-дё-Лис сформировала Жюли Зенатти. У меня наконец есть та необычная жизнь, которой я хотела.

Нёйи, 11 октября 2008 г., 3.35

Я останавливаю машину и опускаю стекло.

"Мадмуазель, Вы говорили по телефону?"

Квебек, суббота, 26 июня 1999 г.

Я обхожу пространство. Тепло приветствую всех, кто попадается на пути, и теряюсь в подвалах большого театра. Танцевальный зал открыт. Огромный рояль оказывается внутри, прямо посередине... В этом самом помещении и родилась мелодия "Если я всё преодолею" (Sijem'ensors)... Я так разочарована тем, что не смогу играть в этот вечер, что укрылась в этой комнате от посторонних взглядов. Патрик присоединяется ко мне. Он садится за пианино и напевает незнакомую мне песню. Мой голос следует за его, вот уже больше года мы поём вместе. Наши голоса знают друг друга наизусть. Они хорошо сочетаются; между парой аккордов он бросает вскользь: "Это для тебя, если пожелаешь...". Этим вечером я не задаю вопросов. Я ничего у него не спрашиваю: ни когда, ни как, ни почему. Патрик говорит, что допишет музыку сегодня вечером в отеле. "А текст?" Патрик отвечает: "Мы напишем историю вместе".

Спектакль вот-вот начнется. Всё ещё под обаянием этой мелодии, я решаю вернуться в наш отель.

В такси, везущем меня по адресу 1125, квартал Монткальм, Силлери, я открываю для себя город Квебек. Он очарователен, и по численности населения сравним с Монреалем. Фасады зданий очень живописные, множество людей восседает за столиками террас баров и ресторанов. Мелодия Патрика всё ещё звучит у меня в голове, насыщаясь образами этого незнакомого, но при этом такого родного уже, города. Аккорды мягко ведут меня к концу первого сумасшедшего года моего сценического дебюта. Скоро всё закончится. Этим вечером я впервые здесь - и не играю... Скоро другие займут наши места на сцене и снова дадут жизнь созданным нами персонажам... Так что я задумываюсь о завтрашнем дне.

Когда я вхожу в холл отеля, Жером, Ален и Родди ждут меня. Они сидят в небольшом салоне.Красное и жёлтое, как во дворце, слепит мои зрачки...

Я думаю о завтрашнем дне с точки зрения обычного человека, но в этом отеле высотой в двадцать шесть этажей, увенчанном вращающимся рестораном, главенствующим над всем городом, единая картина того, что я прожила за весь прошедший год, разом встаёт у меня перед глазами. Я вижу, что это - первый этап мечты, которая была обласкана успехом, не имеющим равных.

Вау! Моя жизнь, как и этот отель, немного похожа на Мир Диснея.

Я поднимаюсь в номер разобрать чемоданы. В этой большой комнате с отделкой "под дерево", я застываю в изумлении перед огромным французским окном, за которым открывается панорама старого Квебека. Меня освещают огни тысяч рекламных вывесок, тысяч фонарей... Этим вечером, ещё раз, я на небесах... После приятного небольшого ужина в городе, наполненном удушающей жарой, я возвращаюсь в отель без сил, держа в мыслях образ одной книги, которая медленно закрывается, и другой, которую мне ещё потребуется написать...

Через два дня мы уезжаем в Оттаву.

Нёйи, 11 октября 2008 г., 3.40

"Эээ.. ну на самом деле, да, но... Я могла бы вам солгать и сказать, что нет, но, в общем.. сейчас почти четыре утра, меня ждут, я просто предупредила, что уже еду"

Всё это - севшим голосом, продолжая открывать окно...

Между Квебеком и Оттавой, июль 1999 г.

Сидя в машине с Жеромом, Аленом, моим новым менеджером, и Патриком, мы мчимся в ритме Шании Твэйн... Четыреста пятьдесят километров предстоит проехать вместе. Будет время обсудить знаменитую песню... Но шутка за шуткой, остановка за остановкой, смена маршрута за сменой, мы всё ещё играем в "угадай мелодию".По прибытию в Оттаву, в "Вестин", нас встречает огромный стеклянный фасад. Он увешан балконами, с которых можно увидеть толпы деловых людей в тесных ботинках.

