Интервью Даниэля Лавуа.
     
  111  
 
L'actuel

Дата выхода интервью: 2015-01-13

 

Скачать или послушать передачу
Интервью на оригинальном сайте
 

В: Мой сегодняшний гость уехал из Манитобы в 1970 году, но и 40 лет спустя он остается нашим национальным Даниэлем. Все франкофоны Манитобы гордятся им и всегда первыми скажут тем, кто этого не знает, что он - манитобец. Те, с кем он общался в колледже Сен-Бонифаса, тоже с гордостью говорят, что учились с ним в одном классе, играли с ним в музыкальном клубе или в колледже. Я, со своей стороны, могу сказать, что одна из первых пластинок на французском, которую я купил, - его диск "Berceuse pour un lion". С ней-то я и понял, что 20 лет - долгий срок, если живешь всего 30. Позднее, в 1985, когда я был директором в региональном Совете молодежи, мы были горды тем, что устроили спектакль Даниэля Лавуа в театре "Пантажез", где он дал концерт для 1200 учеников утром и еще один, для 1200 взрослых - вечером. В 1988 Даниэль возвращается в Уиннипег, чтобы представить еще один спектакль, на этот раз в зале "Сант-Нер" перед 2500 зрителями. На следующее утро я приступил к новой работе здесь, на Радио-Канада, где был одним из ведущих субботней утренней передачи с Моник Лакост, и нашим первым гостем в нашем первом интервью был Даниэль Лавуа. 27 лет спустя я имею честь беседовать с тем, кто подарил нам "La danse du smatte", тем, кто сказал нам: "Дайте им любить друг друга", тем, кто показал нам "Дни равнины", тем, кто был "Доктором Нежность", и, даже если он 45 лет назад уехал, все равно никогда до конца не "покидал свой остров". Даниэль Лавуа, здравствуйте, добро пожаловать к нам.

Д: Добрый день, Венсан. Бог мой, как ты замечательно говоришь! Спасибо! Спасибо, меня очень тронули твои слова.

В: В конце концов, я просто песни ваши процитировал.

Д: Да, я заметил.

В: Даниэль Лавуа, сколько всего песен вы написали за свою карьеру?

Д: Понятия не имею, сколько написал, но знаю, что написал их гораздо больше, чем спел и опубликовал. Песня - она как айсберг, их пишешь десяток, чтобы выпустить одну. Во всяком случае, у меня так, не знаю, как у других. Так что много-много-много песен остались в ящике моего стола и останутся там навсегда. Пожалуй, минимум тысячу песен я точно написал.

В: Точно?

Д: Вот так.

В: Абсолютно точно. И из них вы опубликовали, записали?..

Д: Около 300, где-то так.

В: Стало быть, 700 остались за бортом.

Д: Да, 700 стали чем-то вроде неприкаянных душ в лимбе. В лимбе песен.

В: Могу я спросить вас, какой добрый ветер занес вас в Манитобу в январе?

Д: Я пообещал моим родителям завернуть к ним, когда выдастся несколько свободных минут. Вот они и выдались в январе. Даже несколько дней, несколько недель. Я воспользовался ими, чтобы повидаться с моими родителями, которые еще живы и здоровы, и, конечно, с друзьями тоже.

В: Такой вопрос, Даниэль Лавуа, ваши родители зовут вас Даниэлем или Жеральдом?

Д: Жеральдом.

В: До сих пор Жеральдом.

Д: Да.

В: Всегда так было?

Д: Был период, когда они звали меня Даниэлем, потому что все звали меня Даниэлем, это звучало почти везде, но как только сумасшествие схлынуло, вернулись к Жеральду.

В: Почему в определенный момент вы взяли себе другое имя?

Д: Слушай, это забавная история. Когда я приехал в Квебек, меня звали Джерри. В колледже меня звали Джерри, Джеральд - значит, Джерри. Так что я был Джерри Лавуа. Однажды я подписал контракт на диск с издательством под названием "Лондон", его директором был Иван Дюфрен. Как-то Иван зашел ко мне, мы поговорили, и в какой-то момент он очень вежливо сказал мне: "Я должен коснуться темы, которая, возможно, тебя неприятно заденет, но "Джерри" никогда не добьется успеха в Квебеке". Джерри Буле тогда еще не было. И ведь это сказал директор музыкального издательства, который разбирался в этом побольше прочих. Он сказал мне: "Джерри никогда не добьется успеха, тебе надо сменить имя, найти другое имя, только не Джерри".

В: И даже не Жеральд.

Д: Даже не Жеральд. Он сказал: "Жеральд - неподходящее имя для певца". Ну, я и сказал: "Ладно". В тот же вечер я достал телефонную книгу и поискал имя, которое хорошо подходило бы к "Лавуа". Что бы такое взять? И я посчитал, что "Даниэль Лавуа" неплохо звучит. Вот я и сказал ему: "Даниэль сгодится?" Он ответил: "Пойдет". Вот почему теперь я - Даниэль Лавуа.

