Chanson boum! | |
Chanson boum! Дата выхода интервью: 2012-05-27 |
|
www.franceculture.fr | |
В: Добрый вечер, дорогие слушатели! Добрый вечер, Даниэль Лавуа. Издалека Вы приехали, а? Д: Издалека. В: Значит, Вам за это еще одно спасибо. У Вас новый альбом, он называется "J'écoute la radio". Альбом новых, пересмотренных версий песен. Какая Ваша песня там самая старая? Д: "J'ai quitté mon île" 1971 года. В: Да? А какая самая новая? Д: "J'écoute la radio", песня, давшая название альбому, она прошлого года. В: Идея состояла в том, чтобы собрать прежние хиты? Известные, наверное, по большей части по другую сторону [Атлантики]? Д: В Квебеке, да, разумеется. Все песни альбома известны квебекцам, в то время как здесь вы знаете "Ils s'aiment", вы немного знаете, наверное, "Tension, attention", но вообще вы знаете немного моих песен. В. Поначалу я бы сказала, что это альбом для секса. Это действительно музыка, которую хорошо слушать, когда занимаешься любовью.Д: Вот как?? В: Надеюсь, Вас не обидели мои слова? Д: Наоборот, мне приятно. В: Очень мягкая музыка. Нет, кому-то нравится заниматься любовью жадно и нетерпеливо, но Ваша музыка такая ласкающая, чувственная, и в то же время немного философская. Д: Ну, она немного похожа на меня. Вот это все похоже. В: У Вас сохранились воспоминания о том, как к Вам пришла "Vérité sur la vérité"? Д: Подождите, "La vérité sur la vérité" - очень старая песня, это песня, которую я написал, когда мне было 24-25 лет. Должно быть, в то время я как раз переживал философский экстаз, и наверняка в тот день я понял кое-что о жизни, у меня всегда была склонность к размышлениям в песнях. Вероятно, были и любовные страдания, женщина, которая меня обманула или разочаровала, потому что в песне есть такой куплет. Но это одна из моих песен, которые я помню меньше всего. В: Послушаем ее, а Вы освежите воспоминания. Д: Хорошо. В: Слова и музыка Даниэля Лавуа, "La vérité sur la vérité". Звучит "La vérité sur la vérité". В: Резюмируя предыдущую часть передачи, Вы вовсе не квебекец, Вы - франко-? Д: - Манитобец. Я из Манитобы. В: Там большая река? Мне даже кажется, что Сена - это такая мелкая речушка около Манитобы. Д: На самом деле, Манитоба - это провинция, большая центральная провинция Канады. Уиннипег, Большие озера. В: И там - маленькое франкофонное сообщество? Д: Островки. В: Пытающиеся бороться? Д: Галльские деревни. В: Островки сопротивления? Д: Да. Та, откуда я родом, даже в большей степени, потому что мы были далеко от центра, где все же было много квебекских деревень. Нас там было половина шотландцев, половина французов, и жили мы довольно хорошо на протяжении 50 лет. В: С ненавистью английского сообщества, конечно? Д: Вероятно. Вероятно, именно это заставляло нас прислушиваться друг к другу, быть ближе, не слишком ссориться. Но как только в обиход вошли автомобили, все изменилось. Все стали англофонами. В: Какое там небо? Д: Там самое красивое небо в мире. Вы знаете небо Запада? В: Немного. Оно очень высокое? Д: Так как воздух очень сухой, видно очень далеко, атмосфера настолько прозрачна, что видно очень-очень далеко, видны очень далекие облака, нет той влажности, которая поглощает свет, как в странах вроде Квебека, да и во Франции тоже. Есть ощущение высоты. Именно поэтому наш край называют "Страной большого неба", это страна высокого неба. В: У вас есть богатый опыт принадлежности к меньшинству. Д: К совсем маленькому меньшинству. В: К совсем маленькому меньшинству? Д: В моей деревне было всего 200 жителей - 100 франкофонов и 100 англофонов. И у этой сотни франкофонов даже был один монастырь, женский монастырь, и церковь была. В: У канадских франкофонов образованием целиком занималась церковь? Д: По большей