Словно взойдя на горную вершину, наши глаза теряются на высоте невидимого неба, это пугает... Именно там, в этой огромной стеклянной клетке, "Если я всё преодолею" обретает слова. В нереальном месте, где говорят только по-английски, история моей короткой жизни превращается в песню. В несколько стихотворных строчек, набросанных в уголке листа в необъятной комнате, примостившись на краю кровати "королевского размера"! После четырех-пяти часов обсуждения с Пату, сначала сидя на паласе, потом на письменном столе, потом прислонившись к кровати, эта история, моя самая прекрасная история, рождается на свет... "Я - плод душевной раны". Патрик просто попросил меня написать то, что я ему рассказывала. Назавтра утром, после считанных часов сна, я пробую мои слова, сопровождаемые аккордами пианино, в этом стеклянном отеле, где остатки моего панциря разлетелись вдребезги. Сегодня пятница, 2 июля. Часть меня уже покинула "Собор".

ЧАСТЬ 5. МЫ НАЗНАЧИЛИ ДРУГ ДРУГУ СВИДАНИЕ...

Возвращение в Париж, 4 июля 1999 г.

Я ещё не подозреваю, что это конец "Семёрки", как я нас называю. Впрочем, никто не подозревает. Мы не устроили прощального праздника в Оттаве. Я не говорю "прощай" - ни спектаклю, ни моим друзьям. Мы в самолёте, где проведём всю ночь. Я с Аленом и Пату. В моём чемодане - песня и образ отца, которые будет ждать меня в Руасси. Мы с Пату сидим рядом. Мир вокруг нас меняется всё время пути. Внезапно, после восьми часов полёта, в иллюминаторах открывается вид на облака, уже наступил день. Патрик стремительно покидает нас, так как его стыковочный рейс на Аяччо не будет ждать. Мы не сказали друг другу ни "до свидания", ни "до скорого". Мой папа уже здесь, ждёт меня. Мой багаж идёт последним, а ведь на регистрации я была первой. Не понимаю! Картина с чёрным джазменом подмышкой, два чемодана, лопающиеся от писем друзей, - мы устремляемся домой. Улица Бланш, люди глазеют на меня... Я их не вижу. С затуманенными глазами, я спешу присоединиться к друзьям в "Ремонтнике". Моя жизнь, казалось бы, потекла по прежнему руслу, но теперь я - Жюли Зенатти...

Это странно - обнаружить однажды, что ваши собственные чувства больше не принадлежат только вам. Это подарок судьбы, и на этот раз я сумела его принять... "Если я всё преодолею" нашла потайную дверь в сердца тысяч людей, которые обрели в ней выход своей меланхолии, а я даже не могла поверить, что это возможно. Никогда я не могла даже подумать, что моя маленькая жизнь девочки-подростка, рожденной под счастливой звездой, могла вызвать такой сильный отклик. Особенно девочки из буржуазной семьи, которой я являюсь... и тем не менее... И сейчас мне это всё ещё нравится.

Монако, август 1999 г.

Но когда Ален в первый раз слушает "Если я всё преодолею", мы находимся в общей зале. Плейер, наушники, Ален утопает в моём личном пространстве... Его глаза увлажняются, и скупая слеза касается губ, растянутых в счастливой улыбке. "Браво" - вот и всё, что он скажет. Я тут же чувствую себя не в своей тарелке, неловко, будто бы была совсем голой, потому что теперь он смотрит на меня по-другому. Патрик, в свою очередь, очень горд. А я - я обижена на него, очень обижена, за то, что он посмел затронуть, показать скрытую сторону того солнца, каким меня всегда видят окружающие... В течение долгих лет, и иногда даже сейчас, на сцене, это состояние "разоблачённой" меня мучает. Но сегодня я говорю себе, что некоторые слова обладают волшебным свойством лечить душевные раны, и мне выпал счастливый шанс эти слова петь.

Нёйи, 11 октября 2008 г., 3.44

"Ваши документы, пожалуйста". Легкая паника тут же поселяется в моих глазах. Мои жесты всё более и более беспорядочны. Я смотрю в дверце машины, под навесом, с пассажирской стороны, но я знаю наверняка, что у меня с собой их нет.

Марсель, 10 августа 1999 г.