В: "Лавуа" менять не захотели.

Д: Не вижу, с чего бы менять "Лавуа", это фамилия прямо-таки предназначенная судьбой. Впрочем, меня многие спрашивают, особенно во Франции, менял ли я фамилию, именно не про "Даниэля", а про "Лавуа", потому что они думают, что "Лавуа" - не настоящая моя фамилия.

В: В 1970 году Жеральд, Даниэль, напомните мне обстоятельства, заставившие вас уехать на восток.

Д: Обстоятельства заключались в том, что квебекский импрессарио, заезжавший к нам зимой, а я в то время работал с Жеральдом Пакеном, Зизом, у нас была группа, мы писали музыку под своим именем, занимались музыкой вместе. А он искал франкофонную не-квебекскую группу, чтобы раскрутить ее в Квебеке, этаких будущих "Битлз".

В: Почему не-квебекскую группу? Их же в Квебеке полно было?

Д: Да не знаю. На самом деле я никогда особо в этом не копался. Он предложил нам сделать турне в Квебеке. Мы уже столько лет проучились в пансионате в Манитобе, нет, Манитоба - это классно, но идея уехать в турне в Квебек показалась нам потрясающей. Так что убедить нас было нетрудно.

В: Да уж. Итак, вы были молоды, все неженаты?

Д: Нам всем было по 20 лет, не были мы обременены ни подружками, ни женами, так что уехать было проще простого.

В: Да, точно. Вы приехали в Квебек, играли в барах?

Д: Играли в барах, много играли в барах. На самом деле, мы только и делали, что играли в барах. И это была очень трудная жизнь, я бы такую не каждому посоветовал. Но я думаю, что именно это позволило нам, мне, во всяком случае, научиться своей профессии, потому что работаешь каждый день, каждый вечер до 3 утра, но профессии учишься, это да.

В: Точно. Джерри Пакен говорил мне как-то, что в ваших поездках всегда через день-два в отеле, откуда вы уезжали, случался пожар.

Д: Через день-два - это, пожалуй, преувеличение, но я знаю, что в большей части отелей, из которых мы уезжали, случался пожар загадочного происхождения. Но в то время все эти старые отели были деревянными, такие древние хибары. Подозреваю, что многие владельцы оставляли горящие жаровни на всю ночь. Я знаю, что многие отели и вправду сгорели. Не знаю, почему они не загорались при нас.

В: Точно. Люди, с которыми вы ринулись в эту авантюру -, кстати, сколько она продлилась?

Д: Год. Но он показался мне пятью годами, поскольку был очень насыщенным, заполненным. Трудным, потому что зарабатывали мы немного, а парней в нашей компании было много. Надо было платить за кучу оборудования. В кошельках у нас водился десяток монет на прожитье, так что легкой такая жизнь не была, но удовольствие мы от нее получали. Тебе 20 лет, ты свободен, как ветер, и недостаток денег не напрягает.

В: Все участники этой компании решили вернуться. Кроме Даниэля Лавуа.

Д: Именно так. Сначала уехал Норман Поль [Normand Paul], после него - Фил Кланчмит [Philippe Kleinschmit], и нас осталось только трое - Жеральд, Зис и я. Трое Жераров [Gérald Paquin, Gérard "Ziz"Jean, Gérald Lavoie]. Мы попытались пополнить нашу группу тамошними музыкантами, но это оказалось слишком сложным, в какой-то момент все пали духом и уехали. У меня в то время в Квебеке была тетушка, которая немного позаботилась обо мне, она сказала мне, что если у меня будут трудности, она поможет мне найти работу, она работает в "Texaco" и многих там знает. Вот я и сказал ей однажды: "Тетушка, у меня больше нет работы, я не знаю, что дальше делать". Она сказала: "Работу я тебе найду". Так и вышло, когда она мне нашла работу, я проработал на танкере 4 месяца, подкопил побольше денег и махнул в Европу.

В: И вы уехали в Европу, чтобы заниматься музыкой?

Д: Нет. Просто посмотреть мир, посмотреть другие страны, попутешествовать, чтобы открыть для себя новое, сформироваться, расширить свои горизонты.

В: Почему бы и нет?

Д: Да. Меня это захватило. Наверное, я весь Квебек объехал с рюкзаком за спиной. Мне повезло крепко подружиться с Жилем Лесажем, вы его знаете, он - директор Исторического общества, вроде так, в Манитобе. Он изучал философию в Луване, есть такой город - Луван-ля-Нёв, старинный город в Бельгии. Прежде всего я поехал к Жилю, зацепился там на какое-то время, и это стало для меня надежной поддержкой. Потом после Жиля я уехал в путешествие по всей Европе.

В: И после этого вы решили вернуться в Монреаль?