части - да. То есть монашки, а в то время мы в Манитобе не имели права говорить по-французски, законодательство запрещало обучение на французском языке в школах, так вот, монашки должны были преподавать на английском, но они умудрялись выкраивать 45 минут в день, чтобы учить нас французскому. Так что французский язык я учил 45 минут в день с монашками, а все остальное преподавание в школе велось на английском. В: А еще канадские франкофоны, понятное дело, единственные франкофоны, знающие, что такое колонизация. Д: Ну, наверное, да, полагаю. В: О пользе колонизации много сказано, но, должно быть, надо спросить у квебекцев и канадских франкофонов, какое это удовольствие, когда к тебе относятся как к человеку второго сорта. Д: Прежде всего, мы, манитобцы, - люди очень, как бы сказать, приниженные. Стеснительные, знающие свое место, не привлекающие к себе внимание. Среди франкофонов за пределами Квебека редко можно найти уверенных в себе людей, кто отвоевывал бы свое место. Нет, это люди, стремящиеся поменьше шуметь, поменьше привлекать к себе внимание. В: Неидеальная ситуация для того, кто хочет стать артистом. Д: Это серьезно мешало мне всю жизнь, признаюсь Вам. Да это до сих пор осталось, мне никогда не удавалось до конца это преодолеть. В: "J'ai quitté mon île". Какова ее история? Д: На самом деле, совсем незначительная история. Эта песня родилась однажды утром, когда я лежал в постели с женой, той, на которой я был женат в то время, а дома у меня был друг, он играл на гитаре, он начал что-то играть. Я спросил его: "Что ты играешь?". Он ответил мне: "Не знаю, так, ерунду какую-то". Я сказал ему: "Сыграй еще раз то, что ты играл". "Да я не знаю, что это". "Сыграй еще раз!" Кончилось тем, что он все же подобрал то, что играл, и я сказал: "Вот оно! Я хочу это. Это же песня". "J'ai quitté mon île" родилась в то утро с моим другом Клодом Буксом, который просто перебирал аккорды на гитаре. Потом мне пришла в голову идея текста, мы же все были, скажем так, эмигранты, жили в Монреале, мы уехали из Манитобы, чтобы жить во французской среде, в Квебеке. В: То есть Вы уже жили в Монреале в 70-е годы, когда он был чрезвычайно взбудоражен? Д: И это было чрезвычайно приятно! Именно поэтому я там и остался. Я приехал на несколько недель, чтобы сделать турне с друзьями, мы вместе занимались музыкой, и когда я открыл для себя Квебек 70-х годов, я уже никогда не вернулся в Манитобу. В: Французы не знают, что это было место, где происходило очень-очень-очень многое. Д: Происходило многое. Думаю, в то время Квебек даже повлиял на Францию. В то время в Квебек приезжали, чтобы посмотреть, что происходит в песне. В: Так что "J'ai quitté mon île" - это Д: Мой остров - это моя деревня. Возвращаясь в свою деревню, я всегда ощущал, что возвращаюсь на свой остров, потому что я был пансионером в колледже у иезуитов, и каждые три месяца возвращался на автобусе в свою деревню. В: Сколько часов на автобусе? Д: 3-4 часа на автобусе, чтобы вернуться домой, и моя деревня виднелась издалека, за пшеничными полями. В: Это был открытый колледж или такой, как колледжи 19 века? Трамбле мне говорил, что в Монреале были школы, где Виктор Гюго был под запретом. Виктора Гюго нельзя было читать, потому что в нем не чувствовалось веяния святости Ватикана. Д: Нет, лучше, намного лучше. Иезуиты, приезжавшие в Манитобу, были иезуитами, хотевшими некоторого сходства с Квебеком, они были страстными поклонниками воспитания, они давали нам слушать Лео Ферре в классе, и с ними мы открывали для себя мир так, как никогда я не смог бы этого сделать в Манитобе, клянусь Вам. В: Иезуиты, дававшие вам слушать Лео Ферре, что ж, а нам остается только послушать Вашу песню. "J'ai quitté mon