На закате солнца 10 августа 1999 г. я прибываю в аэропорт Марселя; люди, ещё очень малознакомые мне, Жеже и Кристин, сестра и шурин Фифи (Патрика), встречают меня. Они отвозят меня в прелестный дом в красивом квартале Марселя.. Я вхожу, и там, внутри, ощущение полноты бытия овевает моё лицо. При этом нет ни малейшего ветерка! Жеже представляет меня гостям: Жозе, Доми, Томми Килу и Пилла... Банда чокнутых! Давние друзья Патрика и его сестры. Ещё вчера я была в Ницце с родителями, а сегодня вечером уже нахожусь в красивом саду, где всё готово для барбекю, напротив бассейна, связывающего два игрушечных домика. Я чувствую себя здесь замечательно, и это заметно. Патрик ещё не приехал. Так что я просто сажусь за стол со всеми этими незнакомцами, которые уже через час перестают быть таковыми.

Платье из черного муслина, волосы полузавязаны в конский хвост, загорелая кожа - такой я встречаю моего Пату, которого не видела с 5 июля, дня нашего возвращения из Канады. Кажется, он рад меня видеть. Я, парижанка, нисколько не кажусь неуместной в окружении цикад и уроженок Марселя... Завтра полное затмение Луны и запись "Если я всё преодолею". Патрик проработал над ней весь день, чтобы назавтра я могла её спеть. После ночи здорового сна мы отправляемся в довольно странного вида студию... Дом, нависающий над морем, со студией, наподобие конька на фасаде, между гладью Средиземного моря и небом, на краю обрыва. Этот день кажется таким странным, как если бы внезапно воцарилась ночь.

Нёйи, 11 октября 2008 г., 3.45

Истинная женщина: поменяв сумку, я упустила из виду, что нужно бы переложить туда бумажник. Ну да. Нужно уметь делать выбор, и скорее изгнать бы пудреницу, но я оставила именно документы! Из-за паров водки мои глаза блуждают, но как неопытная актриса, я надеюсь, что это сойдёт за простой страх перед лицом двух агентов полиции.

Марсель, 10 августа 1999 г.

Мы начинаем работать. Между Патриком и мной сразу возникает небольшое напряжение. Студия маленькая, очень жарко. Патрик бесконечно даёт мне указания, как петь... Вокальный диктатор удовлетворен, и при первом прослушивании я признаю - он был прав, этот идиот, командуя мной вот так. В дальнейшем он найдёт другие способы заставлять меня делать то, чего он ждёт, при этом заставляя меня поверить, что я сама так решила! Я с самого начала раскусила это, но не признавалась, это стало нашей маленькой игрой!

Сказка завершается...

Уже месяц труппа не виделась. Никаких телефонных звонков, ни писем, всего одна встреча 6 августа 1999 г. в Монако по случаю концерта в честь Красного Креста. Все собрались - или почти все.

Монако, 6 августа 1999 г.

Элен только что была прооперирована, так что Надя замещает её. Перед принцем и принцессой Монако, Альбертом и Стефанией, мы представляем укороченную версию спектакля. Думаю, у нас неплохо получилось, но в тот момент я была уже пресыщена этим...

Нёйи, 11 октября 2008 г., 3.52

"У меня их нет... на самом деле, о, это вам покажется абсурдным, но, меняя сумку, я взяла клатч, который сочетается с моим нарядом... и, находясь во взбудораженном состоянии перед ужином, который был очень-очень важен для меня, я забыла бумажник, в котором лежат документы, на столике в прихожей в моей квартире. Но это моя машина, клянусь!"

Я выпаливаю всё это единым духом, с пулемётной скоростью. И довершаю блестящим аргументом: "Зато у меня есть паспорт!". Думаю, в этот момент они размышляли, не сбежала ли я прямиком из психушки... Но когда они прочли моё имя - "вот видишь, я же говорил тебе, что это она!" - я улыбаюсь, немного вымученно...

Monte-Carlo Sporting, 6 августа 1999 г.

Гару курсирует туда-обратно между залом и казино, невозможно выловить его хоть на минутку; Даниэль наслаждается пребыванием на море; у нас с Патриком нет ничего нового, чтобы рассказать друг другу, мы только что записали "Если я всё преодолею". Короче, каждый в собственном коконе.

Успех отдалил нас друг от друга? Мы не стремимся побыть вместе. Мы больше не группа, а сольные певцы, обретшие некоторую известность. Это меня огорчает. Я чувствую себя одиноко. Я провожу большую часть дня у себя в номере. Даже не могу пройтись по магазинам, у меня нет кредитки! А пойти выпить стаканчик на террасе - набежит толпа... Так что я жду вечера, чтобы оказаться на сцене вместе с моими "старинными друзьями"...