Д: Слушай, настоящее мое приключение началось именно тогда, когда тот самый управляющий, о котором я недавно говорил, написал мне письмо: "У меня есть потрясающий контракт на диск, есть песни, мы сделаем диск, станем богачами буквально через неделю! Неделю спустя будем миллионерами!" Я верил ему, принимая все за чистую монету. Я оборвал свое путешествие по Европе, сел в самолет, вернулся в Монреаль и, разумеется, вранья там был вагон и маленькая тележка, потому что все это было неправдой. Неправдой. Не было ничего, только задумки. Мы попытались создать кое-что, несколько лет старались, чтобы дела пошли в гору. Ничего не клеилось, и это было очень тяжело. Но я продолжал много работать, играл в пиано-барах, такой у меня был способ зарабатывать на жизнь. В то время я хорошо зарабатывал, за игру в пиано-барах хорошо платили, я мог работать через месяц. Таким образом, месяц я играл в пиано-барах и месяц работал над своими песнями в своей квартире в Монреале. Вот так однажды я как раз играл в пиано-баре в Монреале, когда Иван Дюфрен, о котором я недавно рассказывал, и из-за которого я стал Даниэлем, услышал меня. Он подошел к роялю и спросил: "А свои собственные песни ты поешь?" Я ответил: "Да, но не здесь, иначе хозяин выгонит меня". Он сказал: "Могу я их послушать?" Я ответил: "Приходи ко мне, я спою тебе". Он пришел ко мне, и я спел ему свои песни. Так я получил свой первый контракт на диск, и вот сегодня, 45 лет спустя, я еще здесь.

В: Так родился "À courte terme".

Д: Так родился "À courte terme" ["Ненадолго"]. Видишь, я не особо в это верил. [смеются]

В: Кто выбрал название?

Д: Я. Слегка пессимистичное, так как я набил уже себе немало шишек. Я сказал себе: "Мда, еще один, с которым ничего не выйдет". Вот я и назвал его "À courte terme".

В: Его режиссером был, если я не ошибаюсь, Жиль Валикет.

Д: Именно так, Жиль Валикет.

В: Жиль, у которого в то время была отличная карьера.

Д: Жиль "я - клёвый" Валикет в то время имел огромный успех в Квебеке, он был технически грамотен, хорошо разбирался в этой области. Иван Дюфрен предложил ему быть режиссером моего альбома, так мы и сделали первый альбом в студии "Морн Айтс", знаменитой студии Андре Перри. Немного удивляет то, что переслушивая его столько лет спустя, я осознаю, что имея чуть ли не лучшее оборудование в мире, мы ничего не знали, поскольку звучит он не слишком хорошо, не лучшим образом сделан. С пришедшим с годами опытом я понимаю, как многому мы со временем научились.

В: М-м. То есть оборудование хорошее было?

Д: У них было превосходное оборудование, hi-end, как говорится. В наши дни все гоняются за таким оборудованием. Просто мы не знали толком, как им пользоваться.

В: На этом диске, "À courte terme", была одна песня, оказавшаяся там, хотя ее почти что и быть не должно было на этом диске, "J'ai quitté mon île".

Д: Да, странно. Я написал эту песню утром, когда Клод Бокс был у меня, он наигрывал аккорды на гитаре, и я спросил его: "Клод, что ты только что играл?" И он сыграл мне ее заново. "Ага, так не годится... Тут хотелось бы... А тут я перескочил..." Вот так и родилась "J'ai quitté mon île". Я не собирался включать ее в альбом, мне казалось, что она не соответствует той эпохе, но когда мы закончили записывать альбом, там было 29 минут музыки, Жиль Валикет сказал мне: "29 минут для альбома недостаточно, Даниэль, нужно добавить ка минимум еще одну песню". Я ответил: "Ну-у, у меня и песен-то больше нет, но я могу посмотреть в своем блокноте". Я достал свою тетрадь и увидел "J'ai quitté mon île". Я сказал: "Вот эта есть". Он сказал: "Ее и сыграем". Тогда я пошел в студию, взял гитару, уселся и спел песню. Мне кажется, на диск пошла первая или вторая запись. Бог мой, вероятно, это одна из самых известных моих песен, почти повсюду. В Квебеке уж точно ее все знают, и в то же время ее почти никогда не крутили по радио.

В: Именно так. Помню, был я в Квебеке в то время, когда я преподавал ... кажется, в 1980. Мы сидели в баре, там был певец, который пел "J'ai quitté mon île".

Д: Так.

В: Я подумал: "Так я же знаю автора этой песни!"

Д: Забавно. Забавно, что некоторые песни - хотел бы я десяток таких написать, но увы - так вот, эта песня со временем стала важной, а поначалу была просто мелочью, которую я добавил в конец альбома.

В: Точно. Альбом "À courte terme" принес вам известность?

Д: Вовсе нет.

В: Нет? Индустрия не отреагировала?

Д: Нет, абсолютно нет. Скорее, на следующий альбом последовала какая-то реакция, на "Berceuse pour un lion", где у меня было 2-3 хита, маленьких хита, не таких больших, из-за которых альбомы раскупают тоннами. "La vérité sur la vérité" звучала в то время на университетском радио, в университете Лаваля, в Монреальском университете, а "Le temps des animaux", хочешь верь, хочешь нет, крутили даже на дискотеках. Сейчас я переслушиваю их, думая: "Надо же, эту песенку крутили на дискотеках", слыша то, что играет на дискотеках сейчас! Так забавно!