île", Даниэль Лавуа, Даниэль Лавуа. Звучит "J'ai quitté mon île". В: Как музыка вошла в Вашу жизнь? Д: Моя мать любила музыку, страстно любила музыку. В: Она играла на каком-нибудь инструменте? Д: Она ни на чем не играла, но она пела. Она пела в деревенском хоре. Ее настойчиво приглашали петь на бракосочетаниях, на похоронах. В: Она пела "естественно" или в стиле оперетты или? Д: Естественным голосом. Но очень приятным естественным голосом. В: Какой репертуар? Народные песни, типа "À la claire fontaine"? Д: Народные, "À la claire fontaine", старые хорошие песни. В: Хорошие? Отобранные священниками? Или в стиле французской песни? Д: "Marianne s'en va-t-au moulin". В: Серьезную подборку или песни, передающиеся устно из поколения в поколение? Д: Именно так. Это называется "хорошая песня", и, мне кажется, в Квебеке печатались такие вот книжечки. Мой дедушка был страстным поклонником музыки, живя на старой ферме, он был сумасшедшим поклонником, маньяком классической музыки, пения, оперы. У него была коллекция Карузо, оперного пения, и он передал свой вкус, свою страсть к музыке своим детям, и моя мать любила оперу. Впрочем, у нас дома невозможно было слушать популярную музыку, до того, как мне исполнилось 14 лет. У моей мамы не было ничего, кроме классической музыки, так что мы не имели возможности слушать другую музыку. В: Что является неплохим музыкальным воспитанием. Д: Не знаю. Но мне нравилось. В: Другую музыку можно было послушать и вне дома. Д: Можно было услышать повсюду, везде по радио. В: И уже с музыкой на радио можно было познакомиться с обычной популярной музыкой. Д: Точно. И, надо сказать, она вся была на английском, потому что у нас французского радио не было. Мы были слишком далеко. Так что я слушал музыку кантри, и американское, и канадское кантри, и рок того времени, я вам говорю о 50-х годах. А вот французскую песню я открыл для себя намного позже. Моя мама однажды купила коллекцию "Columbia Records", в этой коллекции был диск Люсьен Делиль, которая пела французскую песню, и это был первый раз, когда я услышал, как поют по-фран-цуз-ски. В: У Люсьен Делиль очень красивый голос. Д: Очень красивый, да. В: С таким милым парижским выговором. Д: Обожаю Люсьен Делиль! В: Все ее знают по песне "Mon amant de Saint-Jean". Д: Да. В: Которая до сих пор популярна, и во многом из-за ее голоса. Д: Люсьен Делиль хорошо пела. В: Очень хорошо! Д: Она была Эдит Пиаф для тех, кто тяжело воспринимал Эдит Пиаф. В: Она не такая мрачная. Д: Не такая мрачная. Намного менее мрачная. В: Повеселее. Да и с яркой внешностью к тому же. Д: Ну, не знаю. Я не знаю, как она выглядела. В: Она была первой певицей, позволявшей себе делать недовольное лицо. Д: В то время надо было иметь смелость, чтобы так сделать. В: Она перекрашивалась то в брюнетку, то в блондинку. То была брюнеткой с длинными волосами, то блондинкой с короткими. Д: Получается, что она изобрела шоубизнес! В: Его изобрели немного раньше нее. Когда ты начал учиться играть на музыкальных инструментах, вообще учиться музыке? Д: В 4 с половиной года. Моя мама, которая всегда мечтала уметь играть на пианино, но не могла, потому что не было никого, кто бы мог ее научить. Она жила с моим отцом, который в то время держал универсальный магазин в Данри, в деревне не было никакой возможности брать курсы игры на фортепиано, так что в 4 с половиной года она решила, что я сделаю то, чего она никогда не могла сделать, и отправила меня к монашкам учиться играть на пианино. Поэтому я начал заниматься музыкой совсем маленьким. В: И тебе нравилось? Д: Я это ненавидел. Ненавидел. В: Усердные тренировки для пальцев? Д: Да. Усердные тренировки для пальцев, и особенно то, что у нас дома не было пианино, и я должен