Нёйи, 11 октября 2008 г., 3.53

Напряжение достигает пика: всё сойдёт с рук или закончится показательными санкциями?

Монако, 6 августа 1999 г.

Перед тем, как подняться на сцену, я сталкиваюсь с Орнеллой Мути. Глаз не оторвать, так она прекрасна! Говорящая Сефардка! Приходит наш черёд петь. Неплохо, но нам совершенно явно недостаёт Эсмеральды. Без неё всё не то.

Нёйи, 11 октября 2008 г., 3.54

"Не ожидали, что Вы ездите на подобной машине". Они смеются - я бы даже сказала, слегка подтрунивают... Уязвленная, я возражаю им, чтобы реабилитироваться: "Машина моего размера! Маленькая певица - маленькая машина!" Взятый иронический тон оказался самым верным в это мгновение, потому что они добродушно смеются.

"Мадмуазель Зенатти, Вы живёте где-то неподалёку? Мы часто видим Вас на этом углу..."

Монако, 6 августа 1999 г.

Элен, последняя из пришедших в труппу "Собора" - незаменимый составной элемент нашей дружбы, на сцене и в жизни. Этим вечером это особенно ощущается...

Нёйи, 11 октября 2008 г., 3.55

"Нет-нет, у меня несколько друзей живут поблизости". Ну вот, теперь я вовлечена в бесконечные разговоры. Несмотря на то, что я стараюсь быть вежливой, мне это неинтересно. Все эти "тра-ля-ля ни о чём" хороши для кумушек в булочной.

У меня звонит телефон. Это Даниель (Молько). "Вы позволите?" Из общего звукового фона доносится: "Ну да же, я тебе говорил, Сегара тоже где-то тут живёт".

Монако, 6 августа 1999 г.

Вывод: чтобы это работало нормально, необходимы все семеро или никто. Так сложились звёзды..

Нёйи, 11 октября 2008 г., 3.58

"Ну да, она живёт вон там, мы её часто видим..." И бла-бла-бла, что-то рассказывают про себя.

Монако, 6 августа 1999 г.

Этим вечером мы смогли быть всего лишь сольными певцами, собравшимися вместе, так как чтобы быть группой, нам не хватало нашего сердца - Элен.

Нёйи, 11 октября 2008 г., 4 утра

"Ладно, на этот раз прощаем, но будьте благоразумны. Раз уж так вышло, Вы не могли бы мне подписать здесь? Моя бабушка Вас обожает..."

Париж, 11 октября 2008 г., 4 с чем-то утра

Чувствуя себя немного постаревшей, я смотрю, как занимается рассвет над городом. Сегодня 11 октября 2008 года, меня ожидает особенный день. Я - перед отелем Конкорд-Лафайетт, кровь приливает к щекам.

4.15 утра, пушистые облака на небе, предутренняя серость потихоньку светлеет, и я вижу мой Дворец.

Дворец нашего первого успеха.

Семь человек с необычной судьбой признались друг другу, что им друг друга недоставало, воскрешая в памяти детали закулисной жизни невероятного приключения под названием "Собор Парижской Богоматери". Такие напряженные полтора года... Я всегда говорю, что именно благодаря тому, что эта авантюра случилась, я смогла научиться своей профессии в краткий срок... Да, я произношу слово "профессия" - но в конечном итоге, я всего лишь позволила моей страсти руководить моей жизнью, как и все остальные, как каждый из нас, думаю. Эта история - семь жизней, которые смешались вместе. И, несмотря на то, что годы бегут, несмотря на то, что мы так и не сказали друг другу "до свидания", несмотря на то, что люди теряют друг друга из виду, - всё, что создано с любовью, остаётся навечно запечатленным где-то.

Актёры этой истории никогда не будут для меня чем-то преходящим...

КОНЕЦ

БЛАГОДАРНОСТИ:

Большое спасибо Мишелю Дюплесье, моему издателю, и всей его команде, за то, что поверили в меня: Фредерику Дельо, Сламу, Жану-Ми Дакину, Оливье Дутёю, за их умение и опыт. Спасибо Ксавье Рекена, вдохновившему меня написать это произведение. Огромное спасибо Бену и всем героям этой книги, за ту любовь, которую они питают ко мне. И, наконец, спасибо моему Хубу - за то, что он такой, какой он есть.

Жюли Зенатти.

Все права на издание и перепечатку данного произведения во всех странах мира принадлежат издательству Editions du Marque-pages.

________________________________________________________________________________________________________________