В: Ее до сих пор можно время от времени услышать по радио.

Д: Довольно странно. Но вот она как раз и принесла мне известность, позволила найти достаточно средств для того, чтобы записать следующий альбом, "Nirvana bleue", ставший намного более известным. Он был лучше записан, звучал лучше.

В: "La danse du smatte".

Д: "La danse du smatte".

В: Ее крутили куда больше.

Д: Она стала знаменитой. По-настоящему знаменитой даже во Франции. Я даже помню забавную историю, связанную с "La danse du smatte". Я принимал участие в передаче для раскрутки диска, в то время такие французские радио-передачи записывали в барах, в кафе. Популярная передача, идущая в полдень. Мне сказали: "Даниэль, ты споешь "La danse du smatte" на вот этом табурете, в баре". А я такой наивный, не знал этого ничего, согласился, сказав: "Ладно, увидим". И вот я расположился в баре, чтобы петь "La danse du smatte", и кто бы ты думал, сидел на стуле в метре от меня, прямо передо мной, глядя мне в лицо? Питер Устинов! Питер Устинов, великий актер, знаменитость, и он невозмутимо смотрел на меня. Правда, так серьезно-серьезно. Я попробовал спеть"La danse du smatte", но так растерялся, думал: "Что я здесь делаю?! Не надо было мне ни за что на свете заниматься этой профессией!" Забавно, потому что под конец он подошел ко мне с широкой улыбкой, сказал: "Мне нравится ваша песня!" А у меня сердце билось, как сумасшедшее.

В: Однако, несмотря на свою робость, несмотря на подобные происшествия, вы все же продолжали? Ничто вас не остановило в тот момент? Вы неудержимо стремились вперед?

Д: Да, все получалось. Я верил в себя, не чрезмерно, а ровно столько, сколько нужно, чтобы хватало смелости и дальше писать песни. Как ты и сказал, я добился ровно того успеха, чтобы позволить себе продолжать. Но на самом деле правда в том, что я безумно любил это, я всегда любил эту профессию. Если я до сих пор ею занимаюсь - а вы знаете, что сейчас дела в этой отрасли плохи - то именно потому, что люблю ее.

В: Ваш метод работы развивался со временем? Или похож на методы 70-х годов?

Д: Нет, сильно изменился. Я продвинулся, конечно. Поначалу я писал песни на английском, я начинал с песен на английском. С английским я чувствовал себя удобнее, несмотря на мое классическое образование.

В: Да?

Д: Да. Без комментариев. [смеются] Я писал песни на английском, потом переводил на французский. Даже "Ils s'aiment" была написана на английском.

В: Правда?!

Д: Да. Она называлась "Ridiculous love". Так получилось, что я перевел ее на французский, и получилась песня, гораздо более известная на французском, чем на английском. Но мало-помалу я начал писать песни на французском. С того времени я сильно продвинулся вперед. Я никогда не останавливался на достигнутом методе написания.

В: Вы до сих пор пишете

Д: Да.

В: И по-английски и по-французски?

Д: По-английски - нет. В какой-то момент перестал. Однажды я решил, что больше не буду писать на английском. Я должен был выбирать. Я достаточно написал дисков на английском, много лет я блуждал между английским и французским, ощущая себя двухголовым, странным порождением двух культур. И я посчитал, что так дело не пойдет. Из меня слишком сильно тянули энергию и одна сторона, и другая. Наверное, в 1994 году, после моего последнего диска на английском, я решил, что больше я писать песни на английском не буду. И больше с того времени ни одной не написал.

В: 1994 - это "Straight from a heart"?

Д: "Here in the heart".

В: "Here in the heart". На самом деле, на этом диске была песня, использованная в американской передаче

Д: Да. Как же ее... "Deep for love", что-то в этом роде [на самом деле "Weak for love"]. Очень романтичная песня, лейтмотив в "General hospital" в течение 4 месяцев. Я даже туда поехал, в "General hospital", в Голливуд, записывать песню в их студии. Момент славы в моей жизни!

В: Тем не менее, такой успех, причем на английском, не воодушевил вас?

Д: С точностью до наоборот. Я понял американский бизнес. Я посчитал, что слишком удаляюсь от музыкальной индустрии на французском языке, которую я знал и любил, более камерной, намного более близкой к людям. В Штатах это большой бизнес, тяжелый, играют там жестко. Если ты можешь играть так - тем лучше для тебя, ты создан для этого. А я не мог. Я слишком чувствителен, я не могу играть жестко, такие терзания не по мне. Я решил бросить это.

В: Когда вы констатировали, что Даниэль Лавуа, по-английскому выражению, "состоялся" как артист, вы были востребованы, вы могли бы построить на этом свою жизнь, ведь на самом деле это была достижимая цель, и она могла бы принести выгоду.

