«Медленная модуляция речи. Постмодернистское завывание с лунными нотами, разрывающими небо», примерно так выглядят тексты Даниэля Лавуа, который ищет, как осмотрительность того требует, смысл своей жизни, воплотившейся на такой непрочной земле, трепещущей в обитаемом пространстве, где она крутится.

Даниэль Лавуа становится наблюдателем нынешних метаний и цепляется за малейшее слово, малейший образ, который мог бы спасти мир от отчаяния, омрачающего красоту. Он стремится найти ее в самых отдаленных уголках: «Есть планеты, где облако трется об иглы сосны на дне лощины и находит в этом удовольствие настолько сильное, что оно исторгает у него слезы. // И что же? Идет дождь».

Преподнесенные одновременно как размышления, наивные сказки, афоризмы, описания или стихи, тексты, которые составляют это произведение, порождают речь вдумчивую и слегка бунтовщическую: «Идеологи брызжут слюной за бутылкой. Хамски рыгают, пожирая пудинг. Идеологи трещат над своим супом как гремучие змеи. Они мочатся в цемент, чтобы он стал еще тверже, и кровь, как блевотина, капает с их желтых гнилых зубов оборотней. Лягушачьи плевки. Совиный помет».

Отзвук виолончели

Писательский талант Даниэля Лавуа неоспорим, и его страсть играть с языком творит чудо. Он размышляет и умеет донести до читателя эту пытливость ума, позволяющую ему ставить под сомнение совершенно очевидные вещи. Осознавая уходящее время, он создает из него одну из движущих сил своих тем для разговора, видя в его бурных волнах как образ нынешних счастий и несчастий, так и безумную надежду на то, что жизни удастся воплотиться в малейшем творческом порыве. А у того, что нас ожидает, «перспектива насыщена и конец удивителен. Как отзвук виолончели».

От микрокосма элементарных частиц и до пределов Большого Взрыва, поэт-мыслитель находит тему для раздумий о развитии и неизбежности: «Вначале. Когда эта планета была лишь голым сексом. Скал и огня. Когда материя искала смысл материи. Она была горяча и нетерпелива. // В облаках серы и аммиака – был хаос. В своей мудрости древнего хаоса, древний хаос познал».

В этом есть определенная форма мудрости, которая не изменит себе никогда. Уверенность в том, что под любыми безобразиями всегда бьется жизнь, придает этим словам определенную надежду. И, даже осознавая свою хрупкость, можно с нежностью относиться к тому, что ты не вечен.