был ходить в монастырь репетировать, практиковаться, играть гаммы, поскольку в монастыре было несколько пьес для фортепиано. И каждый день я должен был оставлять своих друзей, которые играли на улице, идти в монастырь, играть на пианино, и я ненавидел пианино. В: А когда же тебе это начало нравиться? Д: Мне начало это нравиться, когда... Мне всегда нравилось, когда меня оставляли одного за пианино, и я мог делать то, что хочу. Когда мне предоставляли свободу играть то, что мне хотелось играть, я понимал, что у меня получается играть то, что я хотел, слушая то, что нужно было услышать в нотах. И тогда я открыл для себя, что в музыке есть что-то намного более интересное, чем то обучение, которое мне давали. Когда я еще раз попал к иезуитам, я был пансионером и проводил все выходные в пансионе, в то время как экстерны и вообще все расходились по домам, а я оставался в колледже. В колледже практически никого не оставалось, потому что большая часть франкофонных деревень Манитобы находились недалеко от Сен-Бонифаса, дети уходили домой на выходные, а моя деревня находилась в 250 км, так что и речи не могло быть, чтобы я ездил туда на выходные, поэтому я проводил их в колледже, у меня был доступ к пианино, и я открыл для себя удовольствие, которое может доставлять пианино. Оно стало моим товарищем во время перерыва в занятиях, и когда я проводил выходные за выходными, выходные за выходными, играя на пианино. В: Какой была твоя первая публика? В какой момент ты осознал, что люди хотят прийти тебя послушать, когда ты исступленно играешь на пианино? Д: Бог мой. Я быстро начал играть с группами , потому что иезуиты позволяли нам играть рок. (смеясь) Да я молиться на них должен! Они позволяли играть в группах, организовывать группы, заниматься музыкой вместе, ну, и люди знали, что я играю на пианино, поскольку я провел всю свою жизнь за пианино, и со временем, так как я за ним проводил не только выходные, но и, если выдавалось свободных полчаса в полдень, я бежал играть на пианино, так что меня очень быстро спросили, хочу ли я участвовать в группе. Так я начал играть музыку в группе, когда мне было 14 лет. В: "Jours des plaines". Можешь мне рассказать о ней? Д: Ну-у, это долгая история. L'ONF, "Национальный офис фильмов", готовил серию фильмов о франкофонах за пределами Квебека и Тереза Декари, продюсер серии, попросила меня написать песню о том, что такое быть франкофоном за пределами Квебека. Каково это - быть франкофоном вне Квебека. Я сказал: "М-да, не слишком удачная идея - давать такое задание", и я в течение нескольких лет я отказывался писать эту песню. Три года она приставала ко мне с этим. В: Но это же твоя жизнь? Д: Да, но, тут такое дело В: Ты не хотел быть жертвой? Д: Я не хотел быть жертвой, и я знал, что невозможно говорить о франкофонах за пределами Квебека, не чувствуя себя жертвой. Вот. Да, это правда. Я не хотел, я отказывался писать эту песню, и когда я ее написал, я понял, что стал жертвой, потому что это на самом деле так. Когда переживаешь смерть чего-либо, тебе остается только говорить об этом, другого выбора нет, и я должен был сказать об этом. Это стало гимном для франкофонов вне Квебека. О смерти заявили во всеуслышанье, и она постепенно наступает. Может быть, медленнее, чем я думал, но это происходит. В: Я бы осмелилась назвать ее гимном всего мира. Д: Разумеется, это должно случиться, думаю, что французский язык В: (смеясь) Ладно, ладно, не будем заходить так далеко, лучше послушаем твою песню, "Jours des plaines", слова и музыка Даниэля Лавуа. Нет, нет, не будем строить из себя предвестников несчастья. Д: Да тут дело не в предвестниках несчастья. С поверхности Земли исчезли 10000 языков. В: Но это же грустно. Д: Нет, не грустно. В: Я борюсь за то, чтобы баскский, бретонский, окситонский наречия не исчезли во Франции. Д: Но они же исчезнут? В: Да, но Франция - единственная европейская страна, которая отказывается подписывать хартию по защите языков-меньшинств. Ладно. "Jours des plaines", Даниэль Лавуа. Звучит "Jours des plaines". В: Сделаем прыжок в Квебек? Меня спрашивают: "А вы знаете Лизу Леблан?". Да, знаю. Д: Она не из Квебека, а из Нового Бранзуика. В: Акадийка, если говорить по-французски. Д: Она восхитительно говорит об этом. Я видел ее, познакомился с ней на фестивале в Петит-Валле два года назад, послушал ее и сказал себе: "Если бы у меня был собственное издательство, я бы тотчас же подписал с ней контракт!" Но есть люди, заинтересовавшиеся ей. В: Про нее в интернете полно всего. Д: Слушай, она имеет невероятный успех, в ней есть свежесть, и она предлагает нам что-то, чего у нас не было и чего нам не хватало. В: Песня называется "Aujourd'hui ma vie c'est d'la marde". Звучит "Aujourd'hui ma vie c'est d'la marde". В: Лиза Леблан, "Aujourd'hui ma vie c'est d'la marde". Мы купили этот трек через интернет. Д: А вы хоть знаете, что такое "la marde"? В: Да, знаю! Д: Нет, нет, (говорит с нарочитым квебекским акцентом) я просто подумал, что акцент мог вас слегка запутать. (смеются вместе) Это вовсе не "merde" (прим. перев.: "merde" - "дерьмо") В: А-а, там более широкий смысл! Д: Да, более широкий, намного более широкий. И намного более мрачный. Смеются вместе. В: То есть Вы слушаете? Вы стараетесь быть в курсе событий? Д: Нет. Не слишком много. Но я слушаю. Слышу. Бывает, мне очень нравится, бывает, меньше, по-разному. Но, признаюсь, мне кажется, за последние несколько лет не происходило ничего особо выдающегося. Мне не кажется, что сейчас песня переживает особо бурный период. На мой взгляд, мы вступаем в период эстетизма, сейчас повторяется многое из уже созданного, но повторяется в лучшем виде. В: Все эти альбомы в стиле 60-х, 50-х годов? Д: В то время люди изобретали новое, то, чего раньше не существовало, но сейчас, когда я слушаю то, что делается молодыми, новинки, и, в основном, они берут уже созданное и переделывают его с новыми технологиями, с какой-то утонченностью. Получается нечто интересное и часто очень умное, но меня это не слишком вдохновляет. В: Назови мне двух знаменитых певцов из тех, кого французы не знают, но они знамениты в Квебеке и вообще во французской Канаде? Даниэль вздыхает и молчит. В: О ком люди говорят, что это несправедливо, что их не знают, что они больше не знамениты. Д: Подожди, мне надо подумать. В: Трудно? Д: Мне же надо осмысленно ответить. (молчит) Мне очень нравится Каркуа, это группа такая. В: Да-да, именно так. Они еще принимали участие в этом проекте, касающемся вашего известного поэта. Д: "12 hommes rapaillés", точно, в котором мне выпала удача, большая удача, поучаствовать. Кроме них, в течение некоторого времени, (молчит) бог мой, вы что, спать не сможете, если не узнаете? (Долго молчит. Молчит и ведущая.) Мне очень нравится Мартэн Леон В: Не знаю такого. Д: Который пишет очень хорошие тексты. В: Поищу его. Д: И очень эстетичные, и который приносит, в свойственной ему манере, что-то интересное, что решительно заслуживает того, чтобы он был известен во Франции. В: А Вы заслужили, чтобы мы перешли к одной из Ваших песен, дорогой мсье Лавуа. Д: Этого-то я и боялся. В: "La danse du smatte". Д: М-м. В: Она стала гораздо зажигательнее. Д: На самом деле она отражала состояние полнейшего разочарования и неудовлетворенности, потому что эта песня была написана в момент полного упадка духа, я был по горло сыт этой профессией, последние два альбома, которые я перед этим выпустил, не имели большого