Д: Слушай, может, на следующий год? Наверное. Может быть.

В: Даниэль, я задаю этот вопрос, потому что вы получили своего первого Феликса в 1980.

Д: Да.

В: Но успех пришел позже. Я говорю о 80-х годах, ну, я имею в виду самый пик.

Д: Да, ты прав, но

В: Все относительно, но Даниэль Лавуа вышел на международную сцену

Д: Большой успех - да, в 80-х.

В: "Tension, attention", имевшая успех, "Ils s'aiment", популярная во всем мире.

В: Когда говоришь о пиано-барах, потом о монреальской сцене, потом выходишь на международный уровень, какая между ними разница?

Д: Нервов больше. Больше, больше, больше... На самом деле, просто растет уровень стресса. Я бы тебе ответил, что я осознал, что, возможно, я начал добиваться успеха, когда увидел свое имя на фасаде театра "Олимпия", поскольку я неделю пел в "Олимпии" в 1988.

В: И диск есть с этой записью.

Д: Есть диск, причем с живой записью. Тогда я и подумал: "Вот я и добился успеха", но в то же время эта профессия стоила так дорого, что прибыли не оставалось ни цента. В конечном итоге, сколько бы ты не зарабатывал, ты тут же все вкладывал заново, чтобы дело шло. Я говорил себе: "Да, все это прекрасно, чудесно, успех, но в итоге живешь у черты бедности. Мне понравилось бы, может, и стоило бы работать на английском, где рынок несравненно шире для тех, кто добился успеха, они могут этим зарабатывать себе на жизнь".

В: Однако, вас это не обескуражило, раз вы достигли международного уровня и продолжаете работать? Вы сознательно решили, что все это слишком громоздко, что такой размах не нужен?

Д: Думаю, я не столько решил, сколько подсознательно отреагировал на некоторые вещи, превысившие то, что я был способен вынести. Мне больше это не нравилось. Мне не нравилась профессия в том виде, в каком пришлось ею заниматься, я посчитал это менее интересным. Прежде всего, у меня не было больше времени заниматься музыкой, а только пиаром. Все время уходило на разговоры, встречи, на одно, на другое, на раскрутку. Все хотят тебя заполучить, то да се, а в итоге ты больше не пишешь музыку. И я нажал на тормоза. Может, не стоило так поступать, но в то время я посчитал, что именно так и надо сделать, и не сожалею. Ни капли не сожалею.

В: И другим можно было заняться. Кино.

Д: Я немного снимался в кино, но у меня нет к этому прирожденного таланта. Я всегда говорил: "Если вы настолько спятили, чтобы приглашать меня, то я настолько же спятил, чтобы согласиться". Нельзя сказать, чтобы получалось хорошо, и признаюсь, что я никогда не считал, что у меня особенно хорошо получается, что в кино, что на телевидении, но мне было прикольно этим заниматься, и я многому научился.

В: "Le fabuleux voyage de l'ange", какого он года? 91-го?

Д: Где-то так, да, Жан-Пьера Лефевра. Совершенно чокнутый фильм.

В: Да нет, и все же, как вы пережили этот опыт?

Д: На едином дыхании. Это единственный способ.

В: Трудно было?

Д: Однозначно проще, чем с "Феликсом Леклером". "Фелиск Леклер" оказался для меня самым трудным. Да нет, "Fabuleux voyage de l'ange" настолько чокнутый, что я развлекался. У нас была отличная команда, очень вежливые люди, фильм оставался на очень камерном уровне. Жан-Пьер Лефевр - не голливудский режиссер, а из авторского квебекского кино. Поэтому все было очень по-человечески. Вполне приятно было.

В: Однажды, в то время, когда можно было взять напрокат кассеты, CD, DVD, был фильм, а на обложке - ваше лицо с Мари-Жо Терьё, не помню названия.

Д: А, это Джонни был. "Книга Евы".

В: "Книга Евы". Да, с Мари-Жо. Настоящий успех.

Д: Да, довольно удачно вышло. Очень хороший фильм. Я работал там с Ги Фурнье. Особенно мне понравилось работать со знаменитой английской актрисой. Я сейчас вспомню ее имя. Обязательно надо его назвать, а я забыл. Она - знаменитая трагическая актриса, игравшая в пьесах Шекспира, согласившаяся на роль в этом фильме. Работать с ней было настоящим счастьем, в тот период я получил огромный опыт. Она очень вежливая, очень помогала мне, я действительно получил массу удовольствия с этой работой. Пусть и не было у меня отличных фильмов, но я получил большое удовольствие от некоторых ролей.

В: Раз уж вы сами это говорите

Д: А что тут еще скажешь? Я же с ума не сошел!

В: Вы упомянули, что "Феликс" был, вероятно, самым трудным кинематографическим опытом.

Д: Да, трудно было.

В: Потому что вы играли Феликса Леклера?

Д: Думаю, потому, что я не особенно верил в такой способ рассказать о жизни Феликса. Помню, за три недели до начала съемок я то одно осознал, то другое, посмотрел, как начинается проект, и сказал себе: "Ничего не выйдет, просто не может получиться. И я позвонил Клоду Фурнье, а, да, это Клод был, не Ги, и сказал: "Клод, я не могу играть эту роль, это неблагоразумно". Клод приехал ко мне, поговорил со мной и, в конце концов, убедил. Это было трудно. Я очень хорошо понял, что мне следовало бы остаться в стороне, когда первая сцена, которую мы снимали, была в Париже в огромной кинематографической студии, с сотнями статистов, все такое грандиозное. Меня попросили играть Феликса в середине его жизни, и теоретически в этот момент я должен был знать своего персонажа, а я до сих пор не сыграл ни одной сцены с ним. Я сказал: "О-о-о... Ну и куда мы с этим зайдем?" Однако, я не думаю, что фильм получился плохим, уж точно не таким паршивым, как некоторые говорили, потому что я знаю, особенно во Франции, к нему были не так предубеждены, как в Квебеке, и были люди, говорившие мне, что им очень-очень-очень понравился этот фильм.

В: Почему Даниэля Лавуа выбрали для роли Феликса Леклера?

Д: Мне кажется, прежде всего, потому что Клод Фурнье счел, что мы с ним похожи, что внешне я очень похож на Феликса, а еще что моя жизнь немного похожа на жизнь Феликса. Тоже поздний успех во Франции, и что я добился популярности во Франции раньше, чем в Квебеке. Так что было определенное сходство, с легко проводимыми параллелями, между жизнью Феликса и моей, что и заставило его посчитать, что я сыграю его очень естественно. К тому же с музыкальной точки зрения я был на это способен. Ведь именно я взял на себя песни Феликса, я занимался всем этим. Так что на этом уровне, наверное, там была идея, которую я мог воплотить. Да и определенное удовольствие я получил, потому что мне очень нравится Феликс, я - очень-очень большой поклонник Феликса.

В: Разумеется. Как и многие другие, а я знаю их лично, потому что я видел этот сериал, этот фильм, он вполне удался. Я считаю, что он удался. И потом, в конце концов, подчеркивая очевидное, это же было рискованно, это и должно было быть рискованно, когда берешься за кумира.

Д: Да.

В: Как в этом случае. Надо, чтобы отлично вышло.

Д: Я всегда говорил Клоду: "Клод, пытаться имитировать Феликса я ни за что не буду, потому что я не смогу имитировать Феликса, я же не имитатор". Клод мало-помалу смирился, потом сказал мне: "Давай хоть парик попробуем". Мне подобрали парик, я сказал: "Я не хочу пытаться быть Феликсом, лучше рассказать о жизни человека, который поет песни Феликса". Все сказали: "Ну да, это Феликс". Но не было никакой попытки его имитировать. Думаю, так было бы еще лучше, эмоции были бы еще сильнее. А мы склонились к клоунской стороне всего этого, что, вероятно, было менее интересной частью фильма. И все же я получил сумасшедшее удовольствие, играя Феликса. Я спел самые красивые песни Феликса, и это было так классно!

В: И в театре вы играли?

Д: Нет, такого не было. В театре?

В: Я имею в виду мюзиклы.

Д: А, мюзиклы. Это же не театр. Ну, тогда чуточку, да. Немного похоже на театр.

В: "Нотр-Дам де Пари".

Д: Да.

В: Непременно надо упомянуть. Это был успех, прямо в яблочко!

Д: Настоящий триумф. Помню, когда вся эта история только затевалась

В: До эфира вы говорили мне, что это было немного похоже на историю "Битлз".

Д: Да, мы пережили историю "Битлз" с "Нотр-Дам де Пари", это точно, потому что 2000 фанов всегда ждали нас у выхода артистов. Каждый вечер, когда мы приезжали, надо было проходить через них, чтобы войти в театр. После спектакля еще хуже - ждало столько же народу, чтобы поймать нас после спектакля. Ужасно. За нами постоянно ходили. Но признаюсь, что тогда, в мои 49-50 лет у меня было достаточно опыта, я относился к этому с юмором, меня это веселило. Молодежи в труппе успех немало вскружил головы, как мог бы вскружить и мне. Я считал, что это классно, развлекался, в то время, как остальные принимали все гораздо больше всерьез. Я понимал их, потому что это нормально, когда тебе 25 лет, и ты попал в такое безумие.

В: Люк Пламондон пригласил вас участвовать в "Нотр-Дам Де Пари", верно?

Д: Люк Пламондон. Я выступал в Оттаве на концерте под управлением Луизы Форестье в честь Люка Пламондона, где я пел "Блюз Бизнесмена". Я спел свою версию "Блюза Бизнесмена", очень драматичную, и в конце спектакля пришел Люк, сграбастал меня в объятия, расцеловал: "Ух ты! Даниэль, как ты пел!", на том дело и кончилось. Несколько месяцев спустя Люк позвонил мне и сказал: "Даниэль, я ищу священника". Я ответил ему: "Люк, я всегда говорил "нет" моей матери, так с чего бы мне ответить "да" тебе?" Но в конечном итоге я счастлив, что согласился, потому что это было сказочно!