успеха, я был очень беден, и я катил на своем старом велосипеде, на своем старом разбитом велике по Монреалю, и, уж не знаю почему, мне в голову пришел этот припев, я присел в парке Лафонтен, у меня были с собой ручка и бумага, и написал текст "La danse du smatte". В: То есть "smatte" - это офранцуженное слово "smart"? Этакий хитрюга, ловкач? Д: Клоун. Тот, кто старается рассмешить людей. В: "La danse du smatte". Даниэль Лавуа. Звучит "La danse du smatte". В: Любовь. Даниэль Лавуа поет о любви. Д: Да не так уж много. Не так много. В: Песни о любви пользуются большим успехом. Д: Ну да, ну да. Надо бы мне еще их понаписать. На самом деле о любви я написал немного песен. Песни о любви, это когда там есть "я тебя люблю", так ведь? И я бы даже сказал, что во всем моем репертуаре их м-м-м В: "Ils s'aiment" вроде песня не о ненависти? Д: Это песня не о ненависти, она о любви. Но не песня в стиле "я люблю тебя". Там нет слов "У тебя красивые глаза" В: "У тебя бездонные глаза" и все такое. Д: И "Твои чернильно-черные глаза". Конечно, это песня о любви, но В: Она так написана, чтобы избежать затасканных фраз? Которые уже надоели. Д: Не думаю, что я осознавал это, когда ее писал. В: Не говорить "я люблю тебя", ходить вокруг да около, говорить намеками, искать какие-то уловки? Д: Не знаю. Я никогда не старался найти никаких уловок. В: Как родилась идея этой песни? Д: Я смотрел по телевизору новости в полдень и готовил себе бутерброд, прежде чем вернуться к себе в студию, и увидел репортаж из Бейрута, где показали юношу и девушку, идущих по улице, держась за руки, среди развалин, дыма, и меня это глубоко потрясло. В: Идея - любовь сильнее всего? Д: Любовь сильнее всего, и особенно видеть, что эти молодые люди далеки от этих задымленных развалин, что, если бы они были в Версале, для них ничего не изменилось бы, и я вернулся в студию и за 20 минут написал "Ils s'aiment". Вот так вышла эта песня. В: "Ils s'aiment". Даниэль Лавуа. Звучит "Ils s'aiment". В: Что приятно на этом альбоме, так это непрерывность, настоящая однородность при переходе от песни к песне, некоторое другое восприятие песен и не слишком грустных, и не слишком веселых. Д: Не слишком веселые, но и не слишком грустные. Мне кажется, я всегда избегал морализаторства, но, разумеется, это была одна из целей альбома - собрать 40 лет песен под одной крышей, и сделать их хорошо звучащими сегодня. В: Разумеется, когда утрачивается дух времени Д: Но они существуют. Старые версии продолжают жить, это очевидно. Да, сейчас, не знаю почему, может, из-за того, что я начал чувствовать, как старею, захотелось оставить что-то. В: Это настоящая причина? Д: Не знаю. Может, просто бессознательно получилось. Не знаю. Меня часто спрашивают: "Почему ты это сделал?", а у меня не получается объяснить. Я выбрал песни, которые мне нравятся, которые не утратили для меня смысла, и мне захотелось сделать их красивыми. В: Чем для вас была Франция? Для Вас, не-француза? Что Вы думали о том, что происходит во Франции? Чем она была для Вас в Вашей карьере певца и музыканта? Д: Прежде всего, это было для меня открытием. Приехав из Манитобы в Квебек, а потом во Францию, я понял, что не умею говорить по-французски. В: Что Вы говорите на другом французском? Д: Ну да, я говорил на другом французском. В: А когда Вы приезжаете в Швейцарию, Вы говорите опять на другом французском. Д: Да, разумеется, но тут немного другое. В Манитобе, откуда я родом, активный словарный запас в то время, когда я рос, был где-то 5-10 тысяч слов. В: Намного больше, чем у наших политиков. Смеются. Д: Неправда, вы же знаете. Они отлично владеют языком. Когда я приехал во Францию, познакомился с французами, с их словарным запасом, с их языком. Я влюбился во Францию, да и французы меня приняли довольно хорошо. Даже если бы не тот внезапный огромный успех, я чувствовал себя здесь хорошо, я чувствовал себя во Франции как дома. В какой-то мере это любовь. В: Кто оказал влияние на Ваши тексты, на Вашу музыку? Когда Вас слушаешь, кажется, что Вы находитесь по другую сторону Атлантики, как будто Вас не сразу слышат, а спустя примерно 30 секунд. Объемный голос, приходящий с мягкой задержкой. Д: Ладно. Если бы я сказал вам "Лео Ферре", вы бы мне не поверили. И все же Лео Ферре, вероятно, это тот человек, песни которого я слушаю до сих пор, постоянно, снова и снова. В то время как у меня больше не получается слушать других наших великих французских, франкофонных певцов, Лео остается любовью моей жизни. Вероятно, именно он оказал на меня наибольшее влияние. В: Но, во всяком случае, не на манеру пения. Д: Нет, нет. Я не умею подражать Лео. В: У Вас совсем разные манеры пения, и Ваша ни у кого не заимствована. Д: Нет, это моя собственная. Я всегда следил за тем, чтобы быть верным самому себе, никого не копировать. Может, это не всегда хорошо, но это мое. Правда. В: У Вас уже были сюрпризы, связанные с тем, как принимают этот альбом там, у Вас? Д: Когда я объявил о выпуске альбома реприз, очень многие были настроены скептически. В: Наверное, журналисты, да? Д: Именно так. А когда альбом вышел, все зашевелились, говоря: "Так это хорошая идея!" Самым лучшим сюрпризом было то, что мои друзья певцы говорили: "Я в это не верил, но теперь мне самому хочется такое сделать". Наверное, это самое лучшее доказательство того, что это была не совершенно дурацкая идея. В: Критика была доброжелательна к альбому? Д: Да, думаю, да. Сильвэну удалось найти несколько хороших фраз об этом диске, что вообще редкость. В: На него непохоже. Д: Непохоже. И потом еще он пришел на мой концерт, и снова говорил очень приятные вещи. Это случилось два раза подряд, и в следующий раз он меня точно убьет. В (смеясь): Это точно! "Boue qui roule". Последняя песня на альбоме, и я расскажу Вам маленькую историю с Рене Лебак, первой певицей, спевшей Лео Ферре со сцены. У нее была песня "Elle tourne, la Terre", в 45 или 46 году, и директор музыкального театра, в котором она выступала, Голдин, сказал ей с довольно сильным восточным акцентом: "Вы молодая, вы красивая, и вы поете философские песни?" (Смеются)Я послушала "Boule qui roule" и сказала себе: "Ух ты, а песня-то философская!" Д: Да, философская песня. На самом деле та ночь, когда я осознал свое место во вселенной, подарила эту песню. Вероятно, это одна из самых важных песен среди тех, что я написал. Для меня, разумеется. В: Мне остается только поблагодарить Вас за столь долгое путешествие, которое Вы к нам проделали. Д: Спасибо, Элен. В: "Boule qui roule". Даниэль Лавуа. Звучит "Boule qui roule". В: Диск "J'écoute la radio" доступен у Abacaba, набрав в поисковике "Daniel Lavoie", вы найдете массу сюрпризов. Также у него есть официальный сайт. Вы можете слушать, переслушивать и скачивать эту передачу на сайте France-Culture. На будущей неделе, я еще не говорила вам, у нас в гостях будет Робер Шарлебуа. Вы слушали "Chanson boum", Мариан Шассёр, Жан-Мишель Коки, Патрик Молинье, Элен Азера. Спокойной ночи, до следующей встречи на волнах "France culture". |
________________________________________________________________________________________________________________
Авторы: Hélène Hazéra;
Сайт
создан и поддерживается поклонниками Даниэля Лавуа с целью популяризации его творчества info.lavoie@yandex.ru
Авторы переводов: Наталья Кривонос, Алла Малышева, Лиза Смит © Воспроизведение переводов возможно только с разрешения администрации сайта и с указанием ссылки на источник |