В: Многие работали с Люком Пламондоном, ведь он потрясающий творец, написавший знаменитые песни, у него богатейшее воображение.

Д: Люк написал сказочные вещи.

В: Невероятные.

Д: Больше, чем сказочные. Он верен своему миру, он заставил работать с квебекцами, прославил квебекцев и манитобцев во Франции, многим открыл там путь к карьере. Он - важная фигура в нашей песне. Еще он очень добрый, надо здорово заблуждаться в чем-нибудь, чтобы он сказал хоть слово против.

В: Да, понимаю. Потерял, что тут у нас дальше...

Д: Не знаешь, что дальше?

В: Да нет, нет. Говоря о "Нотр-Дам де Пари", о спектакле уже 15-летней давности

Д: Уже, да.

В: Вы говорили, что когда переживаешь такое событие в 50 лет, то это не то же самое, что в 25.

Д: Нет.

В: Благодаря чему же вы сохранили свой дух? Благодаря святому духу? Ведь часто говорят "секс, наркотики и рок-н-ролл" об этой профессии. Даниэль Лавуа всегда твердо стоял обеими ногами на земле?

Д: Не знаю даже. Может, это мое классическое образование, воспитание у иезуитов. Наверняка франко-манитобец во мне, потому что во франко-манитобцах всегда сидит реалист по отношению к жизни. Наверное, вот это. Я и сам не знаю. Возможно, "большая жизнь и сияющие огни" не так уж меня интересовали. Я любил свою профессию, любил вызов, да и сейчас люблю. Но финтифлюшки вокруг этого любил меньше. Все остальные после шоу шли в клуб, пили ночь напролет, но они, конечно, молодые были, я-то нет. Я шел спать, потому что на следующий вечер мне надо было петь. Поэтому я был, наверное, благоразумнее и не жалею об этом, меня не тянуло чересчур к этому "звяк-звяк". Так что я оставался верен той стороне профессии, которую любил, и не стремился к тому, к чему меня не тянуло.

В: Поставим песню? У меня тут есть одна.

Д: Даешь мне время глоток воды выпить?

В: Ага.

Д: Ну, не знаю.

В: Тогда начнем с "Dans le temps des animaux", почему бы и нет? Вернемся в прошлое.

Д: Да.

Звучит "Dans le temps des animaux".

В: Сейчас 15:44, вы слушаете передачу "L'actuel", и мы разговариваем с Даниэлем Лавуа. Даниэль, мы говорили о "Нотр-Дам де Пари", чудовищном успехе.

Д: Мировом успехе! Невероятном! У меня есть фан-клубы во Вьетнаме, в Китае, фаны в России, в Румынии, в Чехословакии, в Польше. Потрясающе, во что вылилась эта затея. Я всю жизнь работал, добившись относительно скромного успеха в Квебеке и во Франции, а тут - всемирный успех. Настоящий подарок.

В: Поговорим о России, поскольку вы немало времени провели в России.

Д: Немало. Я туда регулярно езжу. Дело в том, что "Нотр-Дам де Пари" имел огромный успех в России, и не русская версия, хотя в России и русская версия есть. Русские – они в некоторой степени франкофилы - открыли для себя оригинальную версию с первоначальным составом - Гару, Брюно, вся команда, они лучше знают французскую версию, чем русскую. Поэтому в какой-то момент они начали настойчиво звать к себе артистов, которые пели в оригинальной версии. И однажды мы оказались в России с концертом "Нотр-Дам де Пари", и не только в Москве, но и в Санкт-Петербурге, и в Киеве, в Украине. Я понял, что в России у меня есть многочисленная публика, и много раз возвращался туда со своими музыкантами, давая турне Даниэля Лавуа в России, где, к своему большому удивлению, увидел публику прежде всего молодую, я уже давно не слышал, чтобы на моих концертах публика кричала, ведь моя публика в Квебеке и Франции постарела вместе со мной и больше не кричит.

В: Чтобы зубы не вывалились!

Д: Вроде того! [хохочут]

В: А там я оказался перед публикой такой молодой, от 20 до 35 лет, восторженной, и не только восторженной, они еще и песни мои знают. Я видел, как они поют "J'ai quitté mon île" со мной, и мне было трудно допеть песню, у меня комок в горле стоял, я не мог опомниться и думал: "Как же получилось, что мои песни добрались до России, и я вижу, как их поют молодые? В то время как в Квебеке молодые, ну, они знают их, но я - рок-звезда для молодежи в России!" [смеется] . Я сказал себе: "Наверное, я делал в жизни хорошее, вот добрый боженька и сделал мне подарок под конец жизни, дал мне молодую публику, которая кричит на моих шоу и дарит мне цветы". Правда, это настоящий подарок!

В: И вас приглашают снова и снова?

Д: Регулярно. Кстати, я должен был туда поехать в марте, теперь вот не знаю, выйдет или нет, потому что с политической ситуацией там это стало трудно. Очень трудно. И даже не в политической ситуации дело, а в падении рубля. Фактически, покупательская способность резко снизилась, а турне там стоит дорого - самолеты, всех привезти надо. Рубль упал вдвое по сравнению с тем, сколько он стоил три года назад. Я не уверен, что получится туда поехать, может быть, стоит подождать, пока рубль снова поднимется, политическая ситуация прояснится. Не знаю, поеду ли я туда в марте. Мне будет грустно, если с турне не получится, потому что у меня в России хорошие друзья, и это правда интересно и приятно - ездить в такую страну, которую совсем не знаешь.

В: Куда вас приглашают еще, кроме России, достаточно регулярно, на сольные концерты, либо с вашей группой?

Д: Я делаю шоу по большей части во Франции, еще в Бельгии и в Швейцарии, в России, в Польше, в Украине. В восточные страны тоже хотелось бы, но их покупательская способность не так велика, поэтому туда трудно приехать со всей командой, и чтобы это окупилось.

В: Давайте теперь поговорим о вашей личной жизни, семейной жизни, у вас есть дети, сколько им сейчас лет?

Д: Да. Сойти за молодого не удастся. [смеется] Старшему 40 лет, у него трое детей, так что я трижды дедушка, еще моя дочь - дочь моей жены, ей 30, и моему младшему 26.

В: Вот так. Они занимаются музыкой?

Д: Младший занимается. Жозеф занимается музыкой. Он учится в музыкальной школе Беркли, изучает электро-акустику, изучает такое, что и я сам не знаю, дело идет к тому, что он меня учить будет, и это было бы отлично.

В: Конечно, они сопровождают вас в вашей карьере долгие годы. Как они росли со всем этим, учитывая, что их отец как-никак Даниэль Лавуа? Может быть, не тот Даниэль, которого знают остальные. Как они с этим управляются?

Д: "В радости и в горе", как говорится. Когда ты только что спрашивал меня, как мне удалось устоять на ногах, то, думаю, именно моя семья помогла мне в этом. Когда я возвращался домой, моя жена говорила мне: "Добрый вечер. Мусор!" - "Чего-о?! Выносить мусор? Я - звезда, не буду я мусор выносить!" А она мне: "Вынеси мусор!"

В: Ну да, больше-то некому! [хохочут]

Д: Именно это и возвращало меня на землю. И я это очень ценил, потому что это служило основой настоящей жизни, которая позволяла не увлекаться пусканием пыли в глаза, потому что шоу-бизнес пьянит, уводит от реальности. Если позволить себе увлечься, то оторвешься от нее очень легко. "Ты такой чуткий, такой красивый, такой умный, и такой и эдакий", повсюду найдутся подлизы, все вокруг готовы тебе сказать, какой ты чуткий и красивый, и в какой-то момент ты начинаешь в это верить, а вот это уже никуда не годится. Никуда не годится, потому что это ударяет тебе в голову, и в итоге ты становишься мерзким придурком. В мои намерения не входило становиться мерзким придурком, вот я и старался избегать этого, насколько возможно. [смеются]

В: Даниэль Лавуа, Шарлю Азнавуру 90 лет, и он до сих пор дает спектакли

Д: Да!

В: Намерены поступить так же?

Д: Ничего я не намерен. Если мне будет все так же нравиться в 90 лет, то наверняка буду писать музыку. Если буду еще способен петь, - и надеюсь, получше, чем Шарль, поскольку поговаривают, что голос у него дребезжит, - но раз есть люди, готовые каждый вечер выкладывать 200 монет за то, чтобы его увидеть, то тем лучше для него!

В: Что вам осталось сделать, Даниэль Лавуа?

Д: Я работаю над новым альбомом, продолжаю писать. Не знаю... Что осталось, что осталось... Я же не знаю, сколько лет жизни мне осталось, да и не особо об этом думаю.

В: Что мне осталось сделать, то и осталось?

Д: Что мне осталось сделать, то и осталось. Я не слишком об этом думаю. Амбиций у меня больше нет. Думаю, я уже сделал все то, что хотел, и теперь делаю то, что хочу. [смеются]

В: Даниэль Лавуа, мне было чрезвычайно приятно, большое спасибо, что пришли к нам на передачу.

Д: Ты очень любезен. Ты заставил меня говорить намного больше, чем я говорю в течение месяца. Думаю, теперь я на пару недель умолкну.

В: Даниэль Лавуа, большое спасибо.

Д: Спасибо.

Звучит "Jours des plaines".

________________________________________________________________________________________________________________

Авторы: Vincent Dureault;

Сайт создан и поддерживается поклонниками Даниэля Лавуа с целью популяризации его творчества info.lavoie@yandex.ru
Авторы переводов: Наталья Кривонос, Алла Малышева, Лиза Смит
© Воспроизведение переводов возможно только с разрешения администрации сайта и с указанием